Каждый отзыв на книги Олди даётся мне тяжко. Суть в том, что я их обожаю и готова даже те произведения, которые не легли точнёхонько в мою душу, защищать и хвалить. А тут речь идёт как раз о такой книге, которую я читаю не впервые - значит, что-то осталось после неё такое, что не отпустило...
Славянский сеттинг, и даже, пожалуй, определённое время, когда земли Южных Татр относились к Австро-Венгрии, - понятие относительное. Это всё же другой мир. Мир, в котором мирные сельские жители могут пожечь мельницу, потому как мельник - колдун (и это абсолютная правда), но и мир, где абсолютно убедительное ясновельможное шляхетство предаётся своим излюбленным развлечениям - охоте на зверя и девок... Мир, где живёт множество не совсем просто земных созданий - гаркловский вовкулак, что не менее страшен жеводанского зверя и совершенно безобидные летучие бухруны, но и такой мир, где селяне пасут овец, устраивают праздники, развлекаются, наблюдая старинный бой за звание бацы - главного пастуха... Словом, мир на стыке реальности и сказки, поэтому столь органичны в нём и персонажи, такие же - на стыке реальности и легенды.
Речь идёт о детях вора Самуила, о котором его соседи и друзья никогда в жизни бы не подумали, что он вор - соломинки чужой в жизни не взял. Чужак, появившийся в деревне неведомо откуда и долго называемый за свою внешность Турком, стал своим в доску, женился на местной немой девушке, а потом начал откуда-то приводить детей - своих не было.
Раз в три-четыре зимы исчезал Самуил из Шафляр, скитался где-то до полугода и возвращался с приемышем. Когда с мальцом, когда с девкой. И все как один: лядащенькие, чернявые да востроносенькие. Галчата и галчата, словно родные дети турка.
Но выбирал он их вовсе не по чернявеньким личикам - в каждом из деток необыкновенный воровской дар. Тот дар, который позволяет красть не вещи и драгоценности, а частички души, таланты, желания, чувства. Тяжела наука, тяжела и жизнь вора, который ненароком может прихватить нечто приглянувшееся, а оно, к примеру, окажется жгучей ненавистью или безграничной завистью. Старший из детей Ян стал настоятелем монастыря.
Отца Яна многие считали святым. И хотя прижизненная канонизация ему не грозила — даже святой Станислав Костка сподобился приобщения к лику лишь после того, как отдал Богу душу — тем не менее тынецкие отцы-бенедиктинцы и священнослужители соседних монастырей были твердо уверены, что уж епископский-то сан не минует ксендза Ивонича, причем в самое ближайшее время.
И только сам отец Ян, Яносик Ивонич, старший из приемных детей Самуила-бацы, знал истинную цену своей святости.
Кроткий аббат был вором.
Принимая в себя услышанное на исповеди, а иногда и подворовывая то, о чём было не сказано, отец Ян время от времени вынужден сливать накопившийся негатив дикими загулами в цивильном платье по кабакам...
Младшая сестра Марта, потеряв любимого (тоже вот не белый и пушистый, венский карманник, продавший душу дьяволу, но любимый - до возможного предела и даже больше), решается на воровство души у самого Великого Здрайцы, как называют люди нечистого, болтающегося по этим краям на телеге-развалюхе, красуясь бархатным беретом с петушиным пером...
Ещё один из братьев - Михал - обучался приёмам боя на шпагах и всяком другом оружии у всех лучших мастеров Европы, его победить невозможно, и только любовь (безответная, как ни поразительно, при всей его красоте, обходительности и мастерстве) к собственной жене, которая его не любит, делает его слабым и безрассудным - он готов залезть в её душу, чтобы с корнем вырвать из неё чувство к сопернику...
Есть ещё сестра Тереза - воплощение матери и хозяйки, замужем за краковским купцом. Так ей приходится красть у мужа излишки совести, а то купцу от совести - одни убытки...
Великий Здрайца - дьявол?нечистый? - персонаж, вызывающий жалость и странное чувство уважения хотя бы за то, что по большей части он режет правду-матку, невзирая на желание людей многие свои дела облечь в оправдательные речи.
Вопрос: что делают в аду?
Ответ: мучаются.
Вопрос: кто мучается в аду?
Ответ: все.
Все.
Когда вы мучаетесь, это уже ад.
Он в вас.
Ад в вас, дорогие мои, он шипит и пенится, как недобродившее вино, он ударяет в голову мягкими коварными молоточками; ад в вас, любезные господа, но во мне его больше. Я — крепостной Тьмы, я — виллан Геенны, я — пустая перчатка, я чувствую в себе заполняющую пустоты руку Преисподней и завидую тому преступнику на эшафоте, в чье чрево входит сейчас заостренный кол.
Ему, казнимому, легче.
Интересы персонажей, включая совершенно второстепенных, пересекаются, сплетаются, и в конце концов получается невозможно натянутое кружево из ниточек, посильнее потянув каждую из которых можно испортить весь узор. А узор этот - ни больше, ни меньше - жизни и души человеческие. Каждому приходится оглядываться, оценивать свои поступки с точки зрения их влияния на других, сравнивать важность своих желаний с чужими. И выходит, как ни крути, что семья в итоге встаёт во главу угла для каждого из детей Самуила, хоть они и не связаны кровными узами. Только семья - только в ней можно доверять каждому. Даже если тебе это и не нравится...
...и Марта вдруг подумала, что выражение лица аббата Яна, когда он слушал Мартину исповедь и потом вдохновенно рассказывал ей про ересь катаров, было во многом подобно выражению лица Михала, когда последний играл плещущей сталью и вытирал окровавленный клинок песком.
«А я? — ужаснулась Марта. — Я сама?..»
