Предисловие

И десяти лет не прошло с той поры, когда нам казалось, что начало греческой истории скрылось за завесой непроницаемой тьмы. Вольф и его последователи буквально разорвали Гомера на куски; школа Нибура критиковала легенды доисторической Эллады, покуда от них ничего не осталось, а наука сравнительной мифологии решила, что «божественное предание о Трое», как и сказание об осаде Кадмийских Фив, – всего лишь вариация на тему бессмертного предания о том, как сияющие силы небес день за днем штурмуют чертоги небосвода. Первая часть «Истории» Грота – конец и вершина этого периода деструктивной критики. Великий историк доказывает, что у нас нет никаких источников, восходящих к героической эпохе Греции; между ней и эпохой письменности лежит глубокая, ничем не заполненная пропасть, и легенды, которые рационалисты-летописцы превратили в историю, нельзя отличить от преданий о богах. На поверку оказалось, что наши данные по так называемому «героическому», или «доисторическому», периоду недостаточны. В мифах, которые рассказывали о древних героях, действительно могло содержаться какое-то зерно истины, однако сейчас обнаружить его мы уже не можем. С несокрушимой логикой нам указывали на то, что все части мифа тесно связаны и что мы не можем произвольно отделить и различить одну от другой.

Такая разрушительная работа неминуемо предшествует работе восстановительной. Лишь когда мы отберем и оценим имеющиеся у нас источники, когда уберем с нашего пути все неверное и неопределенное, мы сможем расчистить почву для постройки здания истины из новых и лучших материалов. Хотя суждения Грота все еще определяют наши понятия о первобытной Греции, профессор Эрнст Курциус проницательным взглядом гения раз– глядел, что они еще не являются – и не могут быть – окончательными. Этнология Греции на заре письменной истории предполагает и этнологию героического века, и древние мифы не могли быть связаны с определенными событиями и локализованы в определенных регионах, если на то не было причин. Кир и Карл Великий стали героями эпоса лишь потому, что они прежде всего были героями в реальности. Однако профессор Эрнст Курциус увидел и многое другое. Открытия Ботты и Лэйарда в Ниневии и Ренана в Финикии показали ему, что зародыши искусства и, таким образом, культуры первобытной Греции должны были прийти с Востока. Забытые теории о связи Востока и Запада возродились, но уже в новой, научной форме, они были основаны уже не на диких фантазиях, а на прочных основаниях достоверных фактов. Курциус даже успел увидеть, что восточное влияние должно было проникать в Грецию двумя путями – не только через финикийцев, но и по горным дорогам Малой Азии.

Однако Курциус не мог доказать то, о чем он догадывался. Выводы Грота пока еще казались почти неоспоримыми, и ученые– антиковеды считали VI и VII века до н. э. каким-то мистическим периодом, за которым не было ни цивилизации, ни истории. Даже теперь мы все еще находимся под влиянием того духа скепсиса, который зародился от деструктивной критики последних пятидесяти лет. И естественно, сегодняшним ученым свойственно скорее «омолаживать», нежели удревнять даты и датировать все как можно более поздним периодом. Современные ученые точно так же не хотят признавать древность цивилизации, как не хотел научный мир признавать и древность самого человека, когда ее впервые доказал Буше де Перт. Но сначала египтологи, а потом и те, кто расшифровывал памятники Ассирии и Вавилона, были вынуждены уступить суровой правде фактов. И здесь дело было сделано руками исследователя и археолога, и историю отдаленного прошлого буквально выкопали из земли, в которой она так долго была погребена.

Проблема, от которой в отчаянии отворачивались ученые Европы, была решена благодаря умению, энергии и упорству доктора Шлимана. В Трое, в Микенах, в Орхомене он открыл прошлое, которое уже в век Писистрата стало лишь туманным воспоминанием. Мы можем оценить цивилизацию и знания людей, которые обитали в этих древних городах, можем подержать в руках инструменты, которые они употребляли, и оружие, которым они владели, начертить планы комнат домов, где они жили, восхититься той благочестивой заботой, с которой они обращались со своими мертвыми, и даже проследить границы их взаимодействия с другими народами и последовательные стадии культуры, через которые они прошли. Герои «Илиады» и «Одиссеи» стали для нас людьми из плоти и крови, мы можем видеть и их, и еще более древних героев почти в каждой грани их повседневной жизни и даже определить их характер и вместимость их черепов. Неудивительно, что столь чудесное открытие прошлого, в которое мы уже перестали верить, должно было пробудить множество споров, и оно совершило безмолвную революцию в наших представлениях о греческой истории. Неудивительно и то, что первооткрыватель, который столь грубо нарушил установившиеся предрассудки, встретился с бурей несогласия и возмущения, а то и с атаками исподтишка. Однако в этом случае новое было истинным, и по мере накопления фактов и проведения одних раскопок за другими буря постепенно улеглась, и за ней последовало живое признание и безусловное согласие. Сегодня ни один профессиональный археолог – специалист по Греции или Западной Европе – не сомневается в основных фактах, которые были установлены благодаря раскопкам доктора Шлимана, и мы уже никогда не вернемся к представлениям десятилетней давности.

На первый взгляд раскопки кажутся очень простым делом. Однако это совсем не так – если эти раскопки должны принести хоть какую-то пользу науке. Археолог должен знать, где и как копать; и прежде всего, он должен осознавать ценность своих находок. Разбитые черепки, которые невежда отбрасывает прочь, в глазах археолога зачастую – драгоценнейшие реликвии, завещанные нам прошлым. Чтобы преуспеть в археологии, необходимо сочетание различных качеств, которые крайне редко соединяются вместе. Именно этому сочетанию мы и обязаны обнаружением Трои и Микен и начавшимся вследствие этого возрождением древней истории. Энтузиазм и самоотверженный труд доктора Шлимана равны только его знанию древнегреческой литературы, способности свободно беседовать на языках своих рабочих, физической силе, которая позволила вынести пронизывающий ветер, ослепляющую пыль, скудную пищу и все прочие трудности, которые ему пришлось пережить, и прежде всего – духу ученого, который повел его в настоящее паломничество по музеям Европы, заставил искать помощи у археологов и архитекторов и принудил отказаться от своих излюбленных теорий, как только его привела к этому жизнь. И наконец, он получил свою награду. Мечта его детства сбылась: стало ясно как день, что если Троя греческой истории хоть как-нибудь существовала на земле, то это могло быть только на холме Гиссарлык.

Это, как он сам сказал нам, было высшей целью трудов всей его жизни. Однако, достигнув этой цели, он обогатил мир науки тем, что многие сочтут еще более важным. Он открыл новую эпоху в изучении классической древности, произвел настоящую революцию в наших понятиях о прошлом, дал импульс тем «исследованиям с лопатой», которые приносят столь чудесные плоды по всему Востоку, и нигде более, как в самой Греции. Свет разгорелся над вершинами Иды и осветил давно забытые века доисторической Эллады и Малой Азии. Теперь мы начинаем узнавать, как Греция получила свою силу и волю для той культурной миссии, благодаря которой ей до сих пор обязаны мы все, жители современного мира. Мы можем проникнуть в прошлое, о самом существовании которого забыла греческая традиция. Рядом с одним из нефритовых топоров, которые доктор Шлиман обнаружил в Гиссарлыке, сама «Илиада» – всего лишь вчерашний день. Он уносит нас в глубь веков, когда не было еще империй ассирийцев и хеттов и, может быть, даже арийские предки греков еще не добрались до своего нового дома на юге, но когда грубые племена эпохи неолита уже начали торговлю и обмен, а караваны путешественников везли драгоценные камни Куньлуня от одного конца Азии к другому. Исследованиям доктора Шлимана доисторическая археология обязана так же, как и греческая история, и наука о греческом искусстве.

Почему же примеру доктора Шлимана не следуют хотя бы некоторые из тех богатых людей, которыми полна Англия? Почему бы им не потратить на науку хоть малую часть того богатства, которое они расточают на разведение скаковых лошадей и содержание своих псарен? Правда, есть немногие, которые, как можно надеяться, станут подражать Шлиману в его великодушной расточительности и щедро одарят свою родину огромным и неоценимым запасом археологических сокровищ, на добывание которых ушли такие средства, готовы будут потратить на науку половину своего годового дохода. Но конечно, в Англии должны найтись еще по меньшей мере один или два человека, которые согласятся помочь в поиске корней нашей цивилизации и тем самым завоевать себе место в анналах благодарной науки. Действительно, доктор Шлиман создал себе имя, которое никогда не может быть забыто, даже когда то поколение восторженных слушателей, которые приветствовали его в университетах Германии или в старейшем университете нашего отечества, сойдет с лица земли.

Настоящую книгу можно считать приложением и дополнением к «Илиону». И Гиссарлык, и остальная Троада уже систематически и тщательно раскопаны так, как прежде не была раскопана ни одна большая территория. Из этого очень важного уголка земли были выжаты буквально все доступные нам сведения о его прошлом. Доктор Шлиман изучил каждое древнее поселение Троады и, с помощью двух профессиональных архитекторов, крайне тщательно осмотрел место, где стояла сама Троя. Результаты, которые в некоторой степени послужили добавлением и исправлением заключений, к которым он пришел в «Илионе», имеют высочайшую ценность для науки. Бунарбаши и Бали-Даг навсегда лишились права притязать на звание того места, где находился доисторический город. Доктор Шлиман доказал, что на Троянской равнине существует только два поселения помимо Гиссарлыка – холмы Ханай и Бесика. Нигде больше не были обнаружены предметы, которые на разумных основаниях можно отнести к более древнему периоду, чем тот, когда эолийские поселенцы начали стекаться на берега Азии. Однако обитатели первых двух доисторических городов на Гиссарлыке должны были с расовой точки зрения отличаться от тех, кто жил на Ханай-Тепе или на краю бухты Бесика. Керамика Гиссарлыка в корне отличается от той, что находят в других уголках Троады. Однако все оказывается совсем по-другому, если мы переправимся в Европу и взглянем на так называемый курган Протесилая. Он, как открыл доктор Шлиман, был воздвигнут на месте очень древнего города, керамика и каменные фрагменты практически такие же, как и в самом нижнем слое Гиссарлыка. Вывод очевиден: первые обитатели Гиссарлыка, строители его первого города, должны были перебраться через Геллеспонт из Европы. Фактически основатели Трои должны были быть по происхождению фракийцами.

Это открытие лишь доказывает справедливость древнегреческих преданий, которые отбросила в сторону современная критика. Страбон давным-давно говорил, что фригийцы некогда переправились из Фракии в Мизию и здесь завладели городом Троей. Троянцев, как замечает доктор Карл Блинд, афинские трагики называют фригийцами, и само имя Гектора, «опоры» Илиона, как говорит Гесихий, является всего лишь переводом фригийского «Дарей». Фригийцев их лидийские соседи называли «бригами», или «свободными людьми», и, как уверяет нас Страбон^[1], всем хорошо было известно, что это племя фракийское, и, как мы узнаем из Геродота, армяне позднейшей истории являются их ветвью^[2].

Исследования последних нескольких лет исчерпывающе показывают, что древние историки говорили правду. Моя расшифровка клинописной надписи Вана доказывает, что еще в 640 году на Арарате или в Армении не было арийских поселенцев; страну продолжал населять, судя по всему, тот же самый народ, что обитает в современной Грузии, говоривший на языке, не связанном с языками арийской семьи^[3]*. Когда армяне-арийцы в конце концов добрались до своего нового дома, они, должно быть, пришли с запада, а не с востока. Среди сотен имен, относящихся к широкой области между Мидией и Галисом, которые встречаются в памятниках Ассирии, нет ни одного, которому можно было бы приписать ассирийское происхождение, и сравнительная филология теперь доказала, что современный армянский, как и скудные остатки древнего языка фригийцев, находится где-то посредине между греческим, с одной стороны, и балто-славянским – с другой. Таким образом, предки армян и фригийцев должны были некогда обитать в регионе, который с юга граничил с греками, а на севере – со славянами; другими словами, в той самой стране, которая была известна античной географии под именем Фракия.

Соответственно, благодаря открытиям доктора Шлимана, мы теперь знаем, кем первоначально были троянцы. Они были фракийскими европейцами и говорили на диалекте, который близко напоминал диалекты Фракии и Фригии. И поскольку этот диалект принадлежал к арийской семье языков, весьма возможно, что и те, кто говорил на нем, принадлежали к арийской расе. Если это так, то и мы, подобно грекам эпохи Агамемнона, можем назвать подданных Приама братьями по крови и языку.

Таким образом, древности, открытые доктором Шлиманом на месте Трои, представляют для нас двойной интерес. Они уводят нас в глубь веков, к позднему каменному веку арийской расы, к тому веку, память о котором сохранилась лишь на долговечных скрижалях языка и о котором молчат традиция и история. Они помогут разъяснить вопрос, который сейчас так занимает умы археологов и этнологов: считать ли людей позднего каменного века в Западной Европе арийцами или же лишь представителями тех рас, которые обитали в этой части земного шара до того, как сюда прибыли арийцы. Если предметы из камня и бронзы, глины и кости, обнаруженные в Гиссарлыке, соответствуют тем, что были найдены в Британии и Галлии, возникает обоснованное предположение, что и последние изготовлялись и использовались племенами арийской расы.

Однако открытия, которые проистекают из раскопок доктора Шлимана в 1882 году, на этом не кончаются. Он обнаружил, что второй доисторический город, а возможно, также и первый, не ограничивался, как раньше полагали, узкими пределами Гиссарлыка. Фактически Гиссарлык был всего лишь «Пергамом» или цитаделью, увенчанной шестью общественными зданиями, которые людям того времени должны были казаться большими и величественными. Под ними простирался нижний город, фундаменты которого теперь обнажились. Как и Пергам, он был окружен стеной, камни которой, как проницательно заметил доктор Шлиман, должны были быть теми самыми, которые, согласно Страбону, перенес митиленец Археанакт, построивший из них стены Сигея. Те, кто представляет себе размер и характер ранних поселений Леванта, глядя на город, который теперь открылся перед нашими глазами, сознают, что он обладал большим могуществом и властью. Теперь легко понять, почему в его руинах были найдены золотые сокровища и как здесь оказались предметы иностранного производства, такие как египетский фаянс и азиатская слоновая кость. Князь, дворец которого возвышался на цитадели Гиссарлыка, должен был быть могущественным властителем, господствовавшим над богатой троянской равниной и повелевавшим входом в Геллеспонт.

Можно ли назвать его царем Илиона? Лучший ответ на этот вопрос даст конечный результат раскопок 1882 года, которого я пока не касался. Более обширные раскопки и внимательное изучение архитектурных деталей города показали, что сожженный город был не третьим, как полагал доктор Шлиман в «Илионе», но вторым и что огромные массы руин и щебня, которые лежат на фундаменте второго города, принадлежат ему, а не третьему городу. Более того, в жизни и истории этого второго города можно выделить два различных периода: более древний, когда впервые были воздвигнуты его стены и постройки, и более поздний, когда они были расширены и частично перестроены. Очевидно, что второй город должен был существовать довольно долго.