Пока он с серьёзным видом писал заявление, она украдкой оценивающе осмотрела солдата со свежей стрижкой, белым наглаженным воротничком, начищенными сапогами, делая вид, что занята оформлением личного дела.

– А как у вас дела обстоят с партийной принадлежностью? – спросила Анна, слегка наклонив свою ухоженную голову с модной чёлкой и завитушкой у виска.

– В техникуме в партию у нас редко кого принимали. Там сказали, что выпускают молодыми командирами производства. В армии дослужился до сержантского звания, секретарём комсомольской организации во взводе избирали.

– Тогда надо встать на учёт, – в её голосе прозвучали нотки, словно они давно знакомы. Девушка достала из стола папку с надписью «ВЛКСМ» и подала чистый бланк анкеты:

– Не забывайте платить членские взносы, сдавать будете мне, я секретарь первичной организации. У нас в ячейке Кутелев, инженер, Первушкин, лесник, стихи пишет, и в бухгалтерии Ломакина, будете пятым.

Сергей протянул Анне заявление и анкету, с любопытством про себя отмечая, что она не такая уж и строгая, как пытается показаться.

Анна забрала трудовую книжку и открыла книгу приказов по лесхозу.

– Все документы имеются, до свидания, – неожиданно для Сергея прохладно, с напускным гонором, сказала Анна Владимировна, как бы снова подчеркивая важность своего положения в иерархии государственной лесной охраны. Настроение это Сергею не испортило, но он запомнил особенность её характера.

Сергей прошёлся по коридору конторы и для интереса прочитал вывески. Там оставались еще две двери – «Бухгалтерия» и «Красный уголок». Сергей вышел на крыльцо. Под липой все ещё стоял Басаргин.

– Ну, что? Взяли на работу?

– Помощником лесничего, – улыбнулся Сергей и подошёл к Николаю Тихоновичу, протягивая руку.

– А мой обход без лесника остался, – негромким приятным голосом с грустью сообщил новый знакомый. Сергей почувствовал крепкую руку и поймал бегающий взгляд, которым тот осмотрел солдатскую форму.

– Не подскажете, у кого можно времянку снять?

– К Ломакину сходи, неподалёку живет. Выйдешь вон туда, – он показал рукой на соседние улицы, – а там любой подскажет. У него летняя кухня во дворе, из бруса, добротная, тёплая, в самый раз тебе одному-то.

Из конторы лесхоза вышел лесничий, обратился к Сергею.

– Заходи, братик, – лесничий пригласил жестом в деревянное строение с табличкой у двери «Лесничество».

– Мне бы подписать заявление на увольнение, – Басаргин заторопился следом.

– Ты, братик Тихоныч, как-то не по адресу. Это к своему лесничему в Высокогорск. А пока возьми в бухгалтерии обходной лист, сдашь завхозу всё имущество, что на тебе числится. Горю твоему поможем, вывезем хозяйство, директор приказал. Иди в гараж к механику и подожди чуток, я лесников с дежурства сниму, и поедете, – на ходу ответил лесничий.

По просьбе секретаря райкома партии Князев взял бывшего председателя колхоза на должность лесничего, хотя у него не было образования. До выхода на пенсию ему оставался год, он отработал почти всю жизнь в колхозе, но в стаж это не вошло, и оставалось одно – поступить на государственную службу. Панибратское отношение, когда к каждому члену колхоза он обращался «братик», у Владимира Михайловича, добродушного в любых обстоятельствах, вошло в привычку и стало его прозвищем. Теперь и к нему так же обращались, и он не обижался.

Контора лесничества находилась в просторной комнате с окнами на восток и юг: было светло, тепло, уютно. Вдоль стен – столы лесничего, помощника, техника, книжный шкаф с таксационными^[2] описаниями и картами. На стекле сидела муха. Сергею показалось, что тут остановилось время. Или оно имело иное измерение, когда труд одного поколения лесников – всего лишь десятая часть жизни кедра.

– Так ты, значит, приезжий. Но это ничего, тут все такие. Со всей страны съехались. Много и тех, кто остался после войны с японцами. Но… вопрос у нас наипервейший – это прививка от клещевого энцефалита. Без этого в тайгу не моги ходить. Ну, садись. Технику безопасности обязан тебе объяснить, часовой курс прочитать и в журнале подпись по этому поводу от тебя иметь.

– Так я техникум закончил, проходил всё, – напомнил Сергей.

– Там ты студентом был. А тут ты в должности.

Владимир Михайлович сел за свой стол, достал журнал, подумал, улыбаясь, и снисходительно произнёс:

– Ладно, распишись тут и тут, где галочки. Сегодня можешь получить на складе обмундирование, теперь ты командир по лесному ведомству, подберёшь форму по своёму размеру. По-моему, на тебя найдётся, недавно привозили. И рабочую одежду надо иметь на пожары ездить. Срок носки разный, у каждой вещи свой. Фуфайка, сапоги – два года. Рукавицы – три месяца. Даю тебе день на обустройство. Завтра утром справку из поликлиники принесёшь, что прививка сделана.

Лесничий задумался, помялся и нерешительно продолжил:

– Тут вот ещё такое дело имеется. Неволить не могу, тебе не положено в бригаде с рабочими работать, но в порядке исключения попрошу. План у нас горит. Ты бы не помог? Работу оплатим, на лесника Девадзе твой объём работ закроем, он тебе деньги отдаст. Топор тебе лёгонький найдём. Обед возьми с собой. Не возражаешь?

Сергей подумал: «Надо же с чего-то начинать? Молодой, здоровый, разомнусь. Поеду, посмотрю на тайгу вблизи».

– Поеду.

– Там лесные посадки кедра зарастают кустарником, берёзой, осиной. Их надо вырубить вокруг каждой кедруши, свету им добавить, чтоб лучше росли, а кустарники да мелкие деревца в кучу, небольшой штабель сложить. В штате лесничества у нас техником-лесоводом работает Евдокия Алексеевна. Она тоже поедет, расставит людей, а к вечеру работу примет.

– Мне-то что это рассказывать? Это осветление.

– А ты где учился? В Лесозаводске? – поинтересовался лесничий, запамятав, что Сергей уже представлялся в кабинете директора.

– В Лениногорске Восточно-Казахстанской области.

– А… из Казахстана, значит! Так в лесхозе твой земляк работает. Из Алма-Аты приехал, из самой столицы! Представляешь? – лесничий так обрадовался, словно сам встретил земляка. – Нет! Вам надо непременно познакомиться! Он инженер лесного хозяйства. Ты сейчас же сходи к нему!.. Нет! Там в кабинете тесновато, трое работают, повернуться негде. А у нас конторка пустая, тут вам никто не помешает. А я по делам пока схожу. Сейчас всё устрою, – лесничий снял трубку, набрал номер.

– Анечка, попроси, пожалуйста, Кутелева зайти в лесничество. Тут его сюрприз поджидает, – и продолжил, положив трубку, обращаясь к Сергею: – Тебя директор на моё место готовит, так что, если твой землячок инженер придёт сюда, ничего зазорного в том не будет. А пока я покажу границы лесничества, обходов, – он подошёл к карте, висевшей на стене. – Вот смотри: лесхоз занимает территорию всего Кавалеровского района и даже больше. Из Чугуевского прикреплено Сихотэ-Алинское лесничество, контора в Даданцах. Наше лесничество граничит с ним по Сихотэ-Алинскому перевалу и тянется по хребту на север до Тетюхинского района. От хребта река Нотта и её притоки, что текут на запад, впадают потом в Уссури, а она – в Амур. Вот такое интересное место.

– Там памятник на перевале стоит Пржевальскому, Венюкову и Арсеньеву, автобусом вчера ехал, сосед показал.

– Точно! А на восток от перевала наше лесничество. Верховье Тадуши. Река впадает в Японское море. Центр лесхоза и нашего лесничества – Кавалерово. В лесничестве восемь обходов, – продолжал Владимир Михайлович, – всего сто тысяч гектаров тайги, каждый обход лесника больше десяти тысяч.

– Площадь приличная. У нас была равнина. Один лесной квартал сто гектар. Просеки по десять метров шириной, а посередине дорога для проезда машин к месту пожара. А здесь?

– Дороги есть, хватает, а на пожар пешим ходом. Ранец на двадцать литров с водой за плечи, ноги в руки, грабли – и вперёд: листья и хвою отгребать от огня или встречный пал пускать.

– Да, тут и сравнивать с нашими сосновыми борами нечего. У нас пески, а тут, куда ни глянешь, горы, тайга. Русские обживают эти места сколько тут? Арсеньев писал в книжке, что на месте встречи с Дерсу в 1905 году ни одного домика не было. Значит, посёлку Кавалерово и семидесяти лет нет! Должно быть, леса первой группы? Тайга-то уникальная, – размышлял вслух Сергей, разглядывая карту лесхоза.

– Да кто его знает, ты у инженера спроси, какой они группы. Вдоль рек да по хребтам – особая зона, а какая в тайге – не скажу. С меня про план спрашивают, вот и приходится клянчить бензин или менять его на дрова у какого-нибудь предприятия, трактор брать на время. Людей не хватает, техники, бензопил, запчастей…

Владимир Михайлович достал из своего письменного стола папки с документами.

– Ознакомься: вот годовой, квартальный и месячный план лесничества, вот штатное расписание, вот справочники. А вот, – он подвёл Сергея к книжному шкафу, – таксационные описания, тут всё указано: границы кварталов, названия рек и посёлков, разберёшься. Вот в этих двух томах – что в лесу растёт, какие деревья и кустарники, какая почва и трава. Интересно, но читать некогда.

В дверь без стука вошёл молодой человек в форме лесничего, светло-зелёной куртке с тремя золотистыми шевронами на рукавах и тремя звёздочками в петлицах. Сергей отметил, что волнистые тёмные волосы аккуратно подстрижены, сам сухощавый и выглядит очень молодо. Инженер внимательно глянул на Сергея в солдатской форме.

– Познакомьтесь, – обрадованно представил Владимир Михайлович, – Агильдин Сергей Фёдорович из Казахстана. Представляешь, сам приехал без направления!

Сергей вышел навстречу, протянул руку для знакомства.

– А это инженер лесного хозяйства Кутелев Виталий Георгиевич. Ну, вы тут пообщайтесь, а я пойду лесников с дежурства сниму, отправлю с Басаргиным за его хозяйством.

Земляки с удивлением и удовольствием пожали друг другу руки.

– Давай присядем, – предложил инженер, усаживаясь за стол лесничего. Сергей, придвинув стул, сел напротив.

– Каким ветром тебя сюда занесло? Ну, давай, рассказывай! – в его голосе прозвучали весёлые нотки, и он, приподнявшись со стула, по-приятельски легонько хлопнул Сергея ладонью по плечу, почувствовав накачанные мышцы.

Агильдин поведал свою историю с приездом в Кавалерово.

– А у меня всё прозаичнее вышло. Я после техникума в разных местах успел поработать, затем приехал в родной свой город Алма-Ата, к родителям, в институт поступил на заочный факультет, женился. Там и сынишка мой родился. И сложились так обстоятельства: семья жены надумала уезжать, тёще климат оказался неподходящим, жарким, да и национализм стал проявляться в отношении русских. Один год я работал в городе на деревообрабатывающем комбинате краснодеревщиком, для Дома Дружбы из дуба и ясеня столярку делали – окна, двери, перила, но надо было устраиваться по специальности в лесхоз. Куда? Тесть мой белорус. В Белоруссию? Тёща из Красноярска. В Сибирь? А они романтики, хоть и трое детей, и легки на подъём оказались. Я и предложил: а давайте посмотрим, где платят северные надбавки в самом южном районе страны? Достал справочник по заработной плате для работников лесной промышленности, и оказалось, что это Кавалеровский район Приморского края, широта Крыма и Талды-Кургана, триста километров севернее Алма-Аты. И ещё – его величество случай. На работе у тёщи работал парень из Тетюхе, а это рядом, соседний район, и тоже к Крайнему Северу приравнен. Описал природу, сказал, что снабжение по особому разряду, всё в магазинах есть, красная икра круглый год. И заработки – семьдесят процентов надбавка, и лето тёплое, и зима мягкая. Дал адрес, у кого можно на первое время остановиться. Родители быстренько продали дом в городе, отправили контейнер до Чугуевки и с младшими дочками первыми уехали поездом, а чуть позже и мы прилетели – я, жена и сын четырёх месяцев от роду. Так самолётом и везли его в коляске. В Тетюхинском лесхозе свободной должности на тот момент не оказалось, а в Кавалерово на выбор – лесничим Высокогорского лесничества, инженером лесного хозяйства и инженером охраны и защиты леса. И жилой двухквартирный дом – вон из окна отсюда видно – как раз достроили к зиме, тут квартиру и дали, две минуты ходьбы. Учусь на шестом курсе, весной диплом. Жена с ребёнком дома сидит пока, а мне удобно на этой должности к сессиям готовиться. Трудновато, конечно, на одну зарплату, но родители жены помогают. Первые два года мы всё порывались в Алма-Ату вернуться. Лето в Приморье, как в эпоху мезозоя, – духота, влажность. Зимой снегу выпадает больше метра, а сугробы наметёт, так и того выше, а я его дико не люблю, я южанин, но привыкаю. В Казахстане тепло, но, как вспомню случай в автобусе и слова старого казаха, видимо из потомков басмачей недобитых, который потребовал от пожилой русской женщины, чтобы она ему место уступила: «Я хозяин страна», – так желание и пропадает в Алма-Ату возвращаться. Хотя там все родственники остались и могилы дедов и бабушек, а в России мы среди русских – свои, русские. Да и во Владивостоке мои родственники по материнской и по отцовской линии давно живут.

– А у нас, в Семипалатинской области, много немцев и мало казахов, там я не замечал подобного, – Сергей вспомнил родину, – Казахстан большой, но мне приятно встретить земляка аж из самой столицы Алма-Аты, с Тянь-Шаня.

– Да, это Заилийское Алатау, предгорья. Меня матушка родила на пасеке колхоза «Горный Гигант» в урочище Медео, дед с бабушкой там после войны пчеловодами работали.

– Там же знаменитый каток, чемпионаты мира проводят, – с восхищением заметил Сергей.

– И альпийское разнотравье, медоносы, голубые ели и красивые пики гор с нетающими ледниками.

– И как? Досталась тебе по наследству тяга к пчёлам?

– Конечно. Я учебник по пчеловодству издания ещё аж 1937 года в четвёртом классе выучил, пчёлы для меня – это особый мир, моё увлечение. Держал и в пустыне, когда работал в Прибалхашских песках, и в Алма-Ате, там у родителей квартира в Хрущёвском посёлке. И здесь, в лесхозе, возле дома стоят шесть ульев. Кочевать нет возможности, учёба, малыш, надо жене помогать, а для себя хватает, тайга-то рядом.

– А в пустыню как занесло?

– Я закончил в Лениногорске лесной техникум в 1967 году. Проходил практику в Павлодарской области, в Лебяжьем. В армию не взяли, по распределению работал помощником в Текесском лесничестве на границе с Китаем и Киргизией на высоте двух тысяч метров над уровнем моря. Тянь-шаньские горы, недалеко пик Хантенгри… Там наша семья – я, сестрёнка, мама и дедушка – оказалась единственной русской семьёй на совхоз, где работали одни казахи. Ну, это я потом как-нибудь тебе расскажу. Зиму там поработал, но так и не привык, хотя казахский язык выучил. Жить на высоте две тысячи метров над уровнем моря непривычно для моего сердца, всё время его ощущал, объяснил в Управлении, и направили меня работать в пустыню, под Балхаш. А там лесничество – за пятьсот километров от Алма-Аты, в пустыне Сары-Ишикот-Тау-Кум. Вот аж куда занесло, в Бала Топар! Бала по-казахски означает маленький, а Топар – это протока, ответвляется от реки Или и впадает в озеро Балхаш неподалеку от этого села. Так что, если взять географическую карту, то повидал я природу Алтая Восточно-Казахстанской области, где учился после школы в техникуме, а климат там сибирский и красота осенью неописуемая. Символично получилось: в Большом Алма-атинском лесничестве родился на пасеке, а в Мало-Алма-атинском лесничестве, где работал спустя двадцать два года, с будущей женой познакомился.

– Вот это биография! И когда ты успел? И это всего-то, получается, за восемь лет? Вот это да! Просто удивительно! Ты мне сейчас как родственник на всё Приморье! Бывает же так по жизни, когда друзья роднее брата родного!

– Будем надеяться, что так и будет.

– А Досыма Кимбаевича Есимбаева помнишь, завуча?

– Конечно.

– В Министерство его взяли, из Лениногорска уехал, теперь в Алма-Ате живёт.

– Поеду в отпуск – навещу. Душевный человек, помню его наставления, он как отец для меня был, опекал, советом помогал. Рад за него, – инженер посмотрел на часы. – Мне ещё документы директору на подпись, а с тобой не раз встретимся, ты ко мне частенько будешь заходить лесорубочные билеты оформлять на рубки ухода.

Молодые люди улыбнулись друг другу, крепко пожали руки.

В обед Сергей пошёл по указанному адресу устроиться на квартиру. Постучал по штакетнику забора, выясняя, нет ли злой собаки во дворе. Из-за времянки выскочила лайка, вызывая хозяина.

На крыльце появилась молодая девушка, его ровесница, с правильными чертами лица. Успокоив пса, она подошла к калитке.

В её голубых глазах, притягательных и красивых, он прочёл удивление. Наверно, она кого-то ждала, и Сергей втайне позавидовал тому парню.

– Здравствуйте, Ломакины здесь живут?

– Здесь. А вы что хотели?

– В лесхозе сказали, что у вас свободная летняя кухня. Мне жильё снять надо.

– Пошутили над вами, – вспыхнула девушка и слегка покраснела. – А, впрочем, на соседней улице живёт бабушка Севастьяновна, вот к ней сходите, ей помощник по хозяйству нужен. Вот и будете друг за другом присматривать, – лукаво улыбнулась и объяснила, как пройти.

– Хозяйка! – позвал Сергей, придерживая рукой калитку. Из собачьей будки выскочила дворняжка, верно отрабатывая хлеб, заливисто завелась лаем. Из летней кухни, стукнув дверью, вышла бабушка.

– Доброго здоровья вам! – поприветствовал Сергей. – Подсказали, что на постой можете взять, от Ломакиных иду.

– Спасибо на добром слове, – ответила она, подходя поближе и разглядывая парня.

– Я из Казахстана, после армии. Устроился в лесничество на работу, а казённого жилья не будет, пожалуй, с год. Понравится тут – так и свой дом поставлю. Ну, а пока на квартире придётся пожить. Пустите на постой, Христа ради!

Сергею посоветовал так обращаться сосед по пассажирскому автобусу, когда они ехали из Владивостока: «Староверы в Кавалерово частенько встречаются, они не откажут, если Христом Богом будешь просить о помощи какой».

– Заходи. Только пёсика на цепь привяжу.

Севастьяновна жила одна, держала корову, сажала картофель и огородину всякую, обслуживая себя. Дочери и зятья помогали сено наготовить, урожай в погреб заложить. Но работ для мужских рук всегда во все времена хватало: дров наколоть, воды наносить, за скотиной убрать.

– Ну, а сподручно будет помочь? – поинтересовалась она.

– В лесхозе вырос. Привычно. Справлялся.

Севастьяновна пригласила за стол, налила большую кружку молока, отрезала хлеба. Села рядом обсудить плату за постой и питание. Сговорились быстро. Не торгуясь, Сергей принял условия, рассказал о себе.

– А вы, что ж, одна живёте? Родных нет?

– Дочери выросли, а их три у меня, замуж вышли. Навещают. А в родном доме и стены греют.

– А муж?

– Муж на войне погиб. А другой позже ушёл из жизни – ран было много, осколок в голове носил…

– Да, грустная история.