4. Рыночные отношения

Центральный городской рынок, укрывшийся от летнего уже зноя под огромной односкатной крышей-навесом, кишел, словно перевозбужденный муравейник. В тени навеса жара не была столь вызывающей, а с духотой неплохо справлялись разнонаправленные ветра и сквозняки, даря посетителям и работникам рынка облегчение в виде окрашенных различными ароматами глотков воздуха. Благодаря этому на главной в округе торговой площадке царило оживление, и даже возбуждение, местами бьющее в потолок фонтанами предпринимательский активности.

Удовольствие через избавления от жары ангелам, конечно, не ведомо, поскольку ангелы суть существа призрачные и, с точки зрения жителей Земли, бестелесные, и не испытывают неудобств и страданий от перепадов температуры среды пребывания. Но и им затея с навесом пришлась по нраву, хоть и не сразу.

Все звуки под крышей многократно усиливались, и обычный гул толпы под ней казался не обычным, а чрезвычайным, что ангелам, откровенно говоря, досаждало, особенно поначалу. Тем более что живой шум периодически перекрывался залпами попсы и объявлениями на государственном языке о необходимости и правилах использования туалета, расположенного в дальнем углу рынка у ограды, которые раздавались из колоколов-громкоговорителей, развешенных на столбах по периметру и державших под перекрестным огнем всю рыночную территорию. Время от времени обычный информационно-музыкальный поток перемежался призывами не доверять никому и ничего, и внимательно следить за своими вещами и руками сограждан. И тогда на несколько мгновений наступала тишина. Жители и гости города-курорта с опаской и тревогой озирались, всматриваясь в лица друг друга, на которые наползала тень подозрительности. К счастью, вскоре тучку недоверия и бдительности уносило дежурным ветерком прочь, и лица вновь озарялись улыбками, а замершая было жизнь мощным потоком вновь устремлялась вперед и дальше, в омут торговых отношений.

Разобраться во всех потоках и подспудных сплетениях энергий сразу посланцам Горних высей было нелегко, но довольно быстро они с этой задачей справились.

Потому что только на первый взгляд суета, царившая на рынке, могла показаться бестолковой. На самом деле, все процессы, и все людские перемещения в этом царстве торговли подчинялись своей жесткой логике и бесстрастному принципу целесообразности. С одной стороны, их определяли, конечно, торговцы всем, что можно продать. С другой, – граждане, желающие купить чего душа желает, а так же – по необходимости – еще чего-нибудь поесть.

У гармонически развитых индивидов душевные склонности совпадали с потребностями плоти в продуктах питания, и таких было немало.

Но были и другие, кто никак не афишировал свои намерения.

Цели этой группы лиц состояли исключительно в перераспределении материальных средств в их денежном эквиваленте в свою пользу за счет беспечных граждан первой и второй категорий. Без их, разумеется, ведома. Эта третья группа специалистов – назовем их так – была не столь многочисленна, как первые две, но, если разобраться, этих специалистов и не могло быть много. И они брали не числом, но умением и целеустремленностью. Брали все, что удавалось взять. Они бледными тенями нарезали круги против часовой стрелки, словно касатки вокруг косяка сельди, сбивая его в плотную группу, чтобы в благоприятный момент устремиться вперед и решительно поживиться.

Вся эта диспозиция не укрылась от внимания бело-рыжей пары ангелов, когда они удобно расположились над кипящим котлом страстей и вожделений прямо под крышей рынка и оттуда, с высоты полета голубей, стали наблюдать, что за житейская похлебка заваривается внизу под ними.

Им было удобно наблюдать, они видели все, и их интерес к наблюдаемой жизни был неподдельным.

Едва заняв свой наблюдательный пост, Аурей сразу же, среди тысяч копошащихся под ним людских тел, среди невообразимого переплетения их эфирных следов и аур, без труда обнаружил серебристый трек, оставленный гражданином Оборданцевым Александром Борисовичем, известным общественности под псевдонимом Чума. На который, псевдоним, он, кстати, бодро откликался с радостной готовностью соответствовать.

– Следи, следи за этим, с лентой на голове! – указал Аурей Белому на Чуму. – Сейчас будет интересно.

Как в воду глядел Рыжий.

Александр Борисович на рынок пришел по делу.

На рынке Александр Борисович покупал огурчики-помидорчики, лучок зеленый, укропчик и прочую петрушку, которую в салат порубить можно. Особое же уважение у Борисыча вызывал базилик душистый, сиречь, камфорный, без которого салат для него не салат, еда – не еда. Базилик он выбирал неизменно самый пахучий, в поисках которого обходил все торговые ряды и места, а так же закоулки, в которых осуществляли незаконную торговую деятельность неучтенные бабушки-торговки. Во внимание принимались также щедрая полновесность пучков и свежий задор бархатных листьев.

Рыжий заприметил Чуму как раз в тот момент, когда он, набрав все, что было необходимо, покупал базилик. Опустив полный пакет с продуктами на землю у ног, Борисыч двумя руками держал увесистый пучок базилика и, погрузив до основания в пушистые фиолетовые листья нос, вдыхал его терпкий прохладный аромат. Ангел не мог этого видеть со своего места, но был уверен, что глаза Борисыча, ввиду массового поступления эндорфинов в кровь, в этот момент были закрыты. Что, в свою очередь, хорошо видел некий тип, чью принадлежность как раз к третьей группе лиц определить труда не составляло.

Тип, привлеченный нахальной оттопыренностью заднего кармана штанов Чумы и манящей беззащитностью меланжевой пуговицы на нем, нервно озирнувшись по сторонам, решительно пошел с ним на сближение. Он притерся к Борисычу со спины, он накрыл его, словно старый поношенный плащ, и, высовываясь поверх его плеча и якобы рассматривая петрушку из наличия на прилавке, правую руку свою запустил по направлению к заднему карману брюк клиента. Аурей даже отчетливо услышал, как в мозгу воришки на примитивный мотив зазвучало «без лоха и жизнь плоха»… Рыжий подался вперед, предвкушая ошеломительное дальнейшее развитие событий, и гражданин Оборданцев его ожиданий не разочаровал.

Молниеносно, как ловят ящериц и змей, Александр Борисович бросил руку вниз и прихватил карманника где и следовало – на горячем, на кармане. При этом профессионалу тайного промысла не повезло вдвойне, поскольку рука у Чумы только с виду была обычной человеческой рукой, а по факту то были клещи, стальные клещи из тех, что применяют в кузницах. Чума их применял повсюду, и, надо признаться, был чрезвычайно ловок в этом упражнении. В общем, сила и ловкость здесь схлестнулись с одной только ловкостью, так что легко догадаться, на чьей стороне оказался безоговорочный перевес.

Борисович сжал руку воришки стальными пальцами так, что затрещали кости и, вывернув ее вдоль оси, сам повернулся к пройдохе лицом. Не выпуская добычи, Чума невозмутимо наблюдал, как на физиономии его противника проявляется и костенеет гримаса боли. Когда глаза карманника стали совсем стеклянными, Чума решил, что приложенных усилий достаточно, и отпустил того на свободу.

– И кто из нас лох? – полюбопытствовал он.

Воришка отскочил шагов на пять, вытаращив глаза и тряся рукой. Из освобожденной ладони выпала и, звеня и подпрыгивая, подкатилась прямо под ноги Чуме остро, словно бритва, заточенная монета, которой карманники пользуются для разрезания покровов и преодоления пределов.

– Ек-королек! – обрадовался Борисыч. – А вот и писка!

Носком своего шлепанца-говноступа он придвинул монету к себе и наступил на нее.

Сжимая левой рукой поврежденные пальцы правой, по которым струилась и капала на землю кровь, вор зло смотрел на Чуму. Был он худ, горбонос, а под острым подбородком двигался большой, как согнутый палец, кадык. Довершала картину тонкая стальная спица, воткнутая, словно большая игла, в штанину его брюк, вороненный блеск которой бывалый автослесарь разглядел сразу. В общем, натуральный волк-трехлеток, загнанный в угол и жаждущий мести.

Тип зло смотрел на обидчика, из-под короткого козырька пляжной кепочки его глаза кололи, словно еще две отдельные стальные спицы. Но явная и неприкрытая угроза, похоже, лишь забавляла Чуму. Откинувшись спиной на прилавок и вальяжно разместив на нем локти согнутых рук, причем в левой продолжая сжимать пучок базилика, Борисыч насмешливо следил за ритуальными движениями противника. Зеленщица за его спиной, чутко уловив, что что-то нарушилось в привычном порядке вещей вокруг нее и идет не так, как обычно, замерла настороженно, приглушив дыхание и прижав ладонь к груди.

Карманник, зыркнув по сторонам, коротко и негромко, на особый манер свистнул сквозь зубы. И тотчас вскипели, забурлили воды людского моря и, в ответ на призыв, из разных углов рынка пробились и стали рядом, похожие на него, как братья, только одетые в разную, хоть и однотипную одежду, еще четверо. И у каждого, как отметил Борисыч, в правой штанине притаилось до поры по спице.

Пострадавший на работе кивком указал на Чуму, и братки, сжимая полукольцо, двинулись к нему на сближение.

Лицо Александра Борисовича не дрогнуло и не изменилось в цвете, только улыбочка на нем съехала немного к левому уху, как на маске, что, как ни крути, не предвещало желающим поговорить именно легкого разговора. Выждав еще мгновение, Борисыч снял правую руку с прилавка и по локоть запустил ее в пузырящийся карман своих брюк. Покопавшись, он нашел там то, что ему было нужно, и решительно извлек на свет Божий двухсотграммовый слесарный молоток с короткой, перепачканной черной смазкой лоснящейся рукояткой. Инструмент удобно и тепло лежал в привычной к нему ладони. Покачивая молотком, напрямую, на клеточном уровне ощущая его вес и надежность, Чума откровенно любовался инструментом, словно лаская и оглаживая его взглядом. А когда, налюбовавшись, он оторвался от созерцания слесарного артефакта и поднял глаза, в непосредственной близости перед ним уже никого не было.

Никаких братков, с их спицами в штанах и кривыми осколочными ухмылками.

Словно и не было никогда.

Почувствовав, что его кто-то трогает за плечо, Борисыч оглянулся.

– Слышишь, парень, – сказала ему торговка, – раз уж ты с молотком оказался, забей мне тут гвоздь, а то всю ногу, окаянный, мне расцарапал. А травку ты, эта, так бери. За работу.

Борисыч улыбнулся. Жизнь хороша, подумалось ему, так хороша, что нельзя пренебрегать и малой ее крохой.

– Ек-мотылек! – выдохнул он в пространство и любовно посмотрел на базилик, подняв его на уровень глаз и поворачивая так и сяк.– Показывай, тетка, где твой гвоздь!

Борисыч заботливо подхватил с земли пакет с провизией и, оббежав прилавок, юркнул под него. Ну, чисто юноша.

Через мгновение тетка взвизгнула.

– Ой-юшки! Это не гвоздь! Что же ты меня за колено трогаешь?

– А как иначе гвоздь найти? – спросил из-под прилавка Чума.

– Гвоздь там, – подсказала гражданка, – левей… И выше.. выше… Ой, чума…

– Нет, ты видел, как он с этими, в кепочках, разобрался? – восхищенно испросил мнения напарника Аурей.

– Занятный индивид! – согласился Белый.