Глава 7
Явление Анны и ежики моченые

Незнакомец за дверью был настойчив. Чрезмерно настойчив. И когда Лис вовсе перестал дышать, он уловил тихий, как шелест сквозняка, шепот из замочной скважины:

– Веня, Веня… Вениамин! Открой, я знаю, что ты там… Его поразили не столько слова, сколько голос, которым они были произнесены. Он узнал его, он принадлежал Анне, Мишкиной бывшей. Пребывая в удивленном, притом весьма, состоянии, Веня сделал два шага вперед и повернул замок. Дверь сразу же приоткрылась, и в образовавшийся небольшой проем быстро просочилась своим округлым, фигуристым телом Анна и сразу защелкнула за собой замок. Она чмокнула Лиса в щеку, попутно смутив его упругостью бюста, и прошла в комнату. Сохраняя ощущение ее прикосновения, удерживая поцелуй на щеке прижатыми к ней пальцами, Веня последовал за ней.

– Ты один? – спросила Анна, утвердившись в центре комнаты, под люстрой, и оглядываясь.

– Ну, разумеется, я один, – пожал плечами Лис. – А ты хотела здесь встретить кого-то еще?

– Нет-нет! – отрезала гостья, как-то уж очень нервно дернув плечом, и, отвернувшись, отошла к стене, где на серванте зло косили глаза на бывшую хозяйку ежи. – Ежики… – произнесла она голосом грустным от воспоминаний и легкой рукой прошлась, едва прикасаясь, по колючкам. Ежики, уловив ее грусть, и нежность, и другие чувства, тут же ее простили. – Нет, – повторила Анна, – я хотела… Мне нужно было увидеть тебя.

– Но никто, ни одна душа не знала, что я здесь, – недоверчиво протянул Веня. – Кроме Мишки, конечно…

– Он совершенно ни при чем, – поспешила успокоить его Анна. – Это немного трудно объяснить, но… Я просто знала, что ты здесь, и все. И, в конце концов, если это так, все остальное не важно.

– Но я-то тебе зачем понадобился? – продолжая думать о своем, тупил Веня.

– Неужели это нужно тебе растолковывать? – вместо ответа спросила, словно щелкнула пальцем по лбу, Анна. Голос ее – и так низкий и грудной – провибрировал, опустившись почти до инфразвука. Ну да, ну да, когда она использовала эти свои обертоны, у него всегда начинала поддрагивать его мужская железа. Она, наверное, догадывалась об этом и просто подразнивала его. Самка. Но раньше был Мишка рядом с ней, и она, посмеиваясь и забавляясь, ускользала за его широкую спину. У него, кстати, была Марина… Теперь же все изменилось, все стало по-другому. Так что же теперь?

Анна сняла очки и, сдвинув ежиков, положила их на сервант. Глаза ее, зеленые, близорукие, сразу приблизились. Свободным жестом она откинула со лба волосы и, запрокинув голову, посмотрела в лицо Лису. Руки она опустила вдоль тела, положив ладони на бедра, одна чуть выше другой, и прижала локти к талии. Женщины умеют, когда надо, так сгруппироваться. И вот она уже и скромная, и покорная, а в запрокинутом лице – вызов. Ну вот что с ней делать? А делать с ней теперь следовало только одно.

Удивляясь своему нахальству и, больше, смелости, Лис взял Анну за руку и повел за собой. Ее ладонь была теплой и не дрожала.

Сколько он ее помнил, она всегда носила облегающие, по фигуре, платья, и ему казалось, что снять их можно только распоров ткань ножом. Он ошибался, он ничего не знал об этом. Платье соскользнуло с ее тела, словно покрывало с памятника, едва он расстегнул застежку сзади на воротнике.

Небо опрокинулось, и он вместе с ним. Покачнулся и упал, погрузился в мир тактильной нежности и тепла. Это был невероятно щедрый и благосклонный к нему мир. Процессы, в нем протекавшие и господствовавшие, были просты, приятны и всеобъемлющи, они увлекали, кружили и убаюкивали, словно теплые воды протоокеана. А когда все вскипело, вспенилось, а потом постепенно успокоилось, он долго лежал на спине на широкой кровати и смотрел в потолок, обнимая прильнувшую к его плечу и притихшую Анну. Было тепло и спокойно, не хотелось ничего вспоминать и ни о чем думать. Он не испытывал сожаления по поводу произошедшего, но и особой радости, тем более гордости самца-победителя тоже не было. Зато в душу его снизошло умиротворение, которого он не испытывал уже давно, и это было здорово, и это было то состояние, из которого ему абсолютно не хотелось выходить. А хотелось оставаться в нем, сколько было в его власти, но, по своему обыкновению, из ниоткуда явились мысли, легкие о бланка-предвестники на безоблачном небе, и принялись равновесие нарушать.

Как странно все складывалось. Просто невероятно. Разве думал он когда-нибудь, что между ним и Анной может произойти нечто подобное? Мечты, фантазии и предположения, конечно, возникали, поскольку его мужское начало не могло никак не откликнуться на ее вызывающую женственность, не скрываемую к тому же, а гордо демонстрируемую, словно штандарт. Но прежде существовало табу, которое он даже не пытался переступить. А теперь табу исчезло, вместе со многими другими вещами, и он смог… Они смогли. «Вот интересно, – подумал Лис, – переспать с женой друга, пусть и с бывшей, пусть и с другом у тебя отношения непонятные, и все же, переспать с его женой – это нарушение закона, или того самого принципа, основополагающего? Или это совсем другое и принципы здесь ни при чем?» Точного ответа он, как обычно, не знал, хотя, по ощущениям, да, являлось нарушением. Но, к своему удивлению, он не рефлексировал по этому поводу, не раскаивался и ни о чем не сожалел. Жизнь все-таки процесс не линейный, а скорее алхимический, и чистое золото в нем образуется из смеси совершенно разных, зачастую несовместимых ингредиентов. Все зависит от внутренней логики событий, главное – уловить ее и почувствовать. Вот и он, ему казалось, иногда улавливал логику того, что происходит… Но понять ее до конца все равно не мог.

– Я не жалею, что мы сделали это, – откликаясь на его мысли, сказала тихо Анна. – Напротив, я рада, что так случилось, и мне было хорошо с тобой. Хотя никогда не думала, что ты когда-нибудь решишься. Скажи мне кто еще вчера, удивилась бы страшно. Маринка, если узнает…

– Да все равно, – не признал опасности Веня.

– А-а-а, – сообразила Анна, – ты ушел от нее. И поэтому ты здесь.

– Можно и так сказать.

– Так и есть, не темни. Если тебе интересно мое мнение, давно нужно было…

Они помолчали, ощущая оба, что молчание сближает их. Пришло понимание, что любовниками они стали случайно и на короткий срок, а вот союзниками будут всегда. Только в чем союзниками и против кого? Не столь суть важно, просто возникло ощущение близости, основанное на расположении и благодарности, и это было правильное чувство.

– Скажи, – прервав паузу, уронил камень вопроса в озеро тишины Лис, – тогда… Что случилось, почему?.. Ты с Мишкой… Ведь все было у вас хорошо. Так казалось. Я тоже так думал.

– Так и было, – вздохнув, согласилась она. – Но, как оказалось, только казалось.

– В каком смысле?

– В прямом. Была лишь видимость счастья, иллюзия любви. Ты думаешь, он что, просто так по полгода в своих экспедициях пропадает? Нет, не просто так. У него там другая женщина есть, другая семья.

– Да ты что! – удивился Веня. – А как ты узнала?

– Узнала… – сказала Анна неохотно. Помолчав, она продолжила, с трудом подбирая слова, явно через силу: – Однажды, когда Михаила не было уже давно, месяца полтора, что ли, ночью раздался телефонный звонок. Я сразу почувствовала тревогу, сердце просто сжалось в ожидании плохих известий. Я сняла трубку, но никто ничего не говорил. Только в наушнике явственно различалось чье-то дыхание. Напряженное дыхание на фоне тишины. И при этом я была уверена, я знала, что звонит женщина. Я тоже молчала, правда, почти не дышала, дыхание у меня будто отнялось. Так мы пообщались, если можно так выразиться, молча, минуты три. А потом на том конце положили трубку. И тогда я поняла, что этот молчаливый звонок был для меня черной меткой. Дня три я места себе не находила, а потом сообразила, что тот номер, с которого звонили ночью, сохранился в памяти телефона. Так и было. Я нашла его. И я позвонила…

– И что там? – не выдержал Веня. – Кто там был?

– Кто был… – повторила Анна вопрос, словно проверяя его на слух. – Ответил Михаил, а его голос я, слава богу, знаю. Но меня больше всего сразило то, что фоном его «алё!» звучали детские голоса. Я-то звонила днем… Он, понятное дело, уверял меня, что будет в такой глуши, где никакой телефонной связи нет.

– Дети?! – удивился Веня. – Но ведь у вас и так двое?

– Двое, – подтвердила Анна. – В общем, я собрала вещи, забрала детей и ушла.

– Но погоди, как же теперь? Как ты, с детьми, одна? И вообще?

– Ничего, справлюсь. Я же сильная. И молодая, все у меня еще будет! Вот, кстати… – Она, опершись на локоть, приподнялась и посмотрела ему в лицо. – Раз уж наши обстоятельства такие схожие, ну, и после того, что произошло, не хочешь ли объединить наши усилия и, так сказать, устремления? Верней и преданней жены, чем я, тебе не найти. Поверь мне. Ну и откормила бы тебя, наконец, а то ты истощал совсем. Как я готовлю, ты знаешь. Ну, что скажешь?

Веня слегка растерялся. Перспективу так сразу устроить свою личную жизнь он не рассматривал, поэтому предложение Анны застало его врасплох.

– Спасибо за доверие, конечно, – промямлил он, – но я пока не готов. Даже не думал об этом. И, знаешь, сейчас и не время об этом думать. Надо сначала кое с чем разобраться, потом, может быть… Подумаем, обсудим…

– Да не напрягайся ты так, расслабься! – засмеялась Анна. Притянув к себе его голову, она поцеловала его влажными губами куда-то в угол рта. – Я пошутила. Хотя ты знаешь, что в каждой шутке только доля шутки, поэтому, когда будешь готов, – приходи. И мы обсудим твое предложение! Только смотри не опоздай… Бабье время бежит быстро, вынуждает поторапливаться. Ну, мне пора.

Потом, глядя, как спокойно и деловито, не обращая на него внимания, Анна одевается, он неожиданно спросил ее:

– Послушай, я так и не понял, как ты узнала, что я здесь?

– Странная история, – сказала она, каким-то хитрым способом проникая в платье. – Я не собиралась, даже и не думала. Просто шла по своим делам, здесь, неподалеку. И на углу, на перекрестке, ты знаешь, у гастронома, возле газетного киоска, увидела какого-то человека с экзотической внешностью. В странных одеждах индийского, быть может, типа, но я не уверена. В хламиде какой-то. Он играл на фантастическом струнном инструменте из высушенной тыквы и пел заунывно на незнакомом языке. Несмотря на это, мне удивительным образом было понятно, о чем он поет. А в голове на все лады, словно припев, крутилось: нарада, нарада, нарада… Что за нарада – ума не приложу. А потом подумала, что раз уж я здесь, то должна тебя увидеть. Это вообще странно, почему я была уверена, что ты здесь, в этой квартире, и это ощущение, что должна тебя увидеть. Прямо зов какой-то, честное слово. Трудно объяснить. Остальное ты знаешь. Ну и знай еще, что я нисколько не жалею о нашей встрече. Напротив, рада, что так все случилось. Впрочем, я это уже говорила.

После ухода Анны Лиса вновь с головой накрыла тишина пустой квартиры. Все, что произошло накануне, было странно и необъяснимо, но уже не существовало, как перестает существовать всякое настоящее, просачиваясь и истекая в прошлое. Что осталось в воспоминаниях, уже не жизнь, а лишь ее отголоски и отблески, и в таком качестве деталь другого настоящего. Но – существенная деталь, способная отравить или украсить его. Вене было хорошо. Жизнь совершенно неожиданно подарила ему удивительное событие, тем самым дав понять, что она, жизнь, вовсе не собиралась ставить на нем крест. А значит, не все еще потеряно для него и он выберется из своих передряг.

Тут в голове его возникло слово, названное Анной, и, обрастая смыслом, капля за каплей стало обрушиваться в тишину: нарада, нарада. Он сообразил, что слово обозначает имя, и это имя ему знакомо. Вдруг вспомнилось еще, как месяца два назад, может больше, еще до этих событий, но практически непосредственно перед ними, что важно, у него случилась встреча, похоже, с тем самым человеком, о котором рассказала Анна. Только тогда он был одет не в восточные одежды, а вполне обычные, правда, сильно поношенные, словно с чужого плеча, отчего был похож на старьевщика.

Он пристал к нему на улице с предложением купить у него что-нибудь. Да вот хотя бы эту резную доску. Как репей прицепился, купи да купи. И ведь с чего-то взял, что именно его заинтересует такое старье. А доска была очень старой, бесспорно. Панно размером с небольшую картину, не больше полуметра в длину. Или в ширину, там даже не вполне ясно, как ее располагать. Темная доска казалась почти черной из-за покрывавших ее слоев лака, какой-то еще краски и, конечно, грязи, так что разобрать ни что там изображено, ни даже породу древесины было невозможно. Дерево, кстати, было очень странное, в ободранных от лака местах по виду похожее на темный янтарь или на старую-старую кость. Веня ничего подобного не встречал. Да, он взял бы ее, конечно, без раздумий, тем более что любил такие вещи, профессионально занимаясь реставрацией предметов из дерева, но денег у него тогда, как обычно, не было. Не то чтобы лишних – вообще нисколько. Но тот странный тип, Нарада, похоже, вопросом денег не заморачивался, зато ему почему-то хотелось, чтобы вещь оказалась непременно у Лиса. В итоге так и вышло, он купил ее за символический рубль. Марина зашипела на него, мол, тащишь домой всякую дрянь, лучше бы делом занялся да денег заработал, поэтому он поскорей убрал панно от глаз подальше, сунул его на шкаф, да и забыл про него. Как выясняется теперь, забыл основательно. И немудрено, начавшиеся вскоре события капитально очистили его память от мелочей.

И, странное дело, чем больше Лис вспоминал ту старую доску и про загадочного Нараду, тем большее значение приобретало это событие, этот факт в его сознании. Все сильней росла его уверенность в том, что Нарада со своим артефактом появился в его судьбе не случайно. Нелогичная, иррациональная идея, но она была, и просто так от нее отмахнуться Веня не мог. Тем более что память, раскрываясь и распускаясь, предоставляла все новые подробности его встречи с восточным человеком Нарадой.

Помнится, тогда он показался ему едва ли не безумным, потому как речи его были малопонятны, и лопотал он что-то невразумительное. Бери, бери, кричал он, суя ему свою деревяшку. Вещь, мол, стоящая, не каждому в руки дается, а ты типа один из немногих, ты избранный, бери. Что за чушь, ну? Эта вещь пригодится тебе, талдычил, очень скоро, и так, как ты себе и представить не можешь. Бред какой! А если что непонятно будет, я тебе, мол, подскажу. Никто не подскажет, а я подскажу, потому что это моя работа – подсказывать. Типа появятся вопросы – найдешь меня. Где найти-то? Смотри, говорил еще, не опоздай! А если уже опоздал, что тогда? Полный бред! Если разобраться, он тогда ту доску купил, только чтобы отвязаться от торговца. Уж больно силен продавец был и настойчив.