Читать книгу «Уродка: и аз воздам» онлайн полностью📖 — Геннадия Авласенко — MyBook.
image
cover

Убийцу предали мучительной казни, посадив на кол на центральной площади его родной резервации. Причём проделали это при огромном стечении народа, дабы все собравшиеся видели и хорошенько запомнили, что может быть с их сородичем, осмелившимся поднять руку на настоящего человека. Потом, на следующий день после начала экзекуции, урода этого, ещё подававшего некоторые признаки жизни, сожгли на медленном огне, попросту обложив окровавленный кол снизу сухими связками хвороста.

Раззяву-экзекутора, допустившего столь преступную беспечность, резко понизили в должности, переведя аж в младшие жандармы, казнили также обоих мутантов, помощников экзекутора (хоть они-то, по правде говоря, были и совсем даже не причём)… но брата, любимого старшего брата, было уже не вернуть.

С той поры старший инспектор (впрочем, в ту пору он ещё не был старшим) и возненавидел всех без исключения мутантов жгучей ненавистью, хоть, признаться, и до этого всячески их недолюбливал.

Потому, прекратив собеседование раньше запланированного (ибо притворяться и сдерживать себя уже не было сил), инспектор только хлопнул в ладони и приказал вбежавшим стражникам отвести мутанта Ника в комнату для гостей. С тем, чтобы завтра утром вежливо препроводить его обратно в резервацию…

Стражники всё правильно уразумели, ибо именно с комнаты для гостей и начинались для уродов самые жестокие и самые изощрённые пытки. Но мутант естественно об этом даже не подозревал и, пока его выводили, со слезами на глазах благодарил господина старшего инспектора за всю его доброту и справедливость.

Это было три дня тому… и всё это время мутанта подвергали почти непрерывным пыткам, которые шли по нарастающей…

И ничего нового от него так и не добились!

– Приходит в себя, господин старший инспектор! – услужливо доложил один из экзекуторов. – Прикажете продолжить?

– Подождите!

Встав из-за стола, инспектор вплотную подошёл к бессильно провисшему в хитроумном переплетении пыточного устройства мутанту. Некоторое время молча всматривался в его окровавленное, чудовищно распухшее от почти непрерывных побоев лицо.

– Не вижу, чтобы он начал приходить в себя! – раздражённо проговорил инспектор, ни к кому конкретно из подчинённых не обращаясь.

– Приходит, приходит! И не сомневайтесь даже! – поспешно проговорил экзекутор.

Потом, торопливо смочив тряпичный лоскут новой порцией нашатыря, ткнул этот лоскут под самый нос мутанту.

– Хватит притворяться, тварь! – заорал он при этом. – Глаза открывай, живо!

Мутант и в самом деле чуть приоткрыл глаза. Вернее, один глаз, ибо второй заплыл так, что его даже не было видно.

– Вот видите, господин старший инспектор! – отходя чуть в сторону, с удовлетворением констатировал экзекутор. – Полный порядок!

Инспектор, ничего не отвечая, смотрел прямо в открытый глаз мутанта. И тот тоже, кажется, смотрел на инспектора. Впрочем, видел ли он его сейчас… в этом инспектор был далеко не уверен.

– Ну, здравствуй Ник! – проговорил инспектор таким тоном, словно и не в пыточной всё дело происходило, а так, встретились они случайно на улице и решили чуток покалякать. – Ты меня, надеюсь, узнал?

Мутант ничего не ответил. Некоторое время он лишь молча продолжал смотреть на инспектора затуманенным взглядом, то ли узнавая его, то ли так и не узнавая. Потом взгляд его внезапно прояснился, круглый, как и у всех уродов, зрачок расширился почти до предела… и инспектор понял что мутант его всё же узнал…

– Ну что, поговорим? – всё тем же дружелюбным тоном продолжил инспектор. – Ты и теперь ничего не хочешь мне сообщить? Из того, что я ещё не знаю…

Запекшиеся окровавленные губы мутанта слегка шевельнулись…

– Что? – пододвинувшись к мутанту как можно ближе, спросил инспектор. – Ты что-то хочешь сказать? Ну, так говори!

Мутант ничего не ответил, но по всему видно было, что он всё слышит и всё понимает.

– Говори! – повторил инспектор. – Говори и мы сразу же тебя освободим!

Разумеется, это была ложь… а лгать всегда неприятно, даже если твой собеседник – всего лишь презренный урод из резервации. Но лгать сейчас было просто необходимо, к тому же, как там говорится? Цель оправдывает средства… так, кажется…

– Ты, верно, считаешь, что я соврал тебе тогда, во время первой нашей встречи? – вновь заговорил инспектор, когда ясно стало, что мутант отвечать явно не собирается. – Обещал отпустить, а вместо этого… Но ты ведь сам во всём виноват, согласись? Ты ведь не всё тогда мне рассказал? Ты промолчал о том, что встречался с этой тварью уже после того, как она от нас сбежала! Ведь встречался, разве не так?

Распухшие губы мутанта вновь слабо зашевелились.

– Ну?! – крикнул инспектор нетерпеливо. – Давай, отвечай! Где сейчас эта тварь? Что замышляет?

– Тварь – это ты! – неожиданно громко произнёс мутант.

А потом ещё и плюнул прямо в лицо инспектору. Вязкой кровавой слюной.

– Ах ты, мразь!

Мгновенно отскочив от допрашиваемого, инспектор выхватил из кармана носовой платок и принялся лихорадочно утираться. Вот же мразь… едва в глаз не угодил!

Невольно припомнилось расхожие слухи о том, что слюна уродов почти ядовита… впрочем, слухи эти были всего лишь слухами, не содержащими в себе ни малейшей капли истины.

А вот то, что подчинённые, находясь поблизости, всё слышали и всё наблюдали…

– Мразь паршивая! – мгновенно приходя в ярость, заорал инспектор.

Подскочив к мутанту вплотную, он размахнулся и изо всей силы ударил того по лицу.

– Получай, тварь!

Удар сыпался за ударом… инспектор и сам понимал, что поступает неправильно, что нельзя так поступать. И что сегодня же вечером и жандарм, и экзекуторы будут с упоением (и по великому секрету, разумеется) рассказывать всем встречным и поперечным не только о великом унижении господина старшего инспектора презренным уродом, но и о том ещё…

О том, что инспектор, этот образец выдержанности и хладнокровия, так позорно сорвался во время самого заурядного допроса.

Но инспектору было сейчас совершенно наплевать на то, что о нём подумают после.

– Мразь! – рычал он, нанося удар за ударом. – Мало тебе, тварь?! Мало?! Ещё получи!

– Господин старший инспектор! – донёсся до инспектора встревоженный голос экзекутора. – Как бы вы не прикончили его часом, господин старший инспектор!

Эта же мысль как раз в это время пришла в голову и самому инспектору. Тяжело дыша, он прекратил избиение и даже сделал шаг назад. Потом, вытащив из кармана очередной носовой платок, принялся тщательно вытирать испачканные кровью руки.

«Хотел же перчатки взять!» – промелькнуло у него в голове.

– Господин старший инспектор! – всё так же испуганно проговорил экзекутор. – Что прикажете делать с…

Он замялся, не договорив.

– Продолжайте допрос! – не глядя на экзекутора, сказал инспектор, одновременно с этим швыряя испачканный платок на пол.

– Слушаюсь!

Экзекутор наклонился к безвольно поникшему мутанту, а инспектору жгуче вдруг захотелось, чтобы мутант вновь ожил и смачно плюнул прямо в самодовольную эту харю, низко склонившуюся над ним. Конечно, желание сие было сплошным ребячеством, и ничем кроме… но как было бы здорово, если бы такое вдруг произошло!

Но ничего подобного, разумеется, так и не случилось. Мутант, хоть и остался жив после столь жестокого избиения, пребывал, кажется, в глубоком обмороке.

– Нашатырь! – не оборачиваясь, крикнул экзекутор помощнику. – Живо!

Но и нашатырь не помог. Мутант упрямо не желал более приходить в чувство, и все попытки его хоть как-то расшевелить равно оканчивались неудачей.

И инспектор почти обрадовался, когда в пыточную вбежал запыхавшийся секретарь.

– Господин… старший… инспектор! – ещё от порога выкрикнул, вернее, выдохнул он. – Там… там…

– Что там? – радуясь, что хоть на ком-то может сорвать всю накопившуюся злость и раздражение, рявкнул на секретаря инспектор. – Да не молчи же ты, болван!

– Там… господин окружной комиссар… прибыл…

– Что?!

Мгновенно подскочив к секретарю, инспектор ухватил того за отвороты мундира, с силой встряхнул.

– Что ты сказал?!

– Прибыл господин окружной комиссар, – испуганно повторил секретарь. – В Вашем кабинете сейчас… бумаги пересматривает. Вас дожидается…

– Чёрт!

Оттолкнув секретаря, инспектор бросился к выходу. Секретарь, понятное дело, сразу же последовал за ним.

– Чёрт! – прыгая сразу через три ступеньки, бормотал себе под нос инспектор. – Вот же чёрт!

Отношения между старшим инспектором посёлка и окружным комиссаром (непосредственным его начальником) были, мягко говоря, непростыми. И на то были свои веские причины…

Господин окружной комиссар любил всяческое славословие и неприкрытый подхалимаж в свой адрес… но ни славословить, ни подхалимничать старший инспектор так и не научился, да, честно говоря, и не желал учиться. Противно ему было угодничать перед кем бы там ни было, тем более, перед этой заносчивой посредственностью, облечённой, по какому-то нелепому недоразумению, столь значительной властью.

Окружной комиссар, несмотря на всю свою посредственность, полным дураком всё же не был, а посему сразу же, с первой же встречи с инспектором, почувствовал истинное отношение к своей особе со стороны этого строптивого подчинённого. И давно б уже старший инспектор с треском вылетел со службы, если бы не влиятельный дядя-сенатор. Именно из-за дяди окружной комиссар не мог поприжать инспектора в полную силу, ограничиваясь лишь мелкими словестными придирками да такими вот неожиданными наездами, совершаемыми в тщетной надежде застать непокорного подчинённого врасплох.

Врасплох он инспектора так и не застал ни разу, но крови попортил изрядно…

Выбежав на улицу и невольно взглянув налево, в сторону конюшни, инспектор с удивлением не обнаружил там такой знакомой красной кареты. Там вообще ничего не стояло, кроме недавно прибывшего почтового дилижанса.

Это было странно и даже необъяснимо, ибо господин окружной комиссар не пользовался никаким видом транспорта, кроме своей глубокоуважаемой кареты. И уж тем более он никогда не снизошёл бы до такого плебейского средства передвижения, как почтовый дилижанс.

Лошадей из дилижанса уже выпрягли, заменили им железные дорожные намордники на стойловые, ременные… и теперь со всеми предосторожностями заводили по одной в стойло. Занимались этим опасным делом, понятное дело, мутанты… а конюхи-люди с заряженными арбалетами стояли поодаль и лишь время от времени выкрикивали короткие отрывистые команды.

Инспектору невольно вспомнилось, как в прошлом году одна из почтовых лошадей (а запряжные лошади огромные, раза в полтора больше обычных верховых), чем-то, то ли напуганная, то ли раздражённая, вдруг вырвалась из загона и помчалась вдоль улицы, топча и хватая острыми зубами всякого встречного, невзирая на пол и возраст. Тогда, прежде чем лошадь смогли настичь и обезвредить, она успела лишить жизни шестерых человек и втрое больше покалечить. И, что самое удивительное (и самое обидное тоже), среди всех этих убитых и покалеченных не оказалось ни единого мутанта, хоть эти твари несомненно попадались на пути внезапно взбесившегося животного.

Конюхам за такое головотяпство грозил суд с весьма неприятными для них последствиями, но, как оказалось, судить было просто некого, ибо, когда суматоха постепенно улеглась и разгневанные жители посёлка кинулись искать непосредственных виновников произошедшей трагедии, они с ужасом узрели, как трое оставшихся в загоне лошадей с громким тошнотворным хрустом и чавканьем доедают бренные остатки своих бывших хозяев. Оказалось, что конюхи от страха совершенно потеряли голову и, спасаясь от мечущейся и яростно визжавшей лошади, вбежали в загон, видимо, совершенно позабыв о том, что три ранее введённых туда лошади тоже не имеют намордников (дорожные сняли, а стойловые не успели ещё надеть. И, тем более, не находятся в стойлах (не успели загнать).

В общем, из огня, как говорится, да в полымя…

После этого случая новые конюхи категорически отказались запрягать и распрягать ездовых лошадей, передоверив опасное это занятие уродам, то бишь, мутантам…

Впрочем, инспектору сейчас не было никакого дела ни до лошадей, ни до их хозяев. Повернув налево, он быстрым шагом прошёл мимо почтительно вытянувшихся стражников и, терзаемый нехорошими предчувствиями, поднялся на второй этаж, где, собственно и находилась святая святых всего этого огромного здания, а именно, личные апартаменты господина старшего инспектора.

Он был первым после Бога в этом захудалом посёлке, но тот, кто находился сейчас в его кабинете, был всё же на ступеньку (а то и на несколько) выше инспектора, а значит, и значительно ближе к Всевышнему. И ежели старший инспектор мог устроить жесточайший разнос любому из своих подчинённых (а в подчинении у него был весь посёлок, не говоря уже о соседней резервации с презренными её обитателями), то окружной комиссар, нетерпеливо поджидающий его в собственном кабинете, имел полное право (а также возможность) устроить подобный разнос ему самому.

С тяжёлым сердцем инспектор вошёл в приёмную, где помощник секретаря тут же вскочил с места и вытянулся по стойке смирно. Но инспектор лишь махнул рукой: «сиди, мол!», и, пройдя мимо, очутился, наконец-таки, в своём кабинете.

И сразу же почувствовал огромное, ни с чем несравнимое облегчение, когда человек, сидящий в его собственном кресле и рассеянно перебиравший какие-то бумаги, лежащие на столе, вдруг поднял голову и, приветливо улыбнувшись инспектору, поднялся и шагнул ему навстречу. Протянул руку для пожатия…

– Дядя! – проговорил инспектор, осторожно пожимая сухую, тонкую, но на удивление крепкую ладонь гостя. – Какими судьбами?

– Да вот… – вторично улыбнулся сенатор. – Соскучился, повидаться приехал…

Впрочем, улыбался он одними губами. Глаза сенатора пытливо и как-то настороженно разглядывали племянника… а тот, под этим его испытующим взглядом, вдруг вспомнил, почему, собственно, и бежал сюда так торопливо…

– Подожди! – проговорил он с явным недоумением. – Секретарь сказал мне, что приехал окружной комиссар, а приехал, оказывается, ты! Он что, перепутал с перепугу, кретин? И кстати, на чём ты приехал? Неужто на дилижансе?

– А что, собственно, ты имеешь против дилижансов? – сенатор засмеялся, но глаза, как и прежде, оставались холодными и настороженными. – И кстати, твой секретарь ничего не перепутал. Вот уже второй день, как я исполняю обязанности окружного комиссара. Временно, разумеется… – тут же поправился он. – С сохранением всех моих сенаторских полномочий!

– Понимаю! – медленно проговорил инспектор, хоть понимал далеко не всё.

Что ни говори, а для дяди это было понижением. Хорошо, если и, правда, временным.

И что, интересно было бы узнать, произошло с прежним комиссаром? Пошёл на повышение? На пенсию? Или, может, спешно переброшен в другой округ… такое иногда случалось…

– Ни то, ни другое, ни третье! – резко, даже излишне резко отозвался сенатор, и инспектор вдруг понял, что последние свои слова произнёс вслух. – Он погиб…

– Погиб? – машинально повторил инспектор, потом до него дошло. – Погиб?! – повторил он удивлённо и, одновременно, встревоженно. – Как он погиб? Крысы?

– Если бы! – мрачно буркнул сенатор, вновь опускаясь в мягкое кожаное кресло. – Если бы… – повторил он ещё более мрачно. – Да ты садись, разговор у нас долгий предстоит!

Инспектор, немного поколебавшись, всё же уселся в одно из кресел для посетителей. Тоже кожаное, тоже достаточно мягкое… впрочем, до того кресла, в котором так удобно расположился в данный момент комиссар-сенатор (он же, родной дядя инспектора), креслицу сему было, ох, как далеко…

– Ты спрашиваешь, как он погиб? – каким-то незнакомым, враз изменившимся голосом проговорил дядя, нервно комкая в пальцах первый попавшийся лист бумаги. – Так вот: его разнесло на куски! Вместе с его долбаной красной каретой! Понимаешь?! И жандармы, что сопровождали верхом карету, тоже разорваны на куски самым невероятным образом. Точнее, и они сами, и их лошади получили увечья, несовместимые с жизнью.

– Оружие древних? – прошептал инспектор внезапно осипшим голосом.

– Вроде того… – кивнул головой комиссар. – Но их, ещё живых и, наверное, жалобно умолявших о пощаде, добивали потом… из тел некоторых извлечены пули, подобные тем, что были извлечены из мёртвых крыс, погибших во время того памятного набега на резервацию. Так что, там не одно оружие древних… там, как минимум, были задействованы две его смертоносные разновидности…

Он замолчал и вновь принялся мять в пальцах бумажный ком. А инспектор тоже молчал, ошеломленно пытаясь осознать только что услышанное.

– Я вот чего не понимаю, – вновь заговорил комиссар. – Зачем ей понадобилось убивать ещё и тех маленьких пони, которые были запряжены в карету. Из злобности, разве что, из дикой ненависти ко всему живому… ведь в каждое из этих несчастных созданий она всадила не менее пяти пуль. Причём, именно в живот, чтобы не сразу погибли… чтобы помучились ещё как следует перед смертью…

И грохнув кулаком по столу, он неожиданно заорал прямо в лицо племяннику:

– Как ты мог?! Как мог ты выпустить живой эту кровожадную тварь?! Из этого здания, из которого ни один попавший сюда урод не должен выходить живым! О чём ты, мать твою, думал тогда… да и думал ли вообще?!

Инспектор ничего не ответил, да и что было отвечать. Он один виноват в том, что произошло… он и никто иной…

Хотя… кто бы мог знать, что всё так случится?! Или эта тварь и ранее находилась в сговоре с крысами?

– Да ни в каком сговоре она не находилась! – буркнул комиссар… и инспектор вновь с удивлением осознал, что произнёс вслух последний вопрос. – И вообще, что ты хотел ещё из неё вытянуть? Она ведь и в самом деле рассказала тебе всё во время первого допроса… или, скажем так, собеседования! Да ты и сам это тогда понял, разве не так?!

Инспектор ничего не ответил… впрочем, вопрос был чисто риторическим и не требовал ответа…

– И она ни в чём не была виновата тогда, эта девочка! – вновь повысил голос комиссар. – Она и в самом деле случайно во всё это вляпалась, неужели ты этого не понял сразу же?