Лето 2005. Одесса

Из Одессы, как Лузановку проехали, на Молодой Гвардии не поворачиваете налево на поселок Котовского, а так прямо по старой Николаевской дороге и продолжаете ехать дальше вдоль моря. После всех этих Фонтанок, Крыжановок и Вапнярок, сразу после Дофиновки справа будет офицерский городок Гвардейский. Стыдно кому сказать, но некоторые девятиэтажки строили мы, военные строители нашего призыва. Простите нас, люди добрые! Ей Богу, не со зла!

Затем по правую руку пойдут воинские части, много частей, много, а уж затем после небольшой степной паузы будет аквапарк, мимо не проедите. А сразу за аквапарком будет и турбаза Чабанка, их территории примыкают друг к другу. Здесь и была наша часть.

Между частью и морем были дачи, мы их называли генеральскими, может они и сейчас там есть, не знаю. Немного подальше и ближе к обрыву над морем были наши УММ, склады УПТК, РБУ, ОГМ¹⁰, а между ними и дачами, практически в двадцати метрах от угла забора нашего стройбата – место, где был убит знаменитый Григорий Котовский. Между прочим, искренне считаю его действительно легендарной личностью. Я разговаривал со многими людьми в Одессе и сделал вывод, что все одесситы, которым в восьмидесятых было по крайней мере за шестьдесят, помнят, как Котовский гостил у них дома, на коленке их качал и в попку целовал, все это хорошо помнят. Без исключений! Вот уж быстрый был бандюк и пристрелил его товарищ, говорили, из ревности.

В этот раз я приехал в Одессу с женой, потому что кроме бизнес-переговоров с одним крупным одесским клиентом, мы должны были повстречаться с моим другом-сослуживцем Сашей Барановым и его семьей, одесситами, но вот уже несколько лет живущими в Канаде. Мы с Барашеком были одного призыва и служили вместе в одной роте в том стройбате и даже работали в одной бригаде. Я думаю, что именно эта предстоящая встреча и подтолкнула меня к идее заказать для проживания в Одессе на этот раз турбазу Чабанку вместо привычной гостиницы Лондонская. Хотелось пройтись по старым местам, найти часть и понастольгировать, хотя бы под забором. Чего я не ожидал, что жить буду буквально на месте нашей казармы.

– …Лора, ты посмотри, ведь ты тоже была здесь дважды! Слева был штаб, помнишь? В этом же здании казарма третьей роты и медпункт, справа – УНР, дальше налево – первая рота, направо – наша, четвертая. Справа за казармами плац, столовка с буфетом, кочегарка, склады, неработающая баня и нами уже достроенный клуб.

– Ген, поехали. Ребята ждут уже.

Ну ничего, сейчас Сашку встречу, ему расскажу, вот он удивится, не поверит. А завтра вместе с ним сюда приедем и навспоминаемся. Момента, когда я ему выложу эту новость, я ждал, так сказать, в предвкушении.

И вот после обмена положенными приветствиями, похлопываниями и поцелуями мы уже в ресторане, водочка и закусочка на столе, по первой… – и момент настал:

– …Саня, представляешь?!!!

– Да, ты что? – довольно равнодушно, и глаза, глаза опустели и даже стали злыми.

– Ты чего?

– Сейчас я так думаю, что у меня украли два года моей жизни.

А я не согласен!

1984 год. Киев

20 июня. Среда.

…предпоследний экзамен летней сессии четвертого курса физического факультета Киевского Государственного Университета…

21 июня. Четверг.

…моя свадьба с Ларисой…

22 июня. Пятница.

…последний экзамен на сессии…

25 июня. Понедельник.

«…прибыть к шести часам утра с вещами к зданию районного военного комиссариата»

– Вот это жизнь, пацаны! Бурлит, как смола в аду, – этими дурацкими словами слегка нервно я прощаюсь с друзьями раним июньским утром под райвоенкоматом. Сил прощаться с Ларисой нет, она все время плачет, а плакать ей нельзя – через полгода у нас будет ребенок.

Военкомат. Здесь еще все знакомое и родное. Я – ветеран призыва! Военком обещал таким как я выписать специальные медали. За спиной 12 призывов. Мне скоро 24 и на тринадцатый призыв меня таки, как тогда говорили, загребли. Старые спортивные травмы, позвоночник, мигрень и сотни медицинских комиссий – все позади, в этот год загребли всех подчистую. Ей-Богу, сам видел:

– Годен к строевой! – председатель городской комиссии.

– Как к строевой? У него же пальцев нет на правой руке! – захихикала медсестра.

– Стрелять может. Указательный же есть. А мастурбировать в армии по уставу можно и левой. Ха-ха-ха!

В очереди впереди меня, перед финальным длинным столом городской комиссии, в огромной комнате на ДВРЗ¹¹ стоял худющий парень. Я его уже знал, его звали Сережа и он был полностью больной на голову. Пару лет назад он циркуляркой наискосок отхватил себе пальцы на правой руке под таким углом, что указательный был цел, а мизинца вовсе не было. Сережа был добрый парень, но каждый, кто смотрел в его глаза, понимал, что Сережа безумен. И не нужны были результаты анализов со всех тех «дурок»¹², на которых он лежал. Даже сейчас, среди всех нас он выделялся огромным, совершенно сумасшедшим членом, а мы все были в трусах. Последним перед комиссией врачом в этой же комнате был хирург, он приказал снять трусы, а вместо приказа надеть трусы, он только сказал «следующий». Вот Сережа и смешит медсестер.

– Руденко… – недолго полистав толстую папку с моим личным делом, председатель выносит приговор – Годен к нестроевой! В стройбате попашешь, голубчик!

И вот я в последний раз перед родным военкоматом. Через, буквально, двадцать минут я буду уже лысым по дороге на ДВРЗ, а там лотерея – куда попаду? – и другая жизнь.

Что там страшное такое впереди? Сердце сжимается от предчувствий? Да нет, ничего подобного! Проза. Спать очень хочется, голова болит после вчерашнего и очень жалко, пронзительно жалко Лорку – мужа в солдаты, а ей теперь жить в одной квартире с почти незнакомыми людьми – моими родителями.

Друзья с Ларисой таки дождались под военкоматом, увидели меня в окне автобуса впервые в жизни лысым. Посмеялись и повели Лорку домой, там их ждал накрытый стол и они продолжали жить привычной жизнью. Мне стало неуютно.

Ну и что там действительно за углом?

Конец июня. 1984. Киев. ДВРЗ

Попал я в числе восемнадцати призывников в команду номер 20. «Двадцатка», ходят слухи, направляется в Одессу, в стройбат. В конце призыва все команды только странные и необычные для нормальной армии. В нашей команде все студенты, всех забрали после летней сессии. Слава Богу, что не попал в «сотку»! Уже здесь, на ДВРЗ мы узнали, что в «сотку» собирают отъявленное зычье со всего Киева, тех, кто не просто был судим и отделался условным сроком, но уже отсидел, кого менты на сборные пункты только на своих «лунаходах» привозили и под расписку сдавали военкомам, а потом ехали отмечать «День Освобождения» района всем своим отделением. И направляют «сотку» в Белгород-Днестровский стройбат, место, говорят, совершенно гиблое.

Яркий, солнечный день. Все время на плацу, на свежем воздухе, пьянка, легкий матерок стелется над головами, быстрозатухающие драки – не до того сейчас.

Во второй половине дня нашу «двадцатку» собрал капитан, вида нормального, даже интеллигентного. Речь его нас не утомила:

– Недовоенные, нам выпала великая честь быть дежурными по кухне. Айда за мной!

До самой ночи, не приседая, мы расставляли, убирали, чистили, мыли. Сами общее мы не ели, все только от домашнего стола, да и с собой были «тормозки». Спать завалились здесь же, в огромном помещении столовки, прямо на столах, под головы рюкзачки или сумки спортивные, что у кого было – вот и вся постель. Первая ночь в армии прошла беспокойно, даже невзирая на хронический недосып за последние ночи, мне не спалось. Спать на твердых столах было очень неудобно, непривычно, только к утру я, кажется, на полчаса забылся.

Утром подъем в пять, умылись на кухне и все заново – завтрак, уборка, обед, уборка. Мы все время что-то носили, резали, грузили и мыли, мыли, мыли. Для выполнения какого-то очередного задания министра обороны мне в пару попал Сергей Войновский, с которым мы впоследствии скорешились на все два года.

– Ну, что Серега, будем друг-друга держаться?

– Бум! – многословностью он не страдал.

Уж не знаю, чем я Сереге приглянулся – рост 182, вес всего 64 кг, в довольно дурацких очках, а вот он мне сразу пришелся по душе – боксер в «тяже», как он представился, после второго курса КИСИ¹³. Не знаю как КИСИ, а боксер это правильный выбор братана в стройбате.

Вечером после тщательного шмона, нашу «двадцатку» повели на ближайшую ж/д станцию, где мы сели в электричку и поехали на центральный киевский вокзал. С нашим капитаном наша команда чувствовала себя достаточно свободно, мы с Серегой вышли в тамбур перекурить и там в тамбуре я неожиданно встретил свою родную тещу, пять дней уже, как родную. Оказывается мои родители приезжали на ДВРЗ, повстречаться со мной им не дали, но они узнали, в какой я команде, куда и когда нас направляют. Сообщили теще, которая жила под Киевом, и все они договорились встретиться на вокзале и провести меня. Прямо в тамбуре теща передала мне бутылку и закуску, что сыграло свою особую роль в моей судьбе.

Тогда я еще не знал, что одно из, возможно, самых страшных и опасных своих армейских приключений я переживу уже по дороге на службу военную.

Конец июня. 1984. Пассажирский поезд Киев-Одесса

На платформе Киевского центрального вокзала мы наконец-то получили стопроцентную информацию, куда едем. На вагонах таблички: «Киев – Одесса». Разведка не обманула. В Одессе я уже дважды бывал, но относился я тогда к этому городу без особого восторга, он мне казался грязным и очень провинциальным.

Нас быстро затолкали в пустой плацкартный вагон. Благодаря стоящей на платформе тёще, мои родители с Ларисой быстро отыскали нужный вагон и мы с двух сторон начали переговоры с капитаном с просьбой дать нам возможность попрощаться, особо упирая на то обстоятельство, что я женат только пятый день. Но в это время обстановка на платформе сильно изменилась. «Сотка»! Было их человек под сто и их сопровождали офицер и два сержанта. Не всех этих пацанов можно было затолкать в вагон так же легко, как нас, студентов. На платформе царила настоящая вакханалия, здесь появились, также как и мои, хорошо информированные родственники, друзья призывников из «сотки», замелькали бутылки, стаканы, кульки, авоськи, яйца, куры, «кони, люди»…

Мы, наша команда, компактно заняли два предпоследних купе, последнее занимать не стали – близко к туалету, а в начале вагона в первом купе наверняка будут офицеры, а у нас с собой, как говорится, было… так зачем нам неприятности? Вагон медленно, но верно заполнялся. Первые ребята из «сотки» заняли последнее купе, а там постепенно и остальные подтягивались, но самые отчаянные были все еще на платформе, они начали пить уже там. Остановить их было невозможно.

Вагон являл собой наглядный пример броуновского движения, все непрерывно перемещались в поиске знакомых или лучшего места. Мы были в предпоследнем купе и не сразу обратили внимание на парочку пацанов, которые дошли до последнего. Оттуда раздались крики:

– Кто занял, бля? Ты, убогий?

– Я! А ты чё, за главного?

Переговоры не затянулись, послышались хрусткие звуки сильных ударов. В шесть секунд купе было свободно – новенькие победили.

Офицер «сотки» на платформе пытался загнать в вагон последних. Мой отец уводил наших с ним женщин с перрона, от греха подальше. Атмосфера явно накалялась. Толпа провожающих была на взводе, но пока не особо агрессивна. Офицеру «сотки» дали в челюсть, но не сильно, ладошкой, так – для проформы, только фуражка свалилась.

– Военные, ко мне! – слегка паникуя, ненастойчиво крикнул он.

Но ему на помощь сразу пришли два его сержанта, выскочил из вагона и наш капитан. Всем вместе им удалось под смех и улюлюканье толпы загнать оставшихся будущих защитников Родины в вагон. Человек шесть-семь из них сразу прошли мимо нас в последнее купе, среди них были мужики по виду, я бы сказал, лет за тридцать. Подгоняли их сержанты, один из них бубнил:

– Вы, парни, зря нашего старлея цепанули. Он злой, он на вас теперь в части танцевать будет. Там вам хана, земели.

– А ты нас не кошмарь. Твой старлей еще у нас за щеку брать будет.

– А, ну, ну… – проводив до конца, сержанты вернулись в начало вагона, где они вместе с двумя офицерами и заняли первое купе.

Только они ушли, к последнему купе подвалили те пацаны, которые уже получили в голову до этого. На этот раз их было больше, пришли с подпиской¹⁴, среди подписки читались ребята авторитетные, тревожные:

– Эй чуваки, нам кореша это купе сразу заняли, а вы их обидели. Нехорошо!

– А ты кто, уважаемый? Обзовись.

– Я Кора с Татарки.

– Ну вот видишь, таких здесь не сидело. Здесь Подол, Воскресенка и Соцгород.

И опять, без паузы, раздались страшные удары, очень сочные, с противным хрустом, от звука которого слабели руки и ныло под ложечкой. Я сам был из Соцгорода и драк видел немало, до определенного возраста сам много дрался, но здесь били по-другому. Я знал, что «до первой крови» и «а ты кто такой» прошли вместе с детством, но такое, чтобы бить до конца, насмерть, я видел впервые. Это даже близко не напоминало то, что мы видим в кино. Здесь, когда противник уже повержен и явно сдался, его добивают, не оставляя ни шанса, при этом не сдерживая ни в коей мере силу удара. До конца!

«Как они не боятся убить?» – помню, подумал я тогда.

Слабые отступили. Поезд тронулся. В последнем купе начиналась пьянка. Услышав: «Суся, бухла навалом, метнись по вагону собери закусь, бациллу¹⁵ там, зелень», – мы в нашем предпоследнем не спешили открывать свои баулы. Дохлый, прыщавый Суся, глянув на нас и наш пустой стол, прошел дальше. Меня просто валило в сон. Я нормально не спал уже пять ночей.

Сразу после свадьбы, в нашу первую брачную ночь у нас с Ларисой хватило только сил, сидя на разложенном и застеленном диване, пересчитать подаренные деньги. Ночь оказалась короткой – конвертов было много и свадьба удалась. Но в последующие ночи я старался отыграться и за прошедшую первую и на два года вперед, плюс сессия, проводы.

Из соседнего купе тянуло благодушной атмосферой и я, напялив на голову капюшон штормовки, была такая одежда в те годы, постарался заснуть.

– Не-е, это не он, – с меня сдернули капюшон, я проснулся.

Из нашего купе, качаясь не в такт с вагоном, выходили две спины. За окном уже темно. На меня смотрело десять пар испуганных глаз нашей «двадцатки». Я почувствовал, что атмосфера в вагоне изменилась, наверное вместе со степенью опьянения «мальчиков» в последнем. Я проспал, похоже, час, от силы полтора.

– Вот он, падла! – кого-то незнакомого потянули в последнее купе. Оборванный крик и опять эти ужасные звуки сочных ударов.

Там играли в карты и непрерывно кого-то били. Я старался опять заснуть и я бы смог, до того я был уставшим, но я сидел вторым от окна, прислонясь к перегородке как раз с последним купе, а били там иногда этих «кого-то» наверное головой о стенку. Тонкая перегородка общего вагона ходила ходуном и заснуть не было возможности физически, так как голова моя и плечи все время отскакивали от, изгибающейся под ударами, перегородки.