В марте 1918 года добровольно поступил в Красную Армию, во 2-й Калужский партизанский отряд (г. Козельск), с которым убыл на Южный фронт, где влились в состав 4-го Московского стрелкового полка (в последствии переименованного в 121-й стрелковый полк), в составе которого участвовал в боях против Краснова на Новохопёрском направлении. 28 декабря 1918 года был обморожен у ст. Калмычек и направлен в госпиталь в г. Тамбов, откуда эвакуирован в г. Калугу. Из Калуги в сентябре 1919 г. выписан из госпиталя. По пути следования в часть снова заболел и

был направлен в госпиталь в г. Вольск, откуда выписался в феврале 1920 г. и поехал в свою часть. Но до части не доехал, не зная её точного места пребывания, вследствие чего в г. Краснодаре был направлен в запасной полк 9-й Кубанской армии, откуда в мае 1920 г. поступил на Краснодарские командные курсы, которые окончил с отметкой «отлично» 1 января 1922 года.

По окончании курсов выбрал место службы (г. Барнаул, части особого назначения), где служил в 8-м отдельном особого назначения батальоне командиром взвода. По расформировании батальона в августе направлен в резерв комсостава при штабе СибВО, откуда поступил учиться в высшую

военную школу Сибири, которую не окончил по причине её расформирования. Направлен в 87-й стрелковый полк комвзвода. В полку прослужил до декабря 1928 г. на должностях: комвзвода, пом. нач. пулькоманды, нач. пулькоманды, командир пулемётной роты.

В декабре 1928 г. переведён Речицким райвоенкомом, в сентябре 1931 г. – Комаричским райвоенкомом, в сентябре 1934 г. – Ржевским райвоенкомом, в октябре 1937 г. – начальником Брянского мобокруга, а в октябре 1938 г. назначен Орловским облвоенкомом.

За службу в Красной Армии награждён юбилейной медалью «XX лет РККА», в 23-ю годовщину Красной Армии Указом Президиума Верховного Совета награждён орденом «Знак Почёта».

В ВКП(б) вступил в октябре 1920 г. на Краснодарских комкурсах, утверждён Краснодарским укомом ВКП(б), партбилет № 0268942.

За период нахождения в партии был секретарём ротной партячейки, членом полкового бюро ВКП(б), членом пленума и кандидатом в члены бюро Комаричского РК ВКП(б), членом пленума Ржевского РК И ГК ВКП(б), неоднократно избирался на районные, областные и окружные

партконференции. Был членом Речицкого горсовета и райисполкома, Комаричского райисполкома, Ржевского горсовета и райисполкома. Являюсь депутатом Орловского облсовета и членом исполкома облсовета депутатов трудящихся.

Активно участвовал и участвую в работе Осоавиахима, за что награждён в 1929 г. значком «Активист Осоавиахима». Сейчас состою членом президиума Орловского областного Совета Осоавиахима.

В троцкистских и др. антисоветских группировках не состоял. Колебаний от генеральной линии партии не было. Судим не был.

Полковник Волкоедов. г. Орёл. 14 марта 1941 г.»

А теперь вернёмся к мемуарам М.М. Мартынова (см. 1-ю главу), в которых он приводит запись беседы с бывшим первым секретарём Советского райкома партии П.С. Студенниковым. Пётр Степанович вспоминает, что он на машине, спускаясь по Ленинской, врезался в колонну немецких

танков и впереди заметил «эмку» Волкоедова. По версии Студенникова, в машине вместе с облвоенкомом находился заведующий военным отделом обкома партии Дмитрий Фёдорович Добродеев. Якобы немцы из танка разнесли вдребезги «эмку» Волкоедова и Добродеева, а самому Студенникову удалось скрыться в одной из Курских улиц, а затем выбраться на юго-восточную окраину города, куда противник ещё не проник.

Как известно, военные отступали в направлении Мценска, где собирались войска для отражения дальнейших атак Гудериана. А вот партийные работники и силовики по заранее намеченному плану отступали на Елец, где впоследствии (с небольшим перерывом) и располагались вплоть до освобождения Орла.

Обратим внимание, что в поиске появилось ещё одно имя – Добродеев. Его нет в имеющихся у нас документах, подписанных Лебедевым, который лишь сообщает Военному Совету Орловского военного округа 10 октября 1941 года: «…не прибыл к месту новой дислокации облвоенкомата в

г. Елец облвоенком полковник Волкоедов Н.А. Последнего адъютант видел в двух километрах от Орла тяжело раненым, вынести его с данной территории не представилось возможным.., принимаю меры для дальнейшего розыска тов. Волкоедова, о результатах донесу дополнительно».

Как проходил дальнейший розыск, нам пока неведомо. Нет никаких подробностей и о гибели Добродеева. Очевидцы, бывшие в то время детьми, смутно вспоминают, что среди погибших на Старо-московском шоссе были два полковника. Скорее всего, это Волкоедов и Мясников. Был ли Добродеев в военной форме? По крайней мере, о погибших в штатском в двух «эмках» никто не вспоминает. Вопросы, вопросы…

Поиск продолжается. Ребята из «Безымянного солдата» вновь связались с правнучкой Волкоедова, надеясь, что она подскажет новые направления исследований по разгадке трагедии, произошедшей на северной окраине Орла 3 октября 1941 года. Мы следим за развитием событий,

уверенные, что следопытам по силам восстановить детали октябрьского происшествия, а главное – установить имена всех погибших, чтобы затем увековечить их на памятной плите. Ради этого и продолжается благородная миссия уже правнуков солдат Победы.

А тем временем я перебирал свой архив, подспудно терзаемый вопросом: почему всё же Орёл бросили на произвол судьбы? Нашёл свидетельства того, что основные властные структуры покинули Орёл ещё за три дня до вторжения немцев.

«Я 3 октября оказалась в районе нынешнего сквера Танкистов и хорошо помню, что ещё рано утром по Пушкинской в сторону Ливенской промчались машин пять-семь легковушек… Это машины обкома и горкома партии, я их знала. Но ещё с вечера туда же проследовали такие же

автомобили и ещё пара грузовиков… Убегали наши руководители без оглядки… А людям ничего не сообщили, даже радио молчало, хотя до этого несколько раз во время авианалётов давали звуковой сигнал… В обед где-то началась паника, видимо, просочилась информация, что немцы на подходе. С каждым часом людей становилось всё больше, они запрудили всю Московскую. Но тут появились немецкие машины и мотоциклы, они несколько раз выстрелили поверх голов, чтобы люди, значит, дорогу им освободили. Народ кинулся кто куда… Я что-то не помню, чтобы бои шли на улицах, наших-то войск здесь не было, с кем воевать-то… Немцы быстро проскочили на вокзал, видимо, хотели удостовериться, что там противника нет… Потом, да, послышались на северной окраине Орла выстрелы и взрывы, может, это там и произошла какая-то стычка, но быстро всё смолкло. И к вечеру загудело – это множество немецких танков и машин въезжали в город. Люди стали прятаться, поняв, что дело принимает серьёзный оборот…» (ЛАА. Воспоминания 78-летней А.П. Шагаевой, 1981 г.)

Вот так! В Орле оставались только «дежурные службы», ответственность перекладывалась на

плечи совершенно неподготовленных и малоопытных людей. Об одном таком случае – вопиющем! – очередное свидетельство.

За многие годы поисковой работы набралось немало фактов, как говорится, из первых рук. Особое место здесь занимают воспоминания Энвера Арифова, полковника запаса. Его воспоминания о нашествии гитлеровцев на Орёл позволяют оценить действия многих должностных лиц, которые и стали виновниками сдачи врагу областного центра. Вот строки из его письма.

«В феврале 1940 года я окончил Орджоникидзевское военное пехотное училище, в марте того же года принял пулемётную роту 228-го стрелкового полка 55-й дивизии имени Ворошилова на Карельском перешейке (война 1939–1940 гг. с бело-финнами).

Там же получил тяжёлое ранение. После излечения, в октябре 1940 года, был назначен командиром курсантской роты Орловского военно-пехотного училища, а затем военным комендантом города Орла.

Первый выпуск Орловского военно-пехотного училища намечался на осень сорок первого. Война объявила иные сроки: выпуск был осуществлён досрочно, в июле. Курсанты третьего года обучения досрочно выпускались лейтенантами, а курсантам набора 1940 года из числа младшего

командного состава срочной службы присваивалось звание младших лейтенантов. Все они отправлялись в действующую армию.

Тут же набрали новый состав курсантов, исключительно из сержантов, старшин срочной службы, чтобы максимально ускорить процесс подготовки из них командиров взводов (за пять-шесть месяцев).

К началу сентября 1941 года обстановка на фронтах сложилась крайне тяжёлая. Враг находился всего лишь в ста километрах от Орла. Войсковые части, находящиеся в городе, в спешном порядке были отправлены на фронт. Поэтому оборона Орла по приказу Верховного Главнокомандующего была возложена на курсантов военных училищ и единственный из оставшихся здесь запасной полк.

Начальником гарнизона стал начальник нашего училища полковник Н.Н. Богданов. По его приказу курсанты танкового, авиационного училищ и училища связи, ещё не закончившего формирование, заняли оборону на рубеже летних лагерей, в 10-12 километрах от города.

Однажды меня вызвал к себе полковник Богданов. Он объявил, что положение стало угрожающим. И назначил меня комендантом города. Своё решение он объяснил тем, что я был единственным в училище офицером, который уже понюхал порох на войне.

Полковник Богданов тут же поставил и задачи, которые мне предстояло решить безотлагательно. Первая: в течение суток организовать эвакуацию членов семей военнослужащих, командно-политического состава, как тогда говорили. Вторая: в срочном порядке вывезти на новое место дислокации штаба округа архив одного из отделов, остававшихся ещё в Орле.

Этим же приказом на управление военной комендатуры возлагалась охрана всех государственных и оборонных объектов. Надо было обеспечить бдительное несение службы и принять все меры, чтобы не допустить проникновения в город вражеской агентуры и диверсионных групп противника.

Не успел я как следует осмыслить весь груз свалившихся на меня обязанностей (а было мне тогда всего двадцать два года), как последовал вызов в штаб округа. Там под расписку дали прочитать документ особой важности. Это был приказ Верховного Главнокомандующего. Непосредственно ко мне относились такие строки: «…в связи с временным отходом и перегруппировкой наших войск на новые рубежи, курсантов военных училищ Орловского военного округа с оборонительных укреплений снять… В пятидневный срок обеспечить новое место дислокации».

Полковник Богданов разработал чёткий план эвакуации. Согласно его решению наше училище отправлялось тремя эшелонами. 1-й и 2-й курсантские батальоны с командно-политическим составом грузились в первый эшелон, начальником которого назначался полковой комиссар Не-

стеров. Отправка намечалась (обратите внимание! – Ред.) на 26 сентября 1941 года в 23.00. Второй эшелон заняли курсанты 3-го и 4-го батальонов.

Начальником эшелона был сам полковник Богданов. Отправка – 28 сентября в 23.00. И, наконец, третий эшелон. В него вошли хозяйственная рота, вольнонаёмный персонал численностью до 600 человек, вся учебно-бытовая техника, вещевые и продовольственные склады, а также запасы горюче-смазочных материалов. Начальником эшелона назначили меня. Для моего эшелона выделялись два железнодорожных состава по двадцать три вагона (платформы) в каждом. Отправка его намечалась на 30 сентября в 23.00. С отправкой первых двух эшелонов затруднений не возникло. Они ушли по графику. Примерно в то же время передислоцировался в город Елец и штаб округа. Запасной полк занял оборону в районе летних лагерей, а укреплённые районы на подступах к Орлу занимали по мере прибытия войсковые части из фронтовой полосы. Фашистская авиация совершала налёты на город, но пока не очень интенсивно, и это позволяло надеяться на организованную и, возможно, спокойную отправку моего разношерстного хозяйства.

Но в ночь с 29 на 30 сентября, когда полным ходом шла погрузка техники и материальных ценностей, город подвергся массированному налёту авиации противника. Не менее полусотни самолётов бросали бомбы на жизненно важные узлы Орла. Особенно пострадали укрепрайоны и железнодорожная станция. В нашем эшелоне сгорело две бензоцистерны, четыре платформы с автотехникой, вагон с имуществом. Семнадцать бойцов получили ранения, десять из них – тяжёлые.

Остаток ночи и весь день 30 сентября мы занимались восстановлением железнодорожных путей, заменой повреждённых вагонов, платформ, заменой сгоревших при бомбёжке материалов. Вместо бензоцистерн, которые представляли наиболее удобную мишень для авиации, мы решили собрать

бесхозные автобензовозы, которые легко можно было замаскировать.

После некоторого раздумья я решил отправку эшелона назначить не от железнодорожной станции, которая уже «пристреляна» авиацией, а от разъезда, что в десяти-двенадцати километрах от Орла, на семь часов утра первого октября.

Рано утром первого октября 1941 года, за несколько часов до отправления, мы узнали, что ночью колонна фашистских танков – до 40 машин – прорвала линию фронта и приближается к городу. А у нас ещё погрузка не закончена! Пришлось торопиться и отправление назначить на час раньше

намеченного срока. Многое пришлось доделывать уже на ходу.

И всё же фашистские самолёты нас настигли. На эшелон обрушились бомбы, пулемётные и пушечные очереди. Вспыхнули прицепленные в хвосте вагоны с горючим, густо задымили окна вагонов с продовольствием. Пришлось останавливать эшелон и тушить пожары. Пулемётчики открыли огонь по самолётам. И тут удача показала нам своё лицо: довольно быстро один из самолётов, нахально пролетавших на бреющем полёте, был подбит и грохнулся на землю метрах в двухстах от эшелона. Остальные, то ли испугавшись залпового огня, то ли израсходовав запас горючего, улетели восвояси.

Маленькую передышку я использовал для того, чтобы отцепить изуродованные и сгоревшие вагоны и организовать противовоздушную оборону. Станковые и ручные пулемёты мы расположили на крышах вагонов и на платформах, назначили дежурные смены автоматчиков и снайперов. И когда примерно через полчаса движения эшелон подвергся новой атаке фашистских самолётов, мы её встретили организованным огнём из всех видов оружия. Нам удалось сбить ещё один самолёт противника.

В этом бою восемь бойцов получили ранения, в том числе и я. Слышен был гул нашей артиллерии, хорошо было видно, как наша авиация свой бомбовой груз сбрасывала на танковую колонну противника… Мы были в пути, когда радисты поймали сообщение Совинформбюро о том, что «после упорных и ожесточённых боёв наши войска оставили город Орёл».

(Сборник «Я – репортёр-2», Из-во «3-е ИЮЛЯ», 2013, стр. 138-141.)

Вот такие воспоминания молодого офицера, несколько дней побывавшего в должности коменданта Орла. Сразу же возникает недоумение. Во-первых, одно только то, что лейтенанту доверили такой важный пост, наводит на размышления. В городе почти не осталось опытных офицеров?

Или все они попали в первый эшелон? Комсостав почему-то раньше всех дал дёру, «доверив» 20-летнему пацану высокий пост…

Вновь и вновь повторяем: Орёл стал единственным областным центром, который немцы взяли практически без боя, без серьёзной организованной обороны. Уже 27 сентября штаб Орловского военного округа перебрался в Елец. Под Брянск, где размещался командный пункт Брянского

фронта, перебросили последние боеспособные войска. По приказу свыше вывезли из города всех курсантов военных училищ. То есть за три дня до вторжения фашистов защищать областной центр было некому. Всерьёз принимать отряды самообороны и запасной полк не стоит, если учесть, что они изначально не могли остановить танковые армады. Так и произошло. Несколько сотен выдвинувшихся под Кромы людей со стрелковым оружием и бутылками с зажигательной смесью только разозлили противника. Несколько пулемётных очередей оказалось достаточно, чтобы полу-

профессиональные защитники разбежались…

И на этом фоне назначение лейтенанта на должность коменданта города (при наличие более статусных военных) можно охарактеризовать только паническими настроениями и желанием переложить ответственность на кого угодно. Не хочется обвинять в трусости орловскую власть, но факты – упрямая вещь. И не случайно Сталин наказал и гражданских, и военных начальников, а в 1944 году и вовсе раздробил Орловскую область, образовав самостоятельный брянский регион. Вождь был очень недоволен событиями начала октября сорок первого. И это имело далеко

идущие последствия. Для Орловской области.