Эпилог

Они жили в степи и погибли в степи. И не важно, сколько с тех пор прошло времени и сколько еще осталось волчьих стай, но до сих пор в них помнят и передают из поколения в поколение быль о бесстрашном волке Скифе и его верной подруге овчарке Раде.

Часть вторая. Рита

Неотложка была серой. Серым было и утро, когда забирали мать. Рита попыталась забраться в машину, но фельдшер замахал руками.

– Нет-нет, девочка! Только попрощаться.

Рита взяла мать за руку.

– Я обязательно к тебе приеду!

Та попыталась улыбнуться.

– Моя карточка у отца, ты тут присмотри, ладно?

Уазик зафырчал и, раскачиваясь на колдобинах, пополз со двора, оставляя за собой длинный шлейф дыма. Он был тоже серым.

Рита подходила к дому. В поселке их было восемь. Двухэтажные, деревянные бараки строились для шахтерских семей, и когда старую шахту закрыли, то многие сразу разъехались, оставив квартиры тем, кому бежать было некуда.

Между сараями, оглядываясь по сторонам, курили соседские пацаны с каким-то новым длинным парнем. Он выдохнул дым, с прищуром оглядел Риту, сплюнул себе под ноги.

– Что за телка?

– Это Ритка из восьмого бэ! Пахан – колдырь, мать – в школе уборщица…

– Чо, говно за вами убирает?

Длинный рассмеялся, передал бычок следующему. Рита развернулась, подобрала камень с земли.

– Ну-ка повтори!

Длинный попятился назад.

– Эй, эй, ты чо!

– Беги, щас зафигачит! За Риткой не станет!

Длинный рванул за сарай, сразу за ним, вдогон, полетел камень.

У подъезда Рита остановилась. Весь проем двери загораживала внушительная фигура соседки, Екатерины Романовны. Она даже не поздоровалась.

– Иди, отца угомони!

Рита встала на ступеньки. Соседка продолжала перекрывать все пространство.

– Не успел жену в больницу отправить, а уже полный дом алкашей собрал. Допились до чертиков! Где они столько самогона-то нашли?

Рита достала из кармана ключ.

– Фокке-Вульф здесь?

Екатерина Романовна закашлялась, схватила Риту за локоть.

– Какой он тебе Фокке-Вульф, пигалица? Франц Викентьевич – уважаемый человек, пенсионер.

– Руки уберите!

Рита выдернула руку, протиснулась между соседкой и перилами, вошла в дом, осторожно открыла комнату. За столом сидели собутыльники отца. Сам он распечатывал очередную бутыль самогона.

– Ритуля… доча!

– Карточка где?

– Тебе зачем?

– Мама велела!

– Тута я велю… бабки, они не для детей…

– Деньги на лекарства нужны!

– Колек, чо она тебе по ушам трет?

Моня, наблюдая за разговором, вертел в руке пустой стакан. Второй мужик ковырял вилкой консервы. Отец налил всем до краев, развернулся к Рите.

– Иди, иди… уроки делай!

Рита подошла к столу, встала напротив отца.

– Деньги отдай!

Отец дернулся, обжегся сигаретой.

– Ах ты сс… ну-ка, пошла отсюда! И чтоб я тебя больше не видел!

Рита резко развернулась и, опрокинув бутылку, вышла из квартиры.

Франц Викентьевич любил этот день. С утра, в костюме и галстуке, он был на кладбище, на могилах жены и дочери. Придя домой, доставал семейный альбом и, бережно листая страницы, долго рассматривал дорогие ему пожелтевшие фотографии. И уже под вечер, выпив рюмку-другую, выносил из шкафа женские и детские платья, раскладывал их на диване и тихо с ними разговаривал.

Сегодня поговорить у него не получилось: за стенкой три пьяных голоса горланили песни про тяжелую шахтерскую судьбу. Франц Викентьевич долго терпел, затем решительно открыл входную дверь и остановился: прямо на ступеньках, прислонившись к перилам, закрыв глаза, сидела Рита.

– Совсем все плохо?

Франц Викентьевич похлопал девочку по спине. Рита открыла глаза.

– Ага…

– Пойдем, здесь спать нельзя.

– Куда? Я домой не пойду!

– Понимаю… Может, к Екатерине Романовне?

– Зашквар, я с ней поругалась.

Рита зевнула. Франц Викентьевич взял ее за руку.

– Давай ко мне.

Рита остановилась у стены, где висели фотографии в деревянных рамочках.

– Ух ты! Вы были летчиком?

– Нет, я обслуживал и ремонтировал самолеты. Раньше недалеко отсюда стояла воинская часть.

Рита подошла к дивану, взяла в руки платье.

– Это платье жены. Они с дочкой погибли здесь, давно…

Франц Викентьевич пошел на кухню, вернулся с полной тарелкой бутербродов, поставил ее на стол.

– Садись поешь.

Он протянул Рите бутерброд.

– Спасибо!

Рита села на стул, принялась за угощение, быстро проглатывая куски.

– Теперь… врубилась… почему… Фокке-Вульф!

Рита поперхнулась.

– Ой, извините…

Франц Викентьевич засмеялся.

– Не только поэтому. Я родом из Латвии.

Рита прекратила жевать.

– Уехать отсюда не думали?

Франц Викентьевич глубоко вздохнул.

– Не смог.

Он собрал платья с дивана, аккуратно сложил, убрал в шкаф.

Рита, доев бутерброд, посмотрела на тарелку.

– Бери, бери!

Франц Викентьевич пододвинул к ней тарелку. Рита выбрала бутерброд. Когда не осталось ни одного, Франц Викентьевич принес ей подушку и одеяло.

– Спокойной ночи!

Под утро он проснулся. Рита всхлипывала. Он зашел в комнату, одеяло было на полу. Рита, свернувшись калачиком, дрожала от холода. Франц Викентьевич поднял одеяло. Накрывая Риту, расправил складки, погладил ее по голове. Уснуть он больше не смог.

– Правильно люди говорят, яблоко от яблоньки…

Екатерина Романовна стояла у подъезда.

– Что такое?

Франц Викентьевич поставил сумку с продуктами на землю.

– Туда вон погляди!

Франц Викентьевич обернулся: на скамейке, опустив голову, курила Рита.

– Что стряслось?

Он забрал у Риты сигарету, затушил, бросил в урну. Она резко встала, но Франц Викентьевич поймал ее за руку.

– Дома расскажешь.

Франц Викентьевич поставил чайник на плиту. Рита вздохнула.

– Я у мамы была, в больнице. Ей операцию сделали.

– Удачно?

– Не знаю. Врач говорит, нормально.

– Ну и хорошо.

Франц Викентьевич налил ей чаю. Рита взяла чашку, отхлебнула глоток.

– Лекарства нужны! А этот… короче, отец запил с дружками, а карточка мамина у него.

Рита сжала кулаки.

– Так, не дергайся!

Франц Викентьевич погладил Риту по голове.

– Придумаем что-нибудь, у меня поживешь, пока мать не вернется.

Франц Викентьевич играл на аккордеоне редко и то только для себя, но сегодня у него был слушатель. Рита сидела, не шевелясь, завороженная его мелодией, и встала только тогда, когда он закончил.

– Я пойду…

– Да, да, уже поздно.

Франц Викентьевич ночью снова подошел к Рите. Она спала. Одеяло было на месте, но он все равно долго поправлял его и еще дольше не уходил из комнаты.

– Здрасьте!

Екатерина Романовна с веником в руках застыла на лестнице. Рита открыла дверь своей квартиры, и Франц Викентьевич вошел внутрь. Сначала ничего не было слышно, затем звякнуло стекло, грохнулась на пол табуретка, послышались выкрики.

– Ты воще кто такой?!

– Какие, на хрен, лекарства?

– Какая карточка?

– Ритка?

– Моня, гля, она у этого козла ночует!

– Колек, вмажь ему, чтоб знал!

– Ба-бах!

Дверь открылась, и на пороге появился Франц Викентьевич. Из его разбитого носа стекала кровь.

– Ой, батюшки!

Екатерина Романовна уронила веник. Франц Викентьевич, зажав нос рукой, вошел в свою дверь, Рита – следом за ним.

– Вроде все.

Рита вытерла подтеки на щеке, отложила полотенце. Франц Викентьевич не шевелился.

– Все! Вам плохо?

– Нет, наоборот… Спасибо, Рита.

Франц Викентьевич даже не ложился. Он ходил по комнате, пытался смотреть телевизор, заваривал себе чай и лишь к утру открыл шкаф и снял с вешалки красное платье. Рита спала, лежа на боку. Франц Викентьевич присел на диван и поцеловал Риту в щеку. Она открыла глаза.

– Вы… Вы это зачем?

Рита, схватив одеяло, вскочила с дивана. Франц Викентьевич протянул ей платье.

– Рита, это не то… это подарок!

– Зачем?

Рита бросилась в прихожую и, открыв дверь, выбежала из квартиры.

– Эй, Колек! Зенки открой!

– Моня, это чо, утро, што ли?

– Утро, утро, гля, кто!

– Во, Ритка…

Рита попыталась пройти мимо стола, но отец поймал ее за руку.

– А Фокке-Вульф чо?

– Чо, чо, не видишь, свалила она от него. Гадом буду, приставал, тварь!

Моня звякнул пустыми бутылками.

– Ах он козел, убью!

Рита дернулась, но отец больно сжал ее руку. Моня слил в стакан остатки самогона.

– Не кипишуй, Колек! На хрена мочить? Бабки с него струсим, пойло-то кончилось!

Отец с силой развернул Риту к себе.

– Ну чо, было, было? Говори!

Рита вырвала руку.

– Пошел ты!

Телефон зазвонил неожиданно.

– Да, доктор, я, Рита. Плохо? Я сейчас приеду! Нет, лекарства еще не купила… я достану деньги, ну, завтра или послезавтра… да, да, я все поняла.

Рита оглянулась по сторонам, зашла за сараи. Пацаны, как всегда, были на месте.

– Откуда такие бабки, Ритка!

Ей подкурили сигарету.

– Совсем голяк?

– Ну, может, у этого, длинного есть, но лучше не просить.

– Почему?

– То еще чмо!

– Жмот?

– Не, озабоченный. Сама понимаешь, как отдавать придется.

Рита выбросила окурок.

– Где живет?

Длинного в поселке не оказалось, и Рита постучала в дверь к Екатерине Романовне.

– Мне только на лекарство. Отец всю мамину карточку спустил. Мы сразу все отдадим.

– Да, да, конечно… я знаю, но пойми, девочка, это большие деньги, и просто так…

– Без лекарства мама умрет! Вы же на ремонт собирали, я знаю!

Екатерина Романовна обняла Риту за плечи.

– Пойми, дите, в жизни не всегда бывает так, как хочется…

– Вы мне не дадите?

Рита сжалась в комок.

– Дзынь-дзынь! Дзынь-дзынь!

В глубине квартиры зазвонил телефон. Екатерина Романовна поспешила в комнату.

– Извини, давай после поговорим!

Все трое за столом выпучились на Риту. Она молчала.

– Ну чо, созрела?

Моня встал, потянулся, вышел из-за стола.

– Пошли, Колек, к Фокке-Вульфу, а то уже горло пересохло.

Мужики встали, вышли на площадку. Моня поманил Риту пальцем.

– Сюда иди!

– Зачем?

Рита не сдвинулась с места.

– Балдой кивать будешь!

Моня позвонил в дверь.

Франц Викентьевич стоял на пороге и видел только Риту.

– Ты чо, козел, на кичу захотел? Щас все устроим!

Моня подтолкнул Риту вперед.

– Ну-ка, крякни, чо он с тобой делал?

Рита молчала.

– Колек, развяжи ей рот!

– Не трогайте ее, вот деньги, здесь всем хватит!

Франц Викентьевич достал из кармана пухлую пачку.

– Рита, я вчера их снял для тебя.

– Ты чо, фуфел, ни хрена не понял? Да тебе пятера за разврат ломится!

Моня протянул руку.

– Бабки сюда!

У Риты зазвонил телефон. Она пришла в себя.

– Да, я. Что?

Телефон выпал из рук, треснул о кафель.

– Мама…

Всю следующую неделю Франц Викентьевич Риту не видел. Он собирал вещи, загружал контейнер, выносил ненужное на помойку. Спал он еще меньше: отец Риты с дружками устроили нескончаемые поминки, заливаясь самогоном и горланя песни на весь поселок.

Франц Викентьевич положил красное платье в чемодан. Как ни странно, сейчас было тихо, и он услышал, как открылась его дверь. На пороге комнаты стояла Рита.

– Возьмите меня с собой!

Рита держала в руках небольшую сумку.

– Как ты это себе представляешь?

Франц Викентьевич закрыл чемодан, поставил его на пол.

– Все равно я здесь не останусь!

Рита бросила сумку на пол.

– Рита, ты уже большая девочка, ты…

– Да, я уже большая! Вот, смотри, смотри, Фокке-Вульф!

Рита сняла кофту, швырнула ее на пол.

Франц Викентьевич вздохнул, поднял кофту, прикрыл ей грудь.

– У тебя есть отец.

– Уже нет.