Ислам как стратегия духа

А. Что такое стратегия духа?

Г.Д. Прежде всего, следует расшифровать само понятие «дух», которое на самом деле имеет гораздо больше значений или, по крайней мере, «прочтений», чем противоположное ему понятие «материя». (По поводу «материи» также ведутся споры, но они сильно упрощены тем, что проходят между метафизиками и профанами. Профаны считают материю сферой проявления, воздействующего на их телесные органы чувств. Метафизики же понимают под «материей» то, что всегда понимали представители традиционного знания: это субстанция, являющаяся чистой возможностью или, точнее, пассивным «женским» полюсом возможности, как показывает сам греческий корень слова «матер». Как таковая, материя не проявлена и ни на какие органы чувств в этом смысле воздействовать не может; профаны, попросту, путают материю с веществом и энергией, которые в свою очередь, представляют собой проявления протяженности. А вот сама чистая протяженность в традиционной метафизике называется «materia secunda» – «вторая материя».)

«Дух» – ruah по-еврейски, ruh по-арабски – имеет в семитских языках общий корень со словом «ветер» (ар. rih), по-гречески и по-русски это понятие связано с дыханием – «пневма». Такое же «дыхательное» происхождение у духа и в латыни. А вот в германских языках это опять-таки ближе к активности ветра: ghost (дух, призрак) → gust (сильный порыв ветра). Уже из этой краткой лингвистической справки видно, что традиционная семантика различает в самом генезисе образа духа субъективный и объективный аспекты. Дыхание есть движение воздуха в легких единичного индивидуума, в то время как ветер или его порывы – это проявление свободного движения воздушного элемента вне привязки к конкретному существу. Данное соображение имеет для нас определенное значение, так как «дух» в Коране употребляется двояким образом: одно упоминание – это «рух аль-кудус» – «Святой дух», под которым традиция понимает архангела Джабраила (Джибрила). Другое же упоминание – «рух Аллах» или тот дух, который Аллах называет «Своим» и частица которого вложена в «глиняную куклу» Адама при его сотворении. Мы находим здесь такое же различение: с одной стороны, конкретная персона архангела, с другой – не персонализированная субстанция. (Для единобожников очевидно и даже не нуждается в специальном оговаривании, что ни Святой дух, ни дух Аллаха не имеют никакого отношения по сути к самому непостижимому Субъекту, для которого они суть сотворенные Им оперативные инструменты Его воли. Мы оговариваем это, поскольку совпадение значения «рух аль-кудус» со «Святым духом» в христианском богословии может ввести кого-то в заблуждение по поводу не существующей здесь аналогии.)

Есть еще и третье упоминание «духа» в суре Лейлату-ль-Кадр, где о ночи могущества говорится: «Спускаются в нее ангелы и дух для исполнения всяких повелений». В данном случае нет прямого указания на то, о персонализированном или субстантивном духе идет речь, однако упоминание рядом «ангелов» и направление духа на исполнение повелений указывают, что речь здесь идет об архангеле Джабраиле.

Очень важно на этом этапе понять, что субъективный и объективный аспекты духа – выражаясь исходными образами, «дыхание» и «ветер» – относятся к одной и той же сущности, одному и тому же инструменту, который служит для реализации божественного замысла. Адам и изошедшие из его чресел пророки вплоть до нашего господина Мухаммада (САС) – все были преемниками друг друга в обладании этой частицей. Это основа их избранности, которая позволяет им воспринять откровение. Но откровение это передается Джабраилом, то есть другим, персонализированным, аспектом того же самого духа, неперсонализированная частица которого в сердце пророка позволяет это откровение услышать и воспринять.

Мы располагаем лишь виртуальной причастностью к духу, живущему в пророческой цепи. Вот почему мы можем только последовать за Откровением, приняв его на веру. Именно искренность и тотальная поглощенность всего нашего существа в ответе на то, что Пророк передает нам, и определяет, превратится ли эта виртуальная причастность в реальную. Именно это будет определяться в Судный день, исключением из чего уже сейчас являются мученики, павшие во свидетельствование своей веры, – шахиды. Они оплатили своей жизнью трансформацию виртуальной причастности в частицу духа Божьего, в реальное обладание ею, подобно тому, как ею обладают пророки. Именно это и делает их живыми, очищенными и свободными от Суда уже сейчас, когда они «мертвы» с точки зрения невидящих очей смертного человечества.

А. Чем же в этом случае является коранический дух?

Г.Д. Единственно правильным ответом будет, что он и есть Провиденциальная мысль Аллаха о назначении творения, еще более глубоко – Божественная мысль, в которой «исправляется» первичная реальность, данная как полное неведение об Аллахе.

Тут следует подчеркнуть некоторый «диалектический» аспект исламской теологии. Неведомость, непостижимость есть основа возможного упоминания об Аллахе. Наличие у него сифатов-атрибутов и «прекрасных имен» ничего не меняет в этом фундаментальном качестве, ибо вся сумма имен и относящееся к ним самое совершенное понимание ни на йоту не снимают непостижимости Того, Кто скрыт за этими именами. Поэтому неведение об Аллахе, выступающее как все то, что не есть Он, есть неизбежная форма Его трансцендентного присутствия. Это неведение абсолютно неизбежно, потому что «присутствие» Аллаха может проявляться только в негативной форме, и только воля Аллаха устранить всякий негатив вмешивается в бездну этого чистого неведения, чтобы в итоге на его месте возникла новая реальность, основанная на абсолютном позитиве и совершенной справедливости. Перемычкой или мостом в этом переходе от негатива первичного неведения к позитиву «явленной» в будущей жизни трансцендентности служит именно человек как та «площадка», где частица духа Божьего противопоставлена самодовлеющей и невежественной глине. (Вот, почему ангелы говорят о том, что человек явится источником беспорядка и кровопролития, а Всевышний отвечает им: «Я знаю…» Согласно Замыслу, человек поставлен наместником для того, чтобы через себя реализовывать войну между «духом» и «глиной».)

Итак, дух есть мысль Бога, в которой задана перспектива преодоления неведения-негатива, существующего как ложная бесконечность. (Эта ложная бесконечность, являясь язычникам в качестве Рока, полагает себя при этом самодовлеющим и самодостаточным абсолютом.)

В этапах проявления божественной Мысли человек обнаруживается как существо, которое, хотя и принадлежит глине, родственной этой ложной бесконечности по всем параметрам косности, инерции, сырости, тьмы и пр., но, тем не менее, затронут при этом самой Мыслью, что образует внутри него духовную рану или травму.

Далее в этапах проявления этой Мысли – возникновение общества, оказывающееся компенсаторным следствием этой духовной травмы. В пространстве этого нового проявления мы обнаруживаем двух коллективных игроков, между которыми распределяется поляризация человека как конфликтно-кризисного существа. Эти игроки – жрецы и воины.

Жрецы стремятся, опираясь на инструмент общества, нейтрализовать духовную травму экзистенциального существования, то есть тем самым блокировать действие Божественной мысли в тварном организованном вокруг человека мире. Их цель – воспроизведение ложной бесконечности в качестве единственно возможного и совершенного утверждения.

Воины могут противостоять им лишь виртуально в силу того, что их огненная страстная природа ищет деструкции статус-кво, а в идеале стремится к жертвенному саморазрушению. Всесжигающая страсть на вершине внутренней духовной пирамиды воинской касты именуется «любовью», ибо в разрушении себя естественным образом полагает утверждение Иного. Таким образом, чистая страсть есть предварительное условие раскрытия человека к принципу трансцендентного, воли служить тому, что безусловно не дано.

Вот почему воины являются ближайшим образом затронутыми миссией первопророка Адама, и вот почему все пророки происходят из воинской касты и во всех своих проявлениях выступают благородными и совершенными воинами.

Джибриль как Святой дух, обладающий конкретным образом и личностью архангела, адресуется к безличному аналогу самого себя – частице духа Божьего в сердце Пророка, унаследовавшего ее от Адама. Избранничество каждого конкретного пророка, время и обстоятельства его прихода – это составная часть того же провиденциального замысла, в котором все пророки присутствуют с самого начала (показанные Адаму во время сна творения). Бесполезно было бы обращаться с призывом, низводить великие тайны замысла тому, кто этой частицы не имеет в полностью реальном смысле и, стало быть, не может «вместить».

Но точно так же пророк, в свою очередь, оказывается услышан лишь теми, кто по своему качеству ближе всего отвечают провиденциальному замыслу, кто как камертон настроены на резонанс с духом Божьим. Это именно воины. Пророк обращается ко всему человечеству, но первыми его услышат воины, которые становятся его сподвижниками.

А. А что дальше? 

Г.Д. После того как они создают независимую и способную выжить в борьбе общину, под покровительство вовлекаются и другие классы человечества. Однако воинам Коран отводит наипервейшее место в человеческом материале, из которого составляется общность последовавших за Божественным замыслом: «Не равны те, кто идут по пути Аллаха, жертвуя жизнями и имуществом, тем, кто остается поить паломников».

С приходом пророка и образованием джамаата борьба не кончается. Она не кончается никогда. Корпорация жречества переходит в контрнаступление еще при жизни пророка, ища бреши в его стратегии, пытаясь отвлечь или соблазнить. Стоит ему отлучится, как часть последовавших за ним пытается сотворить себе кумиров, изготовить золотого тельца и т. д. Понимание этой острой проблемной ситуации крайне важно для единобожников: ведь только пророки обладают безусловной чистотой и свободой от заблуждения. Приписывать такие же свойства автоматически всем человеческим существам, последовавшим за призывом пророков, означает играть на руку жрецам, тактика которых состоит в том, чтобы лишить пророков исключительного привилегированного статуса и затемнить понимание фундаментальных антропологических основ, сопутствующих самому принципу откровения.

А.  Почему всякий раз эта тенденция оказывается прерванной, кто и каким образом ей противостоит? 

Г.Д. Как только пророк умирает, и это относится ко всем пророкам, жрецы и их агентура внутри сложившейся общины переходят в контрнаступление, стремясь расколоть общину, скомпрометировать, а по возможности, и уничтожить ее наиболее лояльную ушедшему пророку часть, создать систему интерпретаций, в которых революционная взрывная сила Божественного послания была бы погашена, низведена до уровня разновидности все тех же традиционных жреческих доктрин. (Ярким примером в этом направлении служит активность «апостола» Павла и исторические последствия его деятельности, в результате которой мы сегодня видим под брэндом «христианства» митраистов и манихеев, прикрывающихся библейской терминологией.)

Важным направлением подрывной деятельности жрецов является внутренняя контрреволюция против воинов, в результате которой на первое место в общине выходят ближайшие союзники жречества внутри социума – торговцы и ремесленники. Последние активно работают в направлении «обезвреживания» первоначального послания, являются послушной паствой под руководством «ученых», т.е. книжников и фарисеев, которых Иса бин Марьям (САС) называл «волками в овечьих шкурах». Нет ничего удивительного в том, что эта публика, доминирующая в количественном отношении и руководимая опытными политтехнологами из «вечной» корпорации, восстанавливает на месте пророческой общины сподвижников общество с его фундаментальным принципом отчуждения и обессмысливания и его аппаратом принуждения и насилия. Государство никогда не создается воинами; даже в языческом обществе, где у воинов нет подлинных единобожных наставников, а роль авторитетов невозбранно играют непуганые мудрецы, даже там государство организуется писцами и лакеями. Деклассированные люмпен-осколки торгашей и коррумпированной знати, находя друг друга, жиреют на эксплуатации «закона», который они окутывают кровавым туманом перманентного насилия.

Единственным прорывом в этом направлении могла бы стать только подлинная социальная эмансипация касты воинов, которая оказалась бы способной в этом случае воссоздать мировую общину и организовать ее успешное сопротивление мировому обществу. Для этого требуется, в первую очередь, интеллектуальная победа чистой теологии над жреческой метафизикой (или, в нашем случае, над интерпретациями откровения со стороны «ученых» и традиционалистов-мистиков). Именно теология, формулируя свой метод, свои горизонты, свое описание реальности, открывает потайной ход пассионариям ума к возвращению себе влияния и внимания со стороны заинтересованных сил. Заинтересованными же в этом деле оказываются все элементы конфликта и кризиса, все носители протеста, короче, все обездоленные и лишенные наследства. Среди них обретаются и младшие братья пассионариев ума – пассионарии тела. Их жизнь на задворках человеческого пространства проходит в извращенной манифестации сжигающей их любви – в непрерывном всеразрушающем насилии, которое, будучи фальсифицированным и лишенным основы, легко берется под контроль наиболее хищным элементом общества: силовиками и курируемой ими мафией. Пассионарии-теологи (что означает прямую противоположность клерикалам любых мастей и рангов) составляют союз с пассионариями, которым нечего терять, кроме своей головы, ибо у них она играет самую последнюю роль в их существовании. В этом симбиозе и рождается гвардия Единобожия, в которой провиденциальная мысль обретает непосредственное и действенное телесное выражение.

Сегодня очевидно, что только кораническое Откровение и только относящийся к нему исторически человеческий материал могут стать базой для революции воинов против жрецов, которая в случае успеха станет возглавляемой ожидаемым Махди (Да ускорит Аллах его приход!). Дух, который есть мысль Бога, выражается в словах, низведенных Аллахом в Святом Коране: «Мы завершили для вас вашу религию (din, то есть путь следования) – Ислам». Ислам как система во всей ее целостности и есть стратегия духа, бескомпромиссное следование которой должно привести к победе тех, кто были на земле «ослабленными», а станут первыми. (Под ослабленными имеются в виду те, кого близкая Единобожию рыцарская традиция на Западе называла «лишенными наследства»: воины, одинокие герои, стремящиеся конвертировать самопожертвование в утверждение альтернативной триумфальной реальности.)