В феврале 1991 года Геннадий Айги, будучи в Париже, некоторое время жил в одной семье, состоявшей из мамы Луизы и ее маленькой дочери Сильвии.
На прощание Луиза протянула поэту новенькую записную книжку с изображением трав на обложке (работы художника Уильяма Морриса) и попросила его написать несколько слов для Сильвии – на память.
В благодарность за гостеприимство, – именно Сильвия предоставила ему свою комнату, – дядя Айги превратил эту 32-страничную книжечку в стихотворную книгу. Он заполнил ее за 32 минуты (время до пробуждения Сильвии), написав по одной фразе на каждой странице. И все это случилось в Париже, на улице Банкиров.
|Декабрь1992I
Ренн
Ф. М.
Долгое время я ничего не знал о судьбе Сильвии и Луизы (как и самой этой книжки). Я даже просил своих французских друзей что-нибудь разузнать о них (тем более, что в семье Луизы чувствовалась какая-то неустроенность и бедность, и воспоминания о них были беспокоящими). Одна моя парижская приятельница даже отправилась по их адресу и с изумлением сообщила мне: “Знаешь, все это похоже на сказку. Там, на улице Банкиров, нет этого дома. Все дома стоят, а на месте этого – пустырь…” (а надо сказать, что улица Банкиров находится в центральной части Парижа).
И вдруг, неожиданно, в марте этого года, когда я опять приехал в Париж, я получаю по почте пакет с двумя экземплярами этой книжки, прекрасно изданной на трех языках (на русском, французском и бретонском). Оказывается, мой друг, замечательный переводчик Андре Маркович, еще в 1992 году выпустил ее в Ренне, в издательстве la riviere echapee. На французский ее перевел сам Андре, а на бретонский – Ален Ботрель.
Итак, книжка нашлась. Надеюсь, что со временем я найду и Сильвию с Луизой.
|май 2000|
Москва
Г. А.
итак вступительное слово ветра
рыцарские доспехи солнца
утреннее “что ты толкаешься” подушки
недоумение зеркала
сердитые восклицания зубной щетки
весёлый бред мыла
блестящее “все в порядке” градусника
лихорадочный юмор газированной воды
дипломатические переговоры обоев
блаженная улыбка молока
гуляющее “тук-тук” дверного косяка
путешествие бус
вечно откладываемый визит банкиров
одинокое “угу” гладиолуса
“а я не скажу” шкафа
верленовый монолог неба
приход маминых пальчиков
задумчивость свечи
неожиданная бабушка пуговицы
одноактная драма варенья
забывчивость лютика
рисовальные уроки дрозда
мама переводчица Господа
прыжок флейты
ромашковый сон кузнечика
молчаливое “здравствуй” гвоздя
песнь голубого кувшинчика
соревнования в беге книжных полок
ручки Бога-Младенца
вечное “до свидания” дяди Айги
Эта книжечка является полной собственностью Сильвии Де Пилла
Летом 1992 года, бросив курить, я долго не был способен к какой-либо умственной работе. Единственное, что мне удавалось, – это заполнять однострочными багателями шуточную записную книжку, подаренную мне женой и озаглавленную: “Прощание с белою дамой под голубым покрывалом” (то-есть, с сигаретой, – мучительное прощание с этой “дамой” произошло после сорокалетнего “романа”, курил же я, – во все это время, – больше трех пачек в день).
В те “нереальные” (до галлюцинаций) дни, немецкая художница Андреа Шомбург, чтобы утешить “некурящего больного”, принесла нам горшок с белыми цикламенами, – вскоре, в упомянутых багателях, они стали превращаться в “ангелов”, обиходным стало и название – “Лето с ангелами” (хотя дело происходило осенью, но в Берлине все казалось одним нескончаемым “летом”), и я сохранил здесь это название, составив небольшой цикл.
|январь1993I
Берлин
1. Пролог к “ангельским” багателям
ветер: Бог потерял тетрадку со стихами
о цикламенах
2. Появление цикламенов
ангелы играют в карты конечно же ангельские
3. Осень: туман
падают птицы улетают листья на юг
4. Продолжение цикламенов
гуси Бога идут на водопой
5. Другие цветы справа от цикламенов
(рождественская звезда)
называются “мама выходит замуж”
6. Приятное видение (или: Ц-18)
ангелы идут в школу – в первый класс
7. А слева – одинокая азалия
ветер: простуженный Бог уронил
носовой платочек
8. Снова – маленькая стайка цикламенов
инсталляция ангела – Цветочника
Богоматери
9. Та же азалия
и плачет в тумане одноглазый Бог
10. Дальше: Ц-21 (то есть двадцать первая
запись о цикламенах)
ангелы на ипподроме
11. Конечно же снова о них
умо-по-мра-чи-тель-ных
с циркулями и линейками ангелы
в небесном конструкторском бюро
12. Незабываемое видение
ангелы провожают Святого Доминика в армию
13. И опять возвращаясь к ним
(цикламенам)
переполох среди ангелов на уроке рисования
14. Очередное событие
ангелы прибывают на конгресс “зеленых”
15. Снова цветы по имени
“Рождественская звезда”
раскрасневшаяся мама за ткацким станком
16. Просто Ц-24
ангелы слушают новое стихотворение одного
из ангелов
17. Листопад в саду
и падая дни детства взрыхляют старость
18. Снова они (цикламены) —
как струнный ансамбль ангелов
крылышки смычки крылышки
19. Вот и Ц-25
ангелы народные заседатели
20. Ц-27 (или: в одной небесной мастерской)
ангельские стружки
21. Снова – “рождественская звезда”
мама под красным солнцем жнет рожь
22. Новое превращение цикламенов
секунды остановились и надели
белые шляпки
23. Просто: цикламены-34
ангелы в самолете
24. Дальнейшее превращение цикламенов
секунды надели белые перчатки
и двинулись вперед
25. Ц-37: что ж случилось между ангелами
странно: почему-то летят пух и перья
26. Снова – незабываемое видение
застолье ангелов
27. Дальше – Ц-41
ангелы прощаются – машут крыльями
28. И: долгий эпилог
телега с ангелами удаляется и исчезает
|октябрь-ноябрь 1992|
Берлин
Он не делает из камней изображения.
Каждый камень, под его руками, становится уникальным творением природы, совершенством, – самим собою и, одновременно, шедевром художника. И создают это – линии, впадины, “желоба” прикосновений скульптора.
Мы с женой должны были ехать на выставку Карла Прантля в швейцарский город Санкт-Галлен, я обещал устроителям, что приеду с чем-то “стихотворным”, посвященным Прантлю.
Записывать строки этого “стихотворного” я стал в тверской деревне, где проходили наши предотъездные недели. Постепенно валуны в полях и лесах стали превращаться в “прантлей”, – мы говорили друг другу: “Это там, за родником, где четыре прантля”.
И камни, и валуны в тех тверских полях так и остаются для нас, с тех пор, “прантлями”.
Выдающийся австрийский скульптор Карл Прантль (1923 г. рождения) знает, пожалуй, камни всех стран мира. Во многих из них он жил и работал, был с выставками своих творений.
|3 апреля 2000I
1.
Поле и камень.
2.
Поле, – задели песню, – дрожь.
3.
Снова – вспоминающие что-то облака.
4.
Сон: Зал-Поле Прантля.
5.
Места понятий: “Ушел”, “Останутся”,
“Навсегда”.
6.
Камень в тумане.
7.
Черемуха – “не для людей” (век – где-то – прошел).
8.
Валуны и пастух (давно).
9.
Поле: голос кукушки – издали:
обозначение дали – здесь.
10.
Снова – Зал-Поле Прантля.
11.
“Он”, “вот-вот”, “Войдет”.
12.
На сосне работал и пел – дятел.
13.
Сосна.
14.
Поле, – песня – будто порезанная.
15.
Охотник и Валун (как – Книга).
16.
Шестнадцатая страница: Солнце
над горизонтом.
17.
Снова Вещи Другие – средь людских вещей.
18.
И Он Смотрит сквозь песню.
19.
Бедность, – гравер.
20.
И закатное сияние сосен во сне.
21.
Поле: Свист Сиротства.
[Акимицу Танаке]
Без ветра……. – поле – вдруг – остановилось, как седеющие волосы.
Все из “души” состояло – понятие “здесь”.
Человек разговаривает как можно проще с публикой; с другим человеком, с глазу на глаз он разговаривает сложнее; и уже совсем сложно – с самим собой.
Поэт в лачуге, – покой.
И не с “натуры”, а с тишины… – и отчаяния, подобного слепящей “невидимости”.
О проекте
О подписке