Они оказались умельцами в приготовлении из свинины продуктов в запас: сало солёное и топлёное, подкопчённые шпик, окорока, грудинка, рульки, колбасы всяких видов – всё переработают и сохранят, всё у них опрятно и пунктуально. Отец, после войны выпивая на День Победы с соседом фронтовиком, немцем, закусывал такими деликатесами, а потом и сам с мамой научились многому.

Вечером на вокзале отыскал свой состав и вагон, устроился на верхней полке в купе, уступив место пожилой женщине. Отвлекая себя от грустных мыслей, разглядывал пейзаж за окном с полки, выходил в коридор или в тамбур побалагурить с проводницей, заказывал раз за разом чай. «Время да лес всё залечат», – думал он.

В Свердловске пересел на скорый поезд Москва – Владивосток и хотел было сгоряча прямиком уехать, не проведав маму и братьев, да, поостыв за несколько дней в пути, передумал.

В Барнауле, сделав отметку об остановке в билете, дождался поезда на Алма-Ату, сошёл в Семипалатинске, откуда до дома оставалось всего шестьдесят километров. На площади у вокзала нашлись попутчики, наняли такси – новенькую «Волгу». Выехали на трассу Семипалатинск – Павлодар.

И вот они, родные места: сосновые боры по пологим песчаным барханам, приползшим неведомо в какие времена и откуда, степь с высохшей травой и белыми головками ковыля, склонённого ветром к земле. По степи разбросаны островки лиственного леса – напоминание о том, что во влажные времена когда-то тут процветало зелёное берендеево царство. Кто называет эти островки «согры», кто – «колки». От высохших озёр остались заболоченные места, на кочках и торфе которых по центру густо растут берёзы и ольха. По периметру почву распахивают, делят меж собой на участки и растят картофель.

У каждого работника лесхоза своё крепкое хозяйство, есть пшеница в закромах, сало, тушёнка, солёные и переваренные на мёд арбузы, вяленая рыба. С пшеницей для скота становилось всё легче – сказалось освоение целинных земель. Осенью покупали самосвалами по пять, а кто и десять тонн, так что свиней откармливали до таких размеров, что к ним в хлев страшновато было входить, растили для себя, а каких увозили и на мясокомбинат.

За разговорами незаметно промелькнуло время, в сёлах один за другим выходили попутчики. Проехали степь, дорога вывела в посёлок из трех десятков домов, окружённый со всех сторон соснами. Дома сложены в ласточкин хвост из пахнущих смолой сосновых брёвен. Вдоль накатанной по песку дороги приусадебные участки обнесены крашеным штакетником.

Большинство жителей – это немцы, они держатся дружно меж собой. У них своя культура и уклад жизни: на участках посадили сады с сибирскими зимостойкими яблонями, занимались прививками от привозимых с Волги сортов. Чтобы получать отменный урожай, ввели правило свозить навоз из каждого подворья в одно место за окраиной у соснового бора, где он четыре года перегорал; главный лесничий вёл учёт и следил за порядком, а весной распоряжался, кому и сколько взять.

Сергей расплатился с таксистом, вышел у конторы лесхоза в трёхэтажном особняке. В начале века в нём жила семья лесничего дворянского сословия. В гражданскую войну хозяева намеревались с колчаковской армией доехать до Владивостока, отбыть за границу да затерялись в огненном вихре на сибирских просторах. Никто не слышал об их дальнейшей судьбе.

Особняк аккуратно и со вкусом срублен из брёвен восьмигранником, окна в резных наличниках, железная крыша охристого цвета. Дорожка обрамлена красным кирпичом на ребро и засыпана мелким речным галечником, рядом рощица из клёна американского, с опавшими красными резными листьями, в тени беседка. У лестницы веранды, обвитой хмелем и примыкающей к входной двери, клумбы.

Сергей, взяв дорожный чемоданчик, легко поднялся на крыльцо, взглядом отыскал свой дом, вспомнил соседей. Вдохнув полной грудью чистый воздух, напоенный смолистым запахом сосен, улыбнулся.

Прадеды Сергея Фёдоровича Агильдины, обрусевшие татары, поселились в этих местах едва ли не с монгольского движения на Русь, держали коней, коров и овец. И дед до революции, и отец перед войной служили лесниками. Вернувшись с фронта, отец взял в жёны русскую девушку из соседнего села. Первым появился Сергей, затем братья. Отец не дожил до своего полувекового юбилея. На пожаре, не разглядев в дыму минерализованную полосу, споткнулся и, упав, сильно ударился головой о дерево, отчего осколок бомбы шевельнулся в голове.

Сколько раз, в тоске по маме и братьям, соснам, степи и реке, щемило сердце, вспоминались далёкое детство, школьные годы, дружба с одноклассниками. Сергей, притушив обиду на лучшего друга Пашку и Марину, улыбаясь, расставил руки вширь, словно попытался обнять поселение лесников, где всё было такое знакомое и родное: сосны, тянущиеся ветвями к небу, степь с колками и Иртышом. «Не счесть, сколько я сам посадил маленьких сосёнок, пока жил в этих местах», – наполнялся восторгом Сергей, сознавая, что трудами лесников этого маленького села из поколения в поколение расширяются вдоль берега Иртыша сосновые боры.

Перед уходом в армию он работал помощником лесничего и решил свой приезд начать с визита вежливости специалистам лесхоза.

Открыв дверь особняка, он вошёл в широкий светлый коридор, освещённый двумя небольшими окнами у входа и дугообразным двойным в глубине, прочитал на доске последние приказы, постучался в дверь кабинета главного лесничего и, не дожидаясь ответа, вошёл.

В просторной светлой комнате большая библиотека вдоль стены, старинный письменный стол, стулья, светлые шторы на окнах.

– Разрешите войти?

– Да! – главный лесничий вышел из-за стола навстречу.

– Прибыл на родину после службы в Армии.

– Сергей Фёдорович! Возмужал-то как! Тебе идёт военная форма!

Аккуратно одетый мужчина атлетического телосложения, в возрасте за пятьдесят, в форме^[1] государственной лесной охраны с одной большой звёздочкой в петлице и с широкими золотыми шевронами на рукавах, прищурил в улыбке краешки голубых глаз и радушно пригласил:

– Присаживайся! Как доехал?

– Спасибо. Самолётом было бы быстрее, но хочется Россию повидать, решил поездом, из окна вагона смотреть интереснее. Когда ещё будет такой случай? Как выйдешь на работу, так и пошла круговерть: пожары, посадки, содействие, хозяйство – засосёт!

– Соскучился, значит, по родине? – улыбнулся хозяин кабинета.

– По соснам, по родным! А как же иначе?..

– А как там Волга? Саратов? На месте? Привет передал, как я просил?

– Поклонился, передал. А куда они денутся, Волга и Саратов? Волга как текла на юг, так и течёт. Природа везде и всюду по-своёму красивая, посмотрел – в любом месте останавливайся, живи, работай.

– Что-то ты на первое место природу поставил. А по семье не соскучился разве?

– Да и по семье соскучился тоже, но как-то постепенно поотвык. Когда уехал учиться в техникум, сколько мне было? Пятнадцать! И вот уже шесть лет прошло. Хочется свой дом, свою семью иметь.

– Подружка твоя замуж вышла, извини, что вмешиваюсь.

– Что ж делать… Переживём и это, жить дальше будем, встречу ещё свою половину.

– Дочь моя институт заканчивает, думает вернуться домой, у нас работать, а по положению она не может быть подчинённой мне по службе: понимаешь, одна фамилия, а если сменить её раньше, то всё может сложиться, понимаешь, о чём я говорю? И должность помощника лесничего я для тебя придерживаю, пенсионерку техника-лесовода, по договорённости с ней, временно назначил, до твоего приезда, а там, в недалёкой перспективе, и должность лесничего освобождается, так что – всё будет хорошо.

– Клара – хорошая девочка.

– Девушка уже. И хорошая хозяйка.

– Я её по школе только и помню. Разошлись наши пути-дороги. Я в Лениногорск, в техникум, она в Алма-Ату на лесфак. Здесь вы опять правы. Жизнь у людей по-разному складывается – у кого по любви, у кого по расчёту, и ничего, счастливы по-своему и те и другие. А в лесу, когда у обоих одинаковая профессия, наверное, сложилось бы всё удачно, вы правы. Но я уже купил билет до Владивостока, ещё в техникуме мечтал поехать работать в уссурийскую тайгу, прочитал книжку «Дерсу Узала» и заболел, забредил теми местами. Тигры, изюбри, женьшень.

– Как же без направления? Ты же должен у нас отработать три года после распределения, а у тебя и полгода не наберется.

– Диплом на руках, а на первое время можно будет устроиться и рабочим в лесхоз. Техникум дал ещё и профессию тракториста, подготовил, так сказать, к превратностям трудовой жизни. Безработных у нас в стране нет. Не пропаду. Стоит лишь продержаться до первой зарплаты, а на первое время и на дорогу хватит.

– Вольному воля, – обиделся, задетый за живое, главный лесничий.

– Зайду проведаю товарищей. До свиданья.

– Прощай, – главный лесничий, нахмурясь, подал руку.

Лестница на второй этаж привела к кабинетам лесничего, инженера лесного хозяйства и охраны леса, лесных культур, механика. Большинство специалистов были в лесу. Сергея поприветствовал лесничий.

– С прибытием на родину! Как служилось?

– Хорошо.

– Ну, пойдём, хоть в бильярд партийку-другую сыграем.

– Я ещё и дома не был, но с вами сыграю.

Они поднялись на третий этаж, где в дореволюционные времена находилась гостиная с сохранившимся бильярдным столом и потемневшими шарами из слоновой кости.

С десятиметровой высоты открылась панорама на холмы и колки в степи, Иртыш, поблескивающий на солнце, сосновый бор, дикий, первозданный и посаженный; из окон в любую сторону видать, как на ладони, если загорится лес, сизый дым, взвившийся струйкой к небу.

– Марина-то… Знаешь?

– Проехали. Что уж старое ворошить. Уезжаю я в Приморский край, зашёл проведать – когда ещё увидимся? В отпуске разве что.

– А мы ждали тебя, должность сберегли.

– Спасибо, конечно, но раз так судьба сложилась… Начну всё с чистого листа. Не люблю оборачиваться назад. Надо идти вперёд! И побеждать, преодолевая трудности!

– Ты, пожалуй, прав. А любовь свою ты ещё встретишь.

– Какие наши годы! – обрадованно воскликнул Сергей, выиграв партию в бильярд.

Попрощавшись, он пошёл домой, приветливо здороваясь на улице со встречными. Калитка на участок к дому директора лесхоза оказалась приоткрытой: красавица-жена казашка, услышав новость по телефону от главного лесничего, поджидала Сергея, чтобы пригласить в гости.

– Ас солом молейкум! – поприветствовал Сергей приятную во всех отношениях женщину.

– Здравствуй, Серёжа, заходи, директор тебя видеть хочет.

Олжас Сулейменович сидел в беседке за круглым столом, рядом стоял китайский фарфоровый чайник, чашки на блюдцах, на тарелке свежие баурсаки – обжаренные в масле квадратики теста.

Сергей пошёл по тротуару вдоль увядших цветников к столу.

– Ас солом олейкум, Олжас Сулейменович!

– Присаживайся, угощайся, – жена вежливо налила в пиалу на одну треть ароматного индийского чая, предложила сливки, комковой сахар.

Сергей знал обычай: надо отломить хлеба и попробовать угощение, иначе по обычаю казахов это воспринимается как неуважение или объявление войны одного рода другому.

Директор долго и подробно расспрашивал о службе в армии, впечатлениях, планах и не одобрил решение Сергея уехать в Приморский край.

– Нам нужны свои специалисты, местные люди. Ты учиться дальше думаешь?

Сам он закончил историко-правовой факультет, имел родственные связи в области и был назначен директором по партийной линии, в контору ходил по понедельникам, проводил техническое совещание, и кабинет его остальное время пустовал.

Практически вся ответственность лежала на главном лесничем.

– Думаю пойти учиться на заочное отделение лесфака.

– Мы направление дадим. В партию примем, лесничим назначим.

– Хочется мир посмотреть, Олжас Сулейменович, Советский Союз большой, в любой области или республике без работы не останусь, а институты везде есть.

– Праздношатание нигде не приветствуется. Без карьеры будущего у тебя нет. Отработаешь на одном предприятии двадцать пять лет, продвинешься по служебной лестнице, директором станешь, льготы ветерана получишь, старость встретишь обеспеченным человеком.

– Я в гости буду приезжать, проведывать. Каждому человеку приходит время исполнять мечту. Что ж это за жизнь, если ты не любишь и не мечтаешь? У меня такое чувство, словно я птица, меня только что столкнули со скалы, и мне надо набраться храбрости и побороть страх, оцепенение, расправить крылья и полететь. Я так и сделаю. Это моё решение.

– В дорогу, джигит!.. Не буду отговаривать. Красиво сказал. Правильно! – директор и кареглазая жена с чёрными, уложенными в круг косичками проводили гостя до калитки, тепло попрощались.

Братья и мама, соскучившись, встретили Сергея с радостью, накрыли стол, позвали соседей.

– Оставайся, – просила мама, – должность свободная есть объездчика, техника по-нонешному.

– Мам, ну не мужская это должность. Это раньше объездчик был бог над лесниками, чтоб не воровали, а сейчас план – столько мероприятий, что рук не хватает, а наряды писать – женская работа, и зарплата маленькая.

– И лес объездчик отпускает тоже. Да ты посмотри, как в соседнем лесничестве живёт техник. И дом свой поставил, и в доме полны закрома, а на должности-то недолго. Хваткий мужик, все видят, а пойди проверь – не могут или не хотят.

– Мам, ну не стану я ворованным лесом торговать.

– Так я что ж тебя, заставляю? Лесу на дом тебе по закону положено, и земли двадцать пять соток, и покосы. Женишься, хозяйство разведёшь, а оно всегда прокормит.

Сергей задумчиво смотрел на арбуз, ощущая вкус красной мякоти сахаристого астраханского сорта: двадцать четыре килограмма выращены на грядке у дома, а теперь он, блестящий и чисто отмытый, высится на блюде и пахнет свежей зеленью.

– Нет, мам, не останусь, не проси.

– Из-за Маринки?

– Из-за неё тоже. Село-то маленькое, все на виду, а тут лучший друг предал, увёл подругу, обещавшую ждать, – Сергей потянулся наконец к арбузу, отрезал половину ломтя и стал кончиком ножа выковыривать на тарелку крупные тёмные семечки.

– И что? На твоей Марине свет клином сошёлся? Клара со школы на тебя заглядывалась. Не замечал разве? На практику ныне приезжала, тобой интересовалась. Миленькая такая, скоро институт закончит. А семья какая хозяйственная? Всем на зависть! Отец авторитетный.

Сергей откусил сахаристого сочного арбуза, сок брызнул по губам.

– Так что ж я – телок? Кто верёвку на шею накинет – к тому во двор и пошёл? Ты уж прости меня, матушка. Повзрослел я, хочется свет повидать, в уссурийскую тайгу поеду работать. В Приморский край надумал я уехать.

Мать обиженно поджала губы, у морщинок серых глаз навернулись скупые слёзки.

– Участок бы под усадьбу взял, дом сложил из кругляка, просторный, со светлыми окнами, и чтоб звенело всё в нём: и сосна, как песня, и детские голоса, и твой с Кларой. А запах-то какой смолистый в только что срубленном доме! И я бы с детишками нянчилась… Счастье-то какое внуков растить! Жду не дождусь того часа, тебя поджидаючи. Пока учился, только на каникулах и видела тебя. Из армии ждала. А теперь вон какое лихонько для меня! На совсем, значит, уезжаешь?..

– В отпуск буду приезжать зимой. Летом, сама знаешь, пожары. А насчёт Клары… Хорошая она, знаю! Ты, матушка, права… Кучкой с братьями и тобой рядом – оно легче жить, друг дружке помогая. С тобой братья остаются. Петька лесной техникум тот же закончил, отслужит – вернётся: вот ему и должность лесничего, и Клара достанутся, вот и пусть будут счастливы. Петьке Кларка нравилась, я-то знаю. А младшенький наш Жорка школу закончит, пусть сразу в сельхозинститут поступает, я помогать стану.

– Клара тобой интересовалась.

– Опять ты за своё, мама. Я же сказал, я поеду своё счастье искать в дальневосточной тайге. Лесхозы везде есть. Была бы шея, а ярмо найдётся. Найдётся и мне должность, а к должности и квартира положена, так что не пропаду, не переживай, да и полюбить ещё успею.

Отгостив недельку, Сергей уехал в Семипалатинск. Проводы были недолгими, в маминых слезах.

В Барнауле Сергей пересел на скорый поезд до Владивостока.

Поплыли мимо новосибирская и красноярская тайга, синее озеро Байкал, где на одной из остановок он купил знаменитого омуля с душком. Забайкальские степи, опять тайга и горные перевалы, приамурские безбрежные заливные луга, долины без конца и края, и вот наконец-то – Хабаровск, столица Дальнего Востока, где жил когда-то его любимый писатель Владимир Клавдиевич Арсеньев.

Проводник приоткрыл дверь купе, привычно и сухо предупредил:

– Хабаровск.

– Осталось немного ехать, – глянув на часы, уточнил прилично одетый мужчина в фетровой шляпе, командированный в столицу.

– А до Владивостока?

– Останется ровно сутки.

Сергей, подперев голову и облокотясь на столик, разглядывал в окно проплывающий пейзаж. Сколько раз с детства он мечтал отправиться в путешествие, и вот мечта его сбылась.

Поезд, убегая к горизонту на восток, врезается в пространство одной шестой суши голубой планеты, неустанно отбивая на стыках рельсов глухую, но манящую вдаль музыку странствия, редкими гудками предупреждая о своём появлении на опасных переездах; мерно, в четыре такта, такает на стыках колёсами.

За грязным окном безоблачное небо. Мелькают тополя и берёзы, обронившие листву, дачные домики, участки тёмной земли после убранного урожая. Грунтовые дороги, жилые дома крестьянской постройки едва ли не первых поселенцев на Амуре. Почерневшие телеграфные столбы с провисшими проводами и километровые – с указанием расстояния от Москвы до Владивостока, вдали опоры ЛЭП.

И вот он, широченный батюшка Амур! Гулко застучали колёса на железном мосту. На станции Хабаровска в тупиках стояли гружёные товарные вагоны с лесом, углём, грузовыми автомобилями.

Мужчина в фетровой шляпе попрощался, взял чемодан и пошёл по коридору на выход.

Сергей тоже заспешил на вокзал купить на дорогу лимонада, беляшей и горячего картофеля.

И вот он, долгожданный Уссурийский край! Тайга виднелась вдали, всё чаще появлялись сёла на заливных лугах.

«Где-то тут из-за новенькой винтовки какой-то бандит убил Дерсу Узала», – вспоминал Сергей роман о лесном человеке.

Чем дальше на юг, тем шире луга и поля.

«Штурмовые ночи Спасска, волочаевские дни», – стучат колёса, изредка попадая в такт, напоминая о партизанской войне против Колчака.

Уссурийск. Через два часа показался Амурский залив. Сергей впитывал новые названия мелькающих пригородных станций – красивые, южные, морские: Садгород, Океанская, Чайка… Владивосток.

Вокзалы железной дороги и морской. Конечный пункт на суше, а дальше – простор синих океанов, отсюда начинается путь к любым берегам, путь в чужие страны.

«Сколько людей покинуло Россию через этот порт в Гражданскую войну, рассеялось по белому свету?! И мой земляк семипалатинский, царский лесничий, возможно, здесь был, отплыл с семьёй, а может быть, и затерялся в этом городе», – размышлял Сергей, бродя из интереса по вокзалам и расспрашивая дежурных о гостиницах.

Чтобы иметь представление о легендарном военном городе, форпосте на Тихом океане, поселился в «Доме колхозника» и три дня провёл в экскурсиях.

Город очаровал чистотой и порядком. Военные патрули, подтянутые морские офицеры, купеческие дома немецкой архитектуры дореволюционных лет, ряды боевых кораблей и рыболовецких сейнеров вдоль берега, китобойная флотилия, огромный бывший боевой корабль немцев «Адольф Гитлер», переименованный в «Советский Союз» и ставший флагманом китобоев.