004. Первая ночь

Я повернулся на другой бок и… Передо мной было лицо Лики. Она тихо спала рядом на боку с раскиданными по подушке пышными волосами. Я лежал у себя в кровати в своей капитанской каюте. Раздетый, разутый, укрытый простынёю и вполне довольный своей Первой Дамой.

Как же теперь трактовать в её имени слово «Первая»? Это не насмешка, – это предвкушение чего-то огромного и одновременно приятное послевкусие. Вот я лежу на спине и смотрю на потолок. В зеркальном потолке я вижу себя и всю комнату. На зеркальном потолке каюты разыгрывается уже давно известный мне фильм – игра бликов от волн, которые отражают ко мне на потолок через открытый иллюминатор лучи восходящего солнца. Они пляшут в немыслимом танце, – вечном и прекрасном, как сама жизнь. Они отражаются в зеркальных стенах каюты, зеркальных стенах шкафов, стола и других зеркальных поверхностях прочей мебели. Да, только вчера утром я был в полном одиночестве и точно так же любовался, – но не наслаждался, как сегодня, – этим танцем. Но вчера на душе у меня было тревожно. Я был вчера совершенно один в целом мире, мир весь был мне и не друг, и пока не враг. Я понимал, что такой мир не может быть ко мне ни долго благосклонен, ни абсолютно доброжелателен. А точнее, он постарается сломать, перемолоть, подчинить, поглотить и уничтожить меня. Просто как единицу мироздания.

Я осторожно, чтобы не разбудить Анжелику, вылез из под простыни, накинул халат, вышел из каюты и поднялся на палубу. На палубе в разных позах и раскидав руки и ноги от духоты тёплого ночного моря спали девушки и женщины в чёрных одеяниях. Они постелили свои чёрные сутаны на палубу и просто улеглись на них. Кто-то под голову положил свою сумку. Кто-то лежал на боку в обнимку с ружьём, одна девушка использовала живот другой вместо подушки. Я прошёл по кораблю и увидел, что на корме и на носу сидят с оружием часовые. Сидят и смотрят на море. Я понял, что это часовые потому, что они махнули мне рукой вместо приветствия и показали знаком, что всё в порядке.

– Чего не спишь? – спросил я у одной из них.

– Мы на часах. – ответила мне дамочка.

– Кто назначил?

– Наша очередь.

– Сколько вас?

– Трое. Я на носу. Одна на корме, и одна в «корзине» на мачте.

Только теперь я задрал вверх голову и в лёгкой дымке предутреннего неба увидел в «корзине» ещё одну часовую.

– Спрошу по другому. Кто приказал?

– Я же говорю, никто. У нас сегодня дежурство, вот мы и заступили, когда вы все сели пировать.

– И вы не сидели с нами за столом? – она мотнула отрицательно головой. Вот ведь урод: я не заметил, что меня уже и охраняли. Точнее, мой корабль. Меня охраняли дамочки-монашки, а я сначала пил со всеми, а потом спал с их предводительницей. И даже не подумал о такой охране в их лице. Конечно, корабль охраняется электронной системой получше, чем эти вперёдсмотрящие, но сам факт! НЕ ЗА-МЕ-ТИЛ! Теряю квалификацию? Расслабился? Устал? Состарился? Ничего, надо снова стать прежним, – изначально майором истребительного воздушно-десантного отряда специального назначения, легендарным Сливой, грозой многих воинских строевых и не строевых подразделений врагов. Позднее страшной легендой бандитских и подпольных формирований, а потом широко известным в очень узких высших кругах криминального мира поставщиком всего и всем в мире. Но… в другом мире. Не в этом. И в другой жизни.

Я махнул рукой часовой и прошёл в рубку. Приборы показывали, что всё в порядке. Я пересчитал по тепловизорным датчикам, сколько же у меня «гостей» – ну или экипажа, – в настоящее время на корабле, пощёлкал фиксаторами памяти, проверяя, всё ли фиксируется, удостоверился, как автоматика выдерживает курс, проверил по лоции, есть ли проблемы по пути следования… И понял, что мне это всё не надо, а я просто тяну время и стараюсь хоть чем-то заняться, чтобы оттянуть возвращение в свою каюту. Я представил себе лицо спящей Лики и подумал, что это, наверно, и есть начало новой жизни.

И дело не в Лике, не в группе дамочек, море, горизонтах морских и жизненных, летящих чайках и минутах жизни. Нет! Я, кажется, начинаю просыпаться и двигаться. Ведь в последние годы и годы (столетия, если точнее) я перестал быть самим собой: я делал великие дела для МИРА, в котором не жил, для ЛЮДЕЙ, которых не знал, для семьи, которая отказалась следовать со мной в новый мир и новую жизнь, – им всего хватало в старой жизни уже и без меня. Я фактически плыл по течению, следовал не своим решениям, воплощал не свои идеи, делил не свою радость, пел не свои песни… Я словно спал в летаргическом сне и видел сны.

Вон ночью сегодня я пел СВОЮ песню, которую написал ещё в студенческие годы для какого-то КВНа или чего-то подобного. И мне было так хорошо, как не было хорошо уже очень давно, – в обозримом мне «давно». И это при том, что я не знал, что я проведу последующую ночь с Ликой, что в конце вечера или ночью меня не постараются зарезать или выкинуть за борт, чем я буду заниматься в этом мире, какие дороги пройдём на корабле «Монастырь»… Ага, я уже привык к его названию! Это значит, что лично для меня это название прижилось.

Анжелика не проснулась в моё отсутствие, а только повернулась на спину, совершенно скинув не нужную в такую духоту простынь. Я постоял над ней, рассматривая раскинувшуюся по всей постели аппетитную женщину в свете бликов от зеркального потолка, – её крепкое, красивое спортивной целесообразностью тело, – скинул халат и тихонько лёг рядом, прижался к ней и осторожно обнял её, положив свою ладонь ей на острую стоящую грудь. Она зашевелилась, что-то пробормотала во сне, повернулась ко мне и обняла меня тоже, прижавшись всем телом и широким замахом закинув на меня свою ногу, – почти мне на поясницу. Сначала она лежала без движений, потом тело стало требовать большего и она зашевелилась, вполне определённо давая сквозь собственный сон понять свои нарастающие желания своими же бессознательными движениями. Ага, зрелая голая монашка Анжелика, предводитель команды монашек, в моей постели давала мне понять всем телом, что она хочет от меня, что её тело хочет меня…

Я ещё крепче прижал её к себе и начал гладить, и она начала постепенно просыпаться и что-то негромко сквозь сон мурлыкать…

005. Наместник

Я проснулся от резкого сигнала тревоги. По всему кораблю

звучали резкие частые удары колокола. Джульетта – милая и ласковая Джулия, всегда такая ненасытная, с ничем необузданной фантазией, – тоже начала быстро одеваться, и мы даже столкнулись лбами в моей достаточно просторной каюте. Она оделась быстрее, – и не потому, что в этом мире нет в обиходе нижнего белья, а потому что я просто залюбовался её крепкой обнажённой фигурой в отражениях со всех сторон. В накинутом на голову капюшоне она вышла из моей каюты и поспешила на палубу. Я то знал, что ничего страшного случиться не может, но поспешить на палубу всё равно придётся. Я спокойно оделся, вооружился, одел свою белую рясу и вышел наружу. Все уже заняли места согласно боевого распорядка.

Я поднялся на мостик, где уже собрались офицеры корабля. В бинокль стал виден корабль, о котором предупредили вахтенные. Четырёх мачтовое судно степенно приближалось к нам, и стало видно, как открылись пушечные порты с нашей стороны.

Вот интересно, что видят сейчас их офицеры со своего мостика? Наверно им хорошо видно, что у нас на мостике стоит монах в белом одеянии и группа монахов в чёрном. И как они отреагируют на наш флаг? Всё зависит от того, кто на этом корабле. Судя по флагу, это правительственное военно-экспедиционное судно. Они подняли сигнал нам остановиться. Надо хотя бы сделать вид, что мы подчиняемся. Но и просто так поддаваться не стоит, хотя не похоже, чтобы это были пираты.

Я приказал поднять сигнал: «Представьтесь кто вы».

Ответ последовал незамедлительно: «Флагман Его Величества Короля»

Ну что ж, познакомимся. Я отдал все распоряжения остановить наш корабль и лечь в дрейф. Приготовить шлюпку, трап… и приготовить орудия по обоим бортам к бою. Так, на всякий случай. В сопровождение назначил четверых матросов со скрытыми под рясой ружьями, да и на мне самом хватало арсенала любого назначения.

К величественно стоящему достаточно большому – в сравнении с нашим – судну мы по небольшому волнению моря подошли достаточно быстро. Четыре монаха в чёрном за вёслами и один белый монах, стоящий на носу шлюпки, – это было монументально и величественно. При подходе к кораблю я, как и подобает священнику, трижды перекрестил встречающих, отдельно перекрестил их корабль, – ну не даром же имею посвящение на Земле от папы римского в сан после удачно проведённой секретной освободительной операции в Ватикане. Да и экстерном пройденная духовная академия не прошла даром.

По трапу мы степенно поднялись втроём, двое остались в лодке, удерживая её фалами за трап.

Я перекрестил собравшихся перед трапом людей, и меня предложили провести к капитану. Моё лицо и лица моих спутниц на ярком солнце не были видны под громоздкими капюшонами, да у дамочек ещё и сетки на лицах. Мы втроём прошли к трапу, моя охрана осталась около лестницы, а я поднялся на тесный капитанский мостик.

– Я приветствую и благословляю Вас, капитан, вместе с вашим кораблём и Вашей командой. Да пребудет с Вами мир и спокойствие. Да будет путь свободен от бурь и врагов. И да воздастся Вам за дела Ваши и службу королю,– и протянутой рукой трижды перекрестил склонившихся в поклоне офицеров во главе с капитаном.

– И я приветствую Вас, святой отец. Спасибо за благословение, – склонённый капитан нагнулся и поцеловал мне руку, потом к руке приложились его помощники. – И Вам желаю доброго пути – морского и земного. Разрешите представиться: капитан флота его величества короля Объединённого Королевства и колоний – Искандер Смоллетт. Не соблаговолите ли отобедать вместе с братом короля и со мной в кают-компании? Он пригласил Вас через меня, но сам факт приглашения возложил на меня, как и решение о такой возможности.

– Соблаговолю, сын мой, соблаговолю. Ведите нас к нему.

– С удовольствием, святой отец. Проходите сюда, – показал он мне рукой, когда мы спустились вместе на палубу. Офицеры остались на мостике, а моя охрана последовала за мной.

– Святой отец, а нужны ли Вам Ваши прислужники? Или это Ваша охрана? – обратился ко мне капитан, пока мы шли в сторону его каюты по палубе.

– Капитан Смоллетт, это не охрана, – сам Бог охраняет слугу своего от бед и ненастий в этом мире. А послушники мои сопровождают меня с сумкой для отправления таинств и обрядов, которые могут понадобиться на одиноком корабле в море, потому они и сопровождают меня везде, – в наплечных сумках у моих спутниц на самом деле находились библия, маленькие иконки, символика, кадило, ладан, благовония, даже складная подставка под библию.

– Так Вы, так сказать, ко всему готовы?

– Конечно. А ступив на палубу Вашего корабля я не увидел Вашего служителя божьего. Не может быть, чтобы на таком большом правительственном корабле не была предусмотрена должность капеллана, и тогда почему он меня не встретил?

– Беда случилась с нашим капелланом. Он причащался красным вином, да видать не рассчитал свои силы и упал за борт.

– Тягостное известие Вы мне сообщили. Мне всегда больно, когда уходят в мир иной слуги господа, да ещё при исполнении своих прямых обязанностей.

– Вот мы и пришли, – провозгласил, наконец-то, капитан и открыл дверь в просторную кают-компанию.

Навстречу поднялся и подошёл высокий стройный мужчина в расшитом камзоле ярких цветов, – на мой вкус бездарно подобранных, – и склонился в лёгком поклоне.

– Святой отец,– обратился он ко мне. – Разрешите представиться: Фридерик Славович, брат его величества короля Объединённого Королевства и наместник его для всех колоний.

– Очень приятно. Я отец Александр. Рад нашему знакомству.

– Очень, очень приятно, – ответил с поклоном Фридерик.

Я традиционно перекрестил его, благословил и дал поцеловать свою руку. Потом мы сели за стол. Мои дамочки степенно заняли место за моей спиной, внимательно наблюдая за происходящим вокруг. Впрочем, о том, что они дамочки, – на мой взгляд – ничего не выдавало. Они могли стоять, сидеть, нагибаться, – но ничем не отличались от обычных монахов.

– Что будете пить, святой отец? Какое вино? Красное, белое, сладкое, сухое?

– Воду, конечно же. Вы же понимаете, сан обязывает.

– А что кушать изволите? Точнее, что вам можно по сану откушать за нашим столом?

– А вот еду предпочитаю нежирную и фрукты. На Вашем столе, как я посмотрю, есть всё, что мне надо. Особенно порадует простой хлеб, который у нас на корабле уже высох.

– Так, может быть, отпустите своих служителей, да посидим не только по сану?

– Не могу, господин Славович, не могу. Первостепенному обет дан, всегда при сане быть.

– Ну, как знаете. А мы выпьем вина с Вашего благословения и за Ваше благословение. Мы люди, и ничто человеческое нам не чуждо.

Они выпили, поели, и теперь опять вспомнили о моих спутницах.

– Может быть, и Ваши сотоварищи отведают наших кушаний?

– У них обет, до заката солнца им есть сегодня не положено. Так что спасибо. Вы лучше расскажите, куда путь держите? Цели какие, какие, может быть, проблемы?

– Можно я начну с последнего? Проблема у нас есть, Вы правы. Нашего капеллана за борт тёмной ночью смыло волной при шторме, – похоже, что сановник ещё больше капитана хотел скрыть правду о капеллане, или стеснялся пьянства монаха, или что-то другое произошло с бедолагой, о чем они не успели договориться и потому выдавали друг друга. – Не смогли мы его спасти, потому что не видели, темно было. Шторм был жуткий, все были заняты своими делами, – вот и сгинул наш товарищ. Потому хочу обратиться к Вам с величайшей просьбой, чтобы Вы дали нам из числа своего окружения служителя культа, который бы его заменил. Хотя бы до конца нашего пути. А то и офицеры волнуются, солдаты и матросы помощи часто просят. Никак нельзя нам без капеллана. Вы же понимаете?

– Мне очень жаль Вас расстраивать, но в моем окружении нет ни одного человека, который бы соответствовал нужному сану и званию. Я единственный, кто может все дела и службу отправлять. Остальные простые служки, и потому к сану представлены не были. Я, конечно, могу задержаться и совершить все необходимые обряды на Вашем судне, а капитану, – я повёл рукой и улыбнулся ему, – оставлю письмо настоятелю монастыря, мимо которого вы будете скоро проплывать, чтобы он выделил столь потребного вам служителя божьего. У него, знаю, есть такая возможность. А для того, чтобы матросы и офицеры спокойны были, могу поручить своим людям вставить в верхушку самой высокой мачты частичку мощей святого Варфоломея, которые будут хранить Ваших людей и корабль от нечисти до самого пункта назначения. Или пока служитель Господа не займёт место почившего. – Ну не говорить же им, что мне пришла идея вмуровать и замаскировать им маячок в мачту. И буду слушать их разговоры на палубе, на мостике, в каютах и кают-компаниях. Удобно ведь…

– Хорошие идеи у Вас, святой отец! – обрадовались Фридерик и капитан. – А настоятель монастыря нам не откажет?

– Ну что вы, как можно отказать в таком святом деле? Да и знаю я его, и недавно как раз службу служили вместе в том городе, – ответил я, вспоминая, как мы вдохновенно пели с тем настоятелем песни во все горло в глубоком винном подвале после трудной долгой мессы в центральном соборе.

– Кстати, святой отец! А как называется Ваш корабль? Я не смог в бинокль прочитать древнейшие письмена на борту.

– Его Святейшество, учитывая нашу великую миссию, при постройке корабля дал ему название «Святой Монастырь». Так мы теперь и благодарим его денно и нощно за столь великую идею и столь благостное название нашей посудине. Я предлагал изначально «Ковчегом» назвать, но вмешалось провидение, и на верфь приехал Вадыко и Его Святейшество, и дали такое название.

– И чем же оно лучше, чем «Ковчег»?

– Так ведь на нашем корабле нет ни мирских, ни рабов, никого из мира грешного. Только служители божьи, принявшие не только веру его, но и постриг. Чем же не монастырь? И в пути долгом по волнам моря и мироздания, и на стоянках в портах, и во время штиля или бури мы молимся денно и нощно о милости божьей к рабам его, и к нам, слугам его. Вместе молимся, степенно и со рвением, как если бы на тверди земной в монастыре жили.

– Понятно, отец Александр, понятно. Нужное дело делаете. Души наши поддерживаете в чистоте, свет проливаете, добро несёте в наши мысли, – проговорил Фридерик.

– Отец Александр, – после некоторого молчания вступил в разговор и капитан. – Так вы говорите, что можете отслужить службу на корабле?

– Конечно, это мой долг.

– Сколько Вам надо на подготовку? В какое время можно это мероприятие провести, чтобы и Вас не задерживать, и хорошо всё получилось?

– Можно объявить, чтобы в 16-00 все были готовы. А кафедра у вас есть?

– Конечно, конечно! Покойный капеллан с кафедры тоже обращался к солдатам и матросам.

– Вот и распорядитесь, – и капитан встал из-за стола и вышел в коридор.

– Так куда путь держите, Наместник?

– В колонию одну, несколько в стороне она находится. Надо налоги оттуда забрать за 5 лет, – доставить их монарху они не могут, т. к. их корабль был атакован пиратами, и в настоящее время находится в нашем доке, на ремонте.

– И большие суммы там?

– Да не маленькие. И груз накопился дорогой и объёмный. Там не только монеты. Там и мануфактура, и золото в слитках из приисков, и бриллианты – огранённые и не огранённые – для короны. Вы знаете, там и рабыни, и экзотические фрукты, и… – подвыпивший наместник стал выбалтывать имена и звания людей, которые хранили и были ответственны за груз, и я внимательно слушал. По ходу его рассказа у меня стала вырисовываться одна интересная мысль, но пока не было чего-то ключевого, что стало бы настоящей идеей к действию. Он говорил не долго, но сказал на мой взгляд достаточно для болтуна, но не достаточно для принятия решения. Вскоре вернулся капитан и довольный снова сел за стол.

– А скажите, уважаемый господин Смоллетт, с какой скоростью двигается Ваш корабль?