Смирнягин не стал долго ломать голову.

– Баржа.

Окуневский вновь осуждающе покачал головой и поцокал языком.

– Ну и ну! Я же сказал из четырех, а не из пяти букв. Это – во-первых. Во-вторых, капитан, я никогда не слышал, что баржа – парусное судно.

– А какое?

– Баржа, дорогой мой, – такое плавсредство, которое, попервости, тягали с помощью лямок, шедшие по берегу бурлаки, а после придумали для них двигатели. И они самостоятельно стали передвигаться по рекам.

За одним из столов, уткнувшись лбом в столешницу, дремал, посапывая носом, сержант Носов, водитель дежурной машины. Он неожиданно поднял голову и произнес:

– Барк.

И голова сержанта вновь упала на стол.

– Видишь, Носов даже в спящем положении знает, а ты нет.

– Ничего удивительного, – возразил Смирнягин. – Он три года «тянул лямку» на флоте. Ему ли не знать?

– Ну, хорошо: а знаешь ли ты, голубчик, кто написал оперу «Жизнь за царя»? Даю подсказку: последняя буква «а», всего букв шесть.

– Ясно: композитор Глинка.

– Ты прав, – Окуневский стал вписывать в клеточки буквы. – А откуда, капитан, тебе сие ведомо?

Смирнягин не отказал себе в удовольствии «подколоть» коллегу, то есть отплатить тому той же монетой.

– Старшему лейтенанту Окуневскому следовало бы знать, кто автор музыки нынешнего гимна России.

– А причем тут гимн России?

– Притом! Музыка для гимна России как раз и взята из оперы Глинки «Жизнь за царя».

– Ну, ты молодец!

– Ничего особенного, – Смирнягин для науки еще раз решил «подколоть» Окуневского, чтобы впредь не очень-то заносился. – Это нынче знает каждый школьник.

– Признаю: ловко ты меня дважды поддел… А вот скажи…

– Отстань, я занят, – сказал Смирнягин и стал заполнять лежащую перед ним «амбарную» книгу.

– И что «кипятится»? Со скуки ведь помереть можно. Хоть бы какой-то ложный вызов, что ли? Ни одного звонка. Словно, все вымерли. Словно, в городе стало некому совершать преступления.

– Хорошо бы так-то. Но, увы… – Смирнягин сделал паузу. – В такую-то погоду хороший хозяин на двор и пса не выгонит. А ты хочешь, чтобы преступники… Нет, не дураки они. Заметил: чем отвратительнее погодные условия, тем спокойнее дежурство. Так бы всегда…

Смирнягин услышал хлопающую входную дверь, чьи-то шаги. У оконца дежурной части он увидел женское встревоженное лицо. Он подошел.

– В чем дело? – спросил он.

– Наш мальчик исчез.

– Когда? – спросил Смирнягин.

– Утром. Как ушел в школу, так и не вернулся. Где он? Что с ним? Обзвонили друзей, подруг, но никто ничего не знает.

– По больницам звонили? – спросил Смирнягин.

– Да, но там мальчика с нашей фамилией, говорят, нет.

– Пройдите сюда, в комнату,

Смирнягин открыл дверь, впустил женщину и мужчину. Сам сел за письменный стол.

– Расскажите еще раз, я запишу в журнал дежурства… на всякий случай.

– На всякий случай? Почему на всякий случай? Мальчик исчез. С ним что-то произошло… Его надо искать

– Видите ли, гражданка…

– Чудинова Нина Викторовна.

– Видите ли, гражданка Чудинова Нина Викторовна, у пацанов есть такая довольно распространенная манера неожиданно исчезать из дома…

– Но наш не такой, – возразила Нина Викторовна. – Наш никогда и никуда не исчезал.

– Все так говорят, когда приходят к нам. А потом мы находим беглеца в какой-нибудь Вологде или Костроме. Узнаем, что пацан в десятый раз ударяется в бега. Потому что дома невыносимые условия жизни: вещь распространенная. Дня не проходит, чтобы не пришла с подобным заявлением полупьяненькая мамаша… Пьете?

– Ну… Разве что по праздникам…

– А праздники каждый день, – добавив, Смирнягин рассмеялся.

– Почему вы так разговариваете? Мы пришли, чтобы сделать заявление… А вы…

– Ну, хорошо, гражданка, вот вам бумага, ручка, пишите заявление, зарегистрируем…

– Только зарегистрируете?

– А вы чего хотели бы?

– Хотела… хотела, чтобы был организован поиск исчезнувшего сына.

– Объясняю, гражданка: вы подаете заявление, мы его подшиваем, и несколько суток не предпринимаем никаких действий.

– Почему?

– Такой порядок. Кстати, не мною установлен.

– Странный какой-то ваш порядок.

– Порядок есть порядок и обсуждению не подлежит. Он подлежит исполнению. Вам ясно?

– Нет, мне совсем не ясно. Мальчику, может быть, плохо. Мальчику нужна помощь… А заявление…

– Да вы не волнуйтесь: придет ваш сын. Набегается и придет. Вот увидите. Поверьте моему опыту. Ну, а если и через трое суток не объявится, то объявим в федеральный розыск. И, будьте уверены, найдем беглеца в каком-нибудь спецприемнике-распределителе.

– Как легко вы ко всему относитесь.

– А как, позвольте спросить, я должен относиться? В семьях ужасные условия, из этого ада подростки бегут, куда глаза глядят. К нам заявляются такие вот мамаши-папаши, горе-родители, плачутся в жилетку, просят разыскать свое чадо. Милиция тратит средства, силы… Вам бы воспитанием сына получше заниматься, побольше к нему внимания, ласки, теплоты.

– Н-н-но м-м-м-мы, – страшно волнуясь и с трудом сдерживаясь от ярости, начал Чудинов-отец, но жена его остановила, взяв за руку.

– Как вы можете такое говорить, если нас впервые видите и ничего о нас не знаете?! – воскликнула Нина Викторовна.

– Знаю, я все знаю, гражданочка… насмотрелся.

– Ну, и что же нам делать, прикажете?

– Только ждать и ничего более. Не объявится беглец, милости просим до нас. Займемся, как положено. До свидания!

Чудиновы встали и пошли к выходу. Уже у дверей Нина Викторовна обернулась.

– Скажите, у вас есть дети?

– Есть, – Смирнягин рассмеялся. – И даже трое: мальчик и две девочки.

– Если бы с вами такое… Как бы вы…

– Я? Я бы поступил так: нашел, отодрал бы, как Сидорову козу. Так бы отодрал, что он дней десять на задницу боялся присесть. Больше, уверяю, он бы ничего подобного с родителями не совершил. Вас, конечно, такой метод воспитания не устраивает. Что ж, каждому свое!

Чудиновы вышли.

– Зря ты с ними так-то, – сказал осуждающе Окуневский. – Люди убиты горем, не видишь?

Смирнягин озлился.

– Не лезь, Яша, не в свое дело!

– Это действительно не мое дело, но ты все же позвони в дежурную часть городского управления, а? Спроси. Не исключено, что там что-то могут и знать об исчезнувшем мальчишке. Бывает всякое. Сам знаешь.

– Советнички… Из страны советов… А, ладно, – он набрал номер телефона. – Капитан Смирнягин… Так точно… Да, понимаете, только что двое родителей были… Оставили заявление… О чем? О, якобы, исчезновении сына… Вот я и звоню: может, у вас какие-то сведения есть?.. А его данные следующие: Чудинов Сергей Иванович восемьдесят пятого года рождения, учащийся восьмого «а» класса сто тридцатой школы. Проживает: улица Газетная, дом пять, квартира четырнадцать. Родители: мать – Чудинова Нина Викторовна, отец – Чудинов Иван Андреевич… Пацан утром ушел в школу и не вернулся… Что?.. Нет-нет, говорят, он отсидел все уроки… Ясно, жду… Слушаю… Так… Как я и предполагал: ни в одном райотделе нет никаких данных о пацане… Да, я родителям так и сказал: набегается, особенно по нынешней непогоде, жрать захочет и вернется… Как обстановка в городе?.. У нас тоже – ти-ши-на. Благодать-то какая… Ну, всего!

Смирнягин положил трубку. Встал, подошел к угловому столику, где кипел чайник, налил в большую кружку, бросил пару пакетиков заварки, помешал и стал пить небольшими глотками.

На пульте замигала лампочка.

– Яша, подойди. Из управления добиваются, – попросил Смирнягин.

Окуневский подошел к пульту, нажал на клавишу.

– У телефона… Эксперт-криминалист… Дежурный? Здесь он… Чай пьет… Слушаю… Да… Да… Так точно… Понял… Слушаюсь.

Окуневский нажал на клавишу, и лампочка перестала тревожно мигать.

– Ну? – Смирнягин вопрошающе смотрел на Окуневского. – Что им надо?

– Дежурный по городу… Он сообщает, что в Пригородный райотдел доставлены подростки. Подрались между собой, составляется протокол. Среди них, говорит, есть парнишка, у которого фамилия «Чудинов». Предлагает связаться с коллегами, выяснить, не тот ли, кого ищут наши родители.

– Понял, – Смирнягин отставил кружку, подошел к пульту, сел за пульт и набрал на аппарате, стоящем справа, номер. Там, куда он звонил, тотчас же ответили. – Привет коллеге… Как дела?.. В порядке… Ничего серьезного… Тоже?.. И слава Богу… Что позвонил?.. Из управления сообщили, что к вам доставлены драчуны-подростки, похулиганившие… У тебя?.. Среди них есть Чудинов, восьмиклассник?.. Есть?.. Вот, паршивец! Родители с ног сбились, а он… Какие родители? Обыкновенные. В наш райотдел обратились с заявлением об исчезновении… Почему к нам? Очень просто: живет-то, паршивец, в черте нашего района, по улице Газетной… Что-что?! Как это не у нас?! Вот, передо мной заявление его родителей: пропал Чудинов Сергей Иванович, учащийся сто тридцатой школы; утром ушел в школу, отсидел все уроки, потом исчез в неизвестном направлении… Как это не тот? Как вашего задержанного зовут?.. Виталий?.. А не врет?.. Нет?.. Что? Чудинов Виталий проживает в Дзержинском районе? Это точно?.. Что-что? И родители уже за ним едут?.. Не ошибка, нет?.. Надо же… Однофамильцы, выходит… Какое странное совпадение… Ну, будь здоров! – Смирнягин положил трубку и хмыкнул. – Я-то уже подумал, что нашелся наш стервец. Выходит, не он.

10 ОКТЯБРЯ. ВОСКРЕСЕНЬЕ. 00. 55.

Юлия Алексеевна проснулась из-за стука входной двери. Встала, потянулась, поморщилась, вышла в коридор. Лёха, снимая грязные кроссовки, глядя на мать, спросил:

– Какого черта встала?

– Ты как с матерью разговариваешь?

– А как надо? Научи!

– Где был? Что делал?

– А, отстань…

– Как это отстань?! Мать я тебе или нет?

– Какая ты мать? Днем – на барахолке, вечером – в дупель пьяная. Похавать даже некому приготовить.

Юлия Алексеевна поморщилась от головной боли.

– Что, с похмелюги? – спросил, язвительно ухмыляясь, Лёха.

Мать отрешенно махнула рукой, прошла на кухню и стала шуровать в холодильнике.

– Ищешь пиво?

– Черт, было же! – проворчала Юлия Алексеевна.

– Не ищи. Я высосал, – Леха захихикал.

– Идиот, чему смеешься? – зло спросила мать, плюнула, шумно захлопнула дверцу холодильника и пошла в спальню. Проходя мимо сына, потянула носом. – Да, ты пил!

– Да! Чем я хуже тебя?

– Молокосос! – взвизгнула мать и замахнулась на сына. – Убью!

– Ты? Убьешь? Меня? – он с силой толкнул мать в грудь, которая, не удержавшись на ногах, упала на колени. – Куда тебе?! И вообще: будешь еще вякать – вот тогда я тебя действительно замочу.

Он перешагнул через мать, по щекам которой текли слезы, и прошел на кухню.

– Боже! Еще один уголовник! За что мне все это, за что! Господи помилуй, меня, несчастную!