Свой класс я нашел быстро. «11 «Б», о чем говорила надпись мелом на плитах, стоял кучкой рядом со ступенями, ведущими в школу. Впереди, как и положено, стояли лохи и зубрилы, а позади них другие ученики. С холодными глазами и паскудными ухмылками. Те, перед которыми мне снова придется защищать свой статус ровного пацана.

Старшаков видно сразу. По позе, по расслабленности, по особой уверенности, которую они излучали. И по короткостриженым головам, аккурат по моде того времени. Один из них, никого не смущаясь, втихаря курил, спрятавшись за спины одноклассников, а двое других незаметно шпыняли в спину кулаками одного из лохов – румяного, тучного пацана в застиранной желтой рубашке и с букетиком увядших гвоздик в руке. Лох морщился и терпел, не обращая на тычки в спину внимания. Пот градом катил по его лицу, на котором застыла маска равнодушной муки.

Усмехнувшись, я встал позади лохов и стряхнул с рубашки невидимые пылинки. Цветы, которые мамка дала мне на линейку, я выбросил еще по дороге, понимая, что подобное сразу же будет истолковано одноклассниками, как слабость, и авторитета мне явно не прибавит. Понятно, что мое появление незаметным не стало. Я был гораздо крупнее остальных одноклассников и держался подчеркнуто независимо, как и полагается, когда приходишь в другой коллектив. Доказать свой статус мне еще предстояло, но страха я не испытывал. Не первый раз приходилось знакомиться с новыми одноклассниками, и они тоже не заставили себя долго ждать. Ко мне приблизился рослый пацан, чья короткостриженая голова была похожа на дыню. Он улыбнулся, обнажая не только неровные крупные зубы, но и розовые, влажные десны, после чего заинтересованно склонил голову и принялся меня рассматривать. Его дружки за всем этим заинтересованно наблюдали, порой отпуская вполне очевидные смешки. В их головах, не обремененных интеллектом, крутилась всего лишь одна мысль: чмо ли я ебаное или же нормальный пацан, с которым предстоит считаться.

– Чо, новенький? – нарушил молчание зубастый. Я вновь усмехнулся и коротко кивнул. – И чо, откуда ты такой явился?

– С Речки явился, – лениво ответил я. – А ты с какой целью интересуешься?

– Да, так… Любопытно мне.

– И чо? Утолил любопытство?

– Ага. Слых, у тебя курить есть?

– Есть, – паскудно улыбнувшись, ответил я.

– Дай сижку не в падлу, а?

– Ну, держи.

Короткий и вроде бы непримечательный диалог. Левый человек даже не подумал бы о том, что вовсю идет прощупывание новенького. Как он держится, как отвечает, не менжуется ли, отвечая на вопросы. Способов доеба на районе существует великое множество. От дерзких, если ты уверен, что перед тобой чмо, а не человек, до небрежно вежливых, если есть сомнения. Я сталкивался с разными попытками прощупать собеседника, поэтому прекрасно понимал, к чему весь этот убогий спектакль.

Стоит мне вытащить из кармана пачку, как зубастый ее тут же заберет, понимая, что быковать на виду у всех я не буду. Если я вытащу одну сигарету, он доебется, что руки у меня грязные и его не уважаю. Доебется он в любом случае. Сейчас или позже, но доебется. Правда мне было интересно, как он поведет себя, если я щелчком выбью сигарету из пачки. Интуиция не обманула. Зубастого мой финт сначала удивил, а потом заставил хрипло рассмеяться. Взяв сигарету, он кивнул и вернулся к своим, внимательно наблюдавшим в сторонке.

Прощупывание продолжилось и на первом уроке. Все такое же осторожное и медленное. Классуха посадила меня за третью парту, к рыжеволосой девчонке, чьи волосы были заплетены в две тоненькие косички, похожие на мытые морковки. Она искоса на меня посмотрела и улыбнулась, увидев, как я вытащил из пакета тоненькую зеленую тетрадку и шариковую ручку. Классуха вещала у доски о новом учебном годе, рассказывала об активностях, в которых нам предстоит участвовать, журила отстающих и хвалила хорошистов. Ничем не примечательный пиздеж. Такой я уже слышал, поэтому ожидаемо расслабился и, откинувшись на стуле, вполуха слушал учителя. Правда рассеянность отошла на второй план, когда классуха представила новеньких. Помимо меня в школу пришли еще двое. Тощий, как спичка, большеголовый пацан, сидевший сейчас за первой партой, и симпатичная девчонка в черной юбке и белой блузке, на которую уже пускали слюни задние парты. Представили нас сухо и быстро, как всегда и бывает, после чего классуха вернулась к обычным делам: учебному плану, факультативам и контрольным.

– Ты откуда? – шепотом спросила меня рыжая, когда классуха отвернулась к доске.

– С Речки, – ответил я.

– А чего на Окурке забыл?

– То же, что и остальные, – улыбнулся я. – Тебя как звать?

– Лена.

– Макс.

– Знаю, – улыбнулась девчонка. – Курица же сказала, как тебя зовут.

– Курица?

– Ага. Ольга Николаевна. Классная наша.

– Почему Курица?

– Да квохчет над всеми, как наседка, – рыжая бросила осторожный взгляд через плечо и снова улыбнулась. Улыбка у нее была приятной. – Смотрю, интерес ты у наших вызвал.

– Ну, хули. Везде так. Ты вот что скажи. Кто у вас в классе старшой?

– Бакин, – коротко ответила девчонка.

– В черной футболке который? – уточнил я, вспомнив рослого, крепкого пацана.

– Быстро схватываешь, – кивнула она. – А ты где живешь?

– На Лесной семь.

– Серьезно? Я тоже. В первом подъезде.

– Я в третьем. Соседи получается.

– Ага. Сашка Зубарев тоже в нашем дворе живет.

– Зубарев – это тот, что сигу у меня клянчил? Зубастый такой?

– Ага.

– Трофименко! Потапов! Разговоры оставили на перемену! – строго рявкнула классуха, заставив мою соседку улыбнуться. Извиняться за болтовню никто из нас не стал, но Курице, как назвала ее рыжая, на это было явно похуй. Правда на перемене случились другие разговоры. Старшаки класса, ожидаемо, перешли от ленивого любопытства к активным действиям.

В туалете третьего этажа было шумно, в воздухе клубился сигаретный дым и терпко воняло мочой. Я без стеснений прошел вперед к окну и вытащил из кармана сигареты. Ко мне тут же подскочил зубастый и снова попросил сигаретку. Но время вежливости давно уже закончилось. Пришла пора заявить о себе.

– Слых, дай сижку, а? – вновь спросил зубастый. Я покачал головой и выпустил в его сторону дым. На Речке подобный жест приравнивался к посылу нахуй и за него могли жестоко спросить. Вряд ли на Окурке было иначе, что бледное лицо зубастого лишь подтвердило. В голубых глазах загорелась злоба, а голос прозвучал надтреснуто и глухо. – Хули ты кочевряжишься? Сигу дай.

– Иди в ларьке купи. Я тебе что, меценат, блядь? – ругнулся я.

– Буреет новенький, – усмехнулся старшак в черной футболке. Стас Бакин. – Сдается мне, Зуб, он тебя дважды нахуй послал.

– Ща пизды получит и сразу поумнеет, – насупился зубастый. Я в ответ паскудно улыбнулся и легонько толкнул его в грудь. Страха не было. Было весело.

– Ты чего доебался? – настал мой черед переходить в атаку. – Ты, блядь, кто такой, чтобы я с тобой сигами делился на постоянку? Кореш мой? Или хуй знает кто?

– А ты хули такой дерзкий? – подскочил к нам еще один пацан. Небольшого роста, но крепкий. Костяшки на кулаках сбиты.

– А ты хули за него впрягаешься? Он сам ответить не может? – парировал я. Бакин одобрительно заворчал. – Сигу хотите? Или доебаться на ровном месте? А, пацаны?

Конечно, они хотели доебаться. Проверить на прочность, проверить на силу. Бакину статус не позволял лично такое решать. Для этого у него были шестерки в лице зубастого и коротышки, которые сейчас сполна отрабатывали место у теплого бока старшака. Докурив, я стрельнул окурком в грязный унитаз и, повернувшись к зубастому, улыбнулся.

– Раз на раз. После школы. Или за тебя твой дружок впишется?

– Глохни, пидор, – рыкнул коротышка. Что ж. Противник определился.

– За пидора ответишь, – коротко ответил я и, пихнув его плечом, отправился к выходу из туалета.

Махач случился после школы. Раз на раз, по негласным правилам. Пока твой статус не подтвержден, к тебе будут относиться уважительно. По крайней мере, сделают вид. Ну а если тебя нарекут чмом, то такого пиздить одному зашкварно. Для этого и нужны эти спектакли. Всегда доебывается самый говорливый, а самый сильный за него впрягается и провоцирует на драку. В этой драке и определяется твой статус.

– Раз на раз, – напомнил Бакин.

– До первой крови или до упора? – издевательски усмехнулся я. Бакин веселье поддержал.

– Чо, Малой, не забздишь?

– Хули тут бздеть, – откликнулся коротышка. Размявшись, он подпрыгивал на месте, как мячик. – Раз, раз и по пивку.

– Давай, Малой, – крикнул зубастый. – Покажи, что Речка – говно.

– Угу. В котором торчит окурок, – добавил я, заправляя рубашку в джинсы.

Махач получился коротким. Малой, конечно, был крепким пацаном, но хули он сделает против десяти лет бокса и уличных драк. Прощупать его удалось легко. Малой плохо закрывал лицо, за что быстро поплатился. Двойка по корпусу, контрольный кросс в голову, и на асфальт упала первая кровь. Но, справедливости ради, соперник был не из простых. Удар Малой держал хорошо, и если я поначалу сдерживался, то потом начал бить в полную силу, стараясь поскорее вывести его из игры. Он достал меня только раз, да и то, ногой в живот, после чего рухнул на асфальт, получив кулаком по скуле.

– Как он его, а? – донесся до меня завистливый шепот зубастого.

– Давай, Малой, – поддержали своего остальные. – Вставай. Урой его, нахуй.

Подобное частенько отрабатывалось в спортивной зале. Сбей дыхалку, добавь троечку по корпусу и пригвозди к земле кроссом. Я не стал отказывать себе в удовольствии и упоенно работал кулаками, наслаждаясь тем, как сладко ноют мышцы и шумит в голове. Малой ничего не мог мне противопоставить. Он попытался пройти в ноги, но получив коленом по носу, обмяк на земле. Я отошел в сторону и разочарованно хмыкнул. Махач закончился слишком быстро. Оставалось надеяться, что демонстрация силы прошла успешно. Чуть позднее это подтвердил и Бакин, который, улыбнувшись, подошел ко мне и протянул руку.

– Четко ты его нафаршировал… Малой, ты там живой или сдох? – рассмеялся он, наблюдая, как коротышка, шатаясь, пытается подняться. Я знал, через что он проходит. Когда тушат свет, сложно так сразу подняться. Ноги не слушаются, руки ватные, голова тяжелая, еще и звездочки в глазах то и дело вспыхивают.

– Кажись, сдох, – простонал Малой. Вздохнув, я подошел к нему и протянул руку, помогая подняться. Одобрительное ворчание показало, что я поступил правильно. – Будто молотком уебали… Ты где так махаться научился?

– Были учителя, – ответил я. – Водички попей, полегчает.

– Ага. И блевану тут же. Пиздец, крутит… – не договорив, Малой блеванул желчью на асфальт. Блевотина смешивалась с кровью, стекающей по подбородку, но коротышку это явно не волновало. Я вновь усмехнулся. Завтра он пожалеет, что на свет родился. Когда тушат свет, сложно проснуться.

– Нормальный ты пацан, – резюмировал Бакин. – По делу ответил. Ну, добро пожаловать.

– Постараюсь не обоссаться от радости, – буркнул я, вызвав всеобщий смех. И если старшаки смеялись легко и непринужденно, то лохи, стоящие в сторонке, побрехивали, будто ластящиеся собаки. Либо лижи жопу, либо жопу для поцелуя подставляй. Это они прекрасно понимали.

– Ладно, – отмахнулся Бакин. – Погнали, обмоем знакомство.

– Погнали, – согласился я. Что-что, но обычаи не менялись. И порой сложнее было залить в себя дешевое «Плодово-ягодное», чем дать кому-нибудь пизды. Но я прекрасно понимал, когда отказываться не стоит.

Рядом со школой была заброшенная стройка, где теперь собирались местные нарики, а особо ушлые таскали из промки цветмет. Промзона тянулась вдоль железки, как рваный шрам – серый, гнилой. Когда-то тут собирали какие-то железяки для военки, потом завод закрыли, охрану выгнали, и всё пошло по пизде. Теперь там только ветер, ржавчина и стаи босоты, которых не берёт ни ментура, ни совесть. Цеха стоят ржавые, как гнилые зубы. Крыши провалены, окна – в решётках и паутине, некоторые изнутри заколочены фанерой, но она давно выгнута дождём, словно кто-то изнутри пытался выбраться. Внутри – сгнившие станки, покрытые пылью и окурками, бутылки из-под паленой водки, стулья, обмотанные скотчем, и чьи-то дырявые трусы на трубе. В промзоне всегда холодно. Даже летом. Если стоишь там один, чувствуешь, как за тобой смотрят. Не люди. Место само. Оно тебя запоминает. Некоторые говорят, что ночью в одном из цехов слышно, как кто-то кашляет. Тяжело, как будто задыхается. Никто не проверял – тут даже самые отбитые знают: после заката по промке шляться себе дороже. Там свои правила. Сюда Окурок скидывает всё гнилое, что не влезло в подъезды.

Стройка тоже была поделена на зоны и в чужие соваться было невежливо, пусть и сохранялся некий нейтралитет. Бакин и его компания обитали в одноэтажном строении, которое могло похвастаться не только окнами, но и металлической дверью с замком. Именно там и состоялось наше знакомство.

Внутри, на продавленном диване, невесть откуда здесь взявшемся, пили водку, ебали баб, вмазывались и праздно проводили время. Пока я осматривался, Бакин послал мелкого пацана за бухлом и, усевшись на диван, кивнул в сторону кресла. Остальные расселись по свободным местам.

– Ща, Жмых водки принесет, отметим, как полагается, – задумчиво обронил Бакин. – Так. Я – Бера, а это мои близкие. Ну, с Малым ты уже знаком.

– Знаком, – кивнул я, смотря на зеленого коротышку, который медленно отходил от махача, откисая на диване рядом со старшаком. – Бера – это типа медведь?

– Типа того. Тот, что залупался на тебя, это Зуб, – продолжил Бакин. – Ты уж его не вини. Проверить тебя надо было.

– Понимаю, – снова кивнул я, пожимая протянутую ладонь зубастого. – Повезло, что за тебя впряглись.

– Эт точно, – хохотнул он, кажется, преуменьшая опасность, которая над ним нависала. – Иначе б, как Малой, блевал.

– Так, рядом с шкафом… А, Жмых, – обрадованно воскликнул Бакин, когда дверь открылась в комнатушку вошел уже знакомый мне пацан. На вид ему было лет пятнадцать.

– Жмых, – коротко представился тот, протягивая руку. Голос у пацана был бесцветным и каким-то холодным, а глаза, как у зверька – черные и колючие. Такой и укусить может, если приспичит.

– Рядом с шкафом… а, хули. Сами пусть представятся, – рассмеялся Бакин, доставая из пакета бутылку водки. – Жмых, стаканы дай. Чистые.

– Ща, – откликнулся пацан и умчался к шкафу, рядом с которым стояли еще двое.

– Туз, – хрипло представился высокий, с длинными, нескладными руками.

– Бисер, – кивнул второй – тонкий в кости, похожий на грязного хорька.

– Ладно, – перебил его Бакин, беря граненый стакан в руку. – Давай, пацаны. За знакомство.

– Погодь, Бер, а пыгу ему дать? – усмехнулся Зуб. Бакин понимающе улыбнулся.

– И правда. Не дело честному человеку без погоняла гонять. Кто по жизни будешь, Макс?

– Ровный пацан. В зашкваре замечен не был, – повторил я то, что уже ранее говорил Афанасию.

– Это понятно. Иначе бы сюда не пригласили, – мотнул головой Бакин. – Как тебя на Речке величали?

– По-разному, – пожал я плечами. – Чаще всего Потапом.

– Ха! – рассмеялся Зуб. – В натуре, Потап. Еще один медведь. Чуть Малого не задавил, блядь.

– Иди нахуй, – простонал тот. – Что б я за тебя, суку, еще раз впрягся…

– Глохни, Малой, – отрезал Бакин и задумчиво на меня посмотрел. – Не, а чо. Нормальное погоняло так-то. Потапом будешь.

– Потап, так Потап, – согласился я, беря стакан с водкой. Затем, чокнувшись с Бакиным, выпил. Водка была теплой и отдавала сивухой. Хуй его знает, где Жмых ее достал. Но вряд ли он поил бы пацанов слишком уж голимой хуйней. В голове приятно зашумело, да и горло сладко обожгло.

– Ну, за знакомство…