Она сняла с правой руки перчатку, приложила светящуюся серебром ладонь к каменным воротам и сделала очень глубокий вдох. Секунд тридцать не происходило ничего, затем с хрустом, похожим на хруст раздавленной яичной скорлупы, посередине ворот пробежала вертикальная щель, и створка под рукой Вивьен задвигалась. Не отрывая ладони, Вивьен последовала за ней – шаг, еще один. Она не толкала камень, а просто шла за ним. Когда щель расширилась настолько, чтобы в нее можно было пролезть, Вивьен отняла руку, выдохнула и натянула перчатку:

– Это было трудно. Я бы не справилась, если бы в камне уже не было искры. Памяти о движении.

Мерлин прошел через щель, держа наготове булаву, за ним Сьюзен, потом Вивьен, которая еще дышала так, словно только что пробежала стометровку.

Они увидели нижнюю часть башни с часами, аллею с геральдическими животными, спускающуюся к озеру, и часть Волчьего леса на востоке, а вот на севере небо сливалось в размытое голубое пятно, гораздо более близкое, чем обычно бывает горизонт.

Пока все было в точности как на карте, не считая одной подробности, которая сразу привлекла их внимание. У подножия башни, прямо под часами, стояла кровать XVII века с балдахином, но без полога. На ней поверх одеяла, свернувшись калачиком, спала старушка. Крошечная старушка, в длинной ночной рубашке из нансука, со множеством оборок и воланов, и в пышном чепце с зелеными лентами, который был в два раза больше ее головы.

Однако Мерлин, бросив взгляд на старую даму, гораздо больше заинтересовался статуями. Он следил за ними так пристально, словно ждал, что они вот-вот спрыгнут со своих постаментов и набросятся на незваных гостей.

– Статуи тоже серо-белые, – сказал он. – Снова пурбекский мрамор.

– Но сделаны плохо, – критически заметила Сьюзен. – У них же нарушены пропорции. Ноги или слишком длинные, или слишком короткие, а вон у того слишком большая голова.

– Какая разница, нападут на нас статуи высокой эстетической ценности или не очень? Драться-то все равно придется, – ответил Мерлин.

– Меня сейчас беспокоят не статуи, – сказала Вивьен. – Этой пожилой дамы нет на карте, но, по-моему, она не сущность… Все это очень странно.

– И тут дико жарко, – добавила Сьюзен и, чтобы промокнуть пот, провела лбом по полушубку, который теперь висел у нее на плече. Не помогло. – Здесь как в наглухо закрытой теплице. Воздуха не хватает.

– Если подумать, то запас воздуха здесь может быть ограничен, – задумчиво произнесла Вивьен. – Еще одна причина убраться отсюда как можно скорее.

– Тогда в башню, – сказал Мерлин. – Чтобы Сьюзен могла начать рисовать. А по пути заглянем к старушке.

И он пошел к башне, а девушки – за ним. Только теперь все двигались быстрее, как будто мысль о том, что здесь не хватает воздуха, гнала их вперед.

Кровать стояла в паре футов от входа в башню. Дверь была не каменной, а дубовой, но тяжелой, с массивной замочной скважиной из железа. Мерлин быстро обошел башню кругом, чтобы убедиться, что вход только один, а Вивьен приблизилась к кровати. Сьюзен шагнула за ней.

Сначала она думала, что старушка мертва, но при ближайшем рассмотрении это оказалось не так. Ее грудь медленно поднималась и опускалась, а губы слегка подрагивали. Она просто спала, и очень крепко.

– Не трогай кровать и то, что на ней, – предупредила Вивьен и протянула к спящей правую руку; ее большой палец задергался так, словно через него пропускали ток. – Она и есть центр этого места.

– Что, кровать? – не поняла Сьюзен.

– Женщина на кровати, – ответила Вивьен и, глубоко вдохнув, застыла на месте; ее большой палец замер.

Из-за угла башни появился Мерлин.

– Дверь только одна, – сообщил он. – И циферблат тоже, что необычно. Окон тоже нет, только эта арка под циферблатом, с трупом вместо фигуры.

– Вивьен говорит, что эта женщина – центр всего, что тут есть, – сказала Сьюзен.

– Спящая красавица, – отреагировал Мерлин. – Сад слишком ухожен для такого сюжета, хотя если приглядеться, то в нем определенно присутствует некий терновый мотив.

– Дама старовата для такого сюжета, – с сомнением произнесла Сьюзен.

Старушке на кровати было на вид лет семьдесят, а то и больше. Когда-то она была явно недурна собой, хотя Сьюзен видела только часть ее лица из-за огромного чепца и массивной подушки из гусиного пера, в которой тонула голова старой дамы. Еще две такие же подушки лежали рядом.

– Я бы не стал так уж полагаться на достоверность той истории, которую все мы читали в детстве, – сказал Мерлин. – Дайте-ка я открою дверь.

Он взял у Сьюзен сумку и, прихрамывая, пошел к башне.

Вивьен выдохнула, достала фотоаппарат и защелкала им, снимая на фото кровать, старушку на ней, циферблат башенных часов, труп в арке под ними и аллею статуй. Одновременно она разговаривала со Сьюзен:

– Волшебные сказки часто содержат крайне запутанный пересказ реальных событий, которые происходили на самом деле, только в Древнем мире. Но здесь, как мне кажется, все наоборот. Древний владыка создал это место, подражая какой-то истории. Возможно, какой-то сказке Перро, хотя я склоняюсь к тому, что, скорее, братьев Гримм. По крайней мере, сад точно уже существовал в первой четверти девятнадцатого века, так что это возможно. Если его автор читал первое немецкое издание сказок, то есть «Детские и домашние сказки» тысяча восемьсот двенадцатого года…

– Но зачем? – перебила ее Сьюзен, опасаясь, как бы рассказ об изданиях братьев Гримм не затянулся. – И кто эта старушка?

– Я не знаю, кто она, но знаю одно: она во многом похожа на тебя, – сказала Вивьен. – Тоже очень редкая личность.

– Чем это она может быть похожа на меня? – удивилась Сьюзен.

– Тоже дочь смертного и Древнего владыки.

– О! – равнодушно произнесла Сьюзен. – А почему она спит?

– Не знаю, – ответила Вивьен, убирая фотоаппарат и хмурясь. – С ней что-то не так. Физически. Я имею в виду какой-то скрытый недуг. Возможно, рак. А еще она намного старше, чем кажется, лет по крайней мере на сто. То есть ей было по меньшей мере сто лет, когда ее усыпили. С той поры она не состарилась ни на день, потому что время здесь не шло. То есть все это место было изъято из времени ради нее одной. Труд просто титанический, и центр его приложения – она одна. Причем выброс энергии продолжается веками, и это вызывает у меня большую тревогу.

– У меня тоже, – подал голос Мерлин, который ковырялся в дверном замке с помощью хитроумного приспособления, сделанного из проволочной вешалки для одежды, одной из тех, что лежали у него в сумке. – Чем скорее мы отсюда выберемся, тем лучше. У меня почти получилось. Еще чуть-чуть… Готово!

Замок щелкнул, дверь отворилась со скрипом.

Его услышали все, включая старушку. Она открыла глаза и села в кровати. Сьюзен отскочила от нее, но Вивьен не двинулась с места.

– Мама! – позвала старушка, протягивая руки; ее сонный взгляд упал на Вивьен и сразу стал тревожным. – Ой! Кто ты? Мама!!! – завопила она так, что эхо отозвалось отовсюду сразу, словно синева над их головами была не небом, а очень высоким потолком, как в оперном театре.

Вопль сменился паузой, тоже совершенно театральной, какая бывает в разгаре представления, когда публика затаив дыхание ждет продолжения действия.

И продолжение наступило. С востока, где Волчий лес исчезал за размытым горизонтом, донесся вой. То выл свирепый ветер – от его ледяного дыхания трепетали ветки, сыпались листья. Ветер пронесся по аллее, взъерошил живую изгородь в саду вокруг лабиринта, завыл рядом с башней, но ни кровать, ни ее древнюю обитательницу не тронул, так что Сьюзен, Вивьен и Мерлин тоже не пострадали.

– Мама, – повторила довольная старушка, но она имела в виду не ветер.

Порыв зимнего ветра принес с собой пыль и туман, которые, уплотнившись, сложились в огромную руку. Каждый ее палец был размером с башню. Скользнув над верхушками деревьев, стремительная, точно ветер, рука закрыла собой восток.

– Внутрь! – крикнул Мерлин, настежь распахнул дверь и втолкнул в башню Вивьен, а потом Сьюзен.

На пороге они оглянулись и увидели, как рука опустилась и каждый ее палец коснулся статуи на аллее. При прикосновении камень втянул в себя пальцы из пыли, и через секунду руки не стало.

Мгновение спустя пять статуй на аллее вздрогнули, повернулись в сторону башни и сошли со своих постаментов. Ближе всех к башне был гиппалектрион, ужасно похожий на пегаса, с которым что-то пошло не так. Спереди это был конь, но круп имел петушиный, с соответствующим хвостом, с четырехпалыми лапами со шпорами и крыльями, как у курицы. За ним шел лев, довольно обычного вида, только очень крупный, с неправильными лапами, будто создававший его скульптор никогда не видел живого льва. За первыми двумя статуями следовал поразительно уродливый ипотрилл – существо с головой кабана и туловищем верблюда. При этом у него были клыки, огромные, как серпы, непропорционально высокий и узкий горб, ноги быка, а длинный чешуйчатый хвост завершался жалом размером со штык-нож времен Первой мировой. За ипотриллом скакал единорог, тоже с нарушенными пропорциями: его голова все время клонилась вперед из-за длиннющего рога; за единорогом бежал писмайр – по сути, гигантский муравей, только с короной на голове, а его непомерно длинные лапы имели лишний сустав.

– Тот, у которого крылья, ведь летает? – уточнила Сьюзен.

– Они хотя и ожили, но все же остались каменными, – ответил Мерлин, с усилием закрывая за ними дверь. Наконец она захлопнулась, и они остались в темноте. – Так что вряд ли. Идите наверх, я хочу заклинить эту дверь.

– Ты иди, – сказала брату Вивьен. – А я укреплю ее так, что и клина не надо будет.

– Ладно, Гэндальф, – бросил Мерлин. – Держи дверь. Сьюзен, пошли наверх, будешь рисовать там.

– Я ничего не вижу, – заявила Сьюзен почти спокойным голосом. – Так что рисовать вряд ли получится.

– Правда? – удивился Мерлин. – А я думал, ты видишь в…

– А я вот не вижу! – огрызнулась Сьюзен.

– Извини, – произнес Мерлин.

Книготорговцы хорошо видели в темноте. Они проводили там много времени. Сьюзен услышала, как он роется в своей сумке.

– У меня есть свеча. Ну-ка, Вив, зажги.

Вивьен сделала короткий вдох и дунула на свечу; из ее рта вылетела искра. На фитиле сразу заплясал высокий язычок пламени, жутко завоняло ванилью и корицей – запахи, приятные сами по себе, но вместе превратившиеся в род химического оружия. Свеча была большая, размером с бутылку джина, и на ней повторялся рисунок в виде сердечка.

– Черт возьми, Мерлин! – воскликнула Вивьен, кашляя и отступая назад. – Что за вонища?

– Это чей-то подарок, – защищаясь, сказал Мерлин. – Ей сто лет в обед.

Он отдал свечу Сьюзен, и та взяла ее, отвернувшись, чтобы запах не бил прямо в нос. Вивьен откашлялась, снова набрала воздух в легкие и приложила к двери правую руку. Только она это сделала, как в дверь с размаху ударили снаружи, да так, что содрогнулась вся башня.

– Наверх! – приказал Мерлин. – Бегом!

Сьюзен побежала к лестнице и полезла по ней наверх, гоня от себя прочь мысль о том, как некстати Мерлин назвал Вивьен Гэндальфом. В ее мозгу металась одна мысль: «Мы не выберемся!» Так и случится, если она не нарисует нужную им карту, а она очень сомневалась, что у нее получится, а тут еще башня трясется, и дверь внизу стонет и трещит, и Мерлин пыхтит у нее за спиной, подгоняя наверх.