Цитаты из книг автора «Хан Ган»

Это правда, что мы опираемся на общий опыт человечества, который весь пронизан жестокостью? Если жить в заблуждении, думая, что тебя считают достойным человеком, можем ли мы когда-нибудь превратиться в ничего не значащее существо, в червяка, в животное, в кусок гнилого мяса? Потерять жизнь, подвергаться оскорблениям, испытывать унижения – разве в этом заключено главное предназначение человека, доказанное ходом истории?

Какие-то воспоминания остаются в памяти незаживающей раной. Время проходит, но эти воспоминания не тускнеют, а наоборот – только они и остаются, а все остальные постепенно стираются. Мир тускнеет, как сгорают один за другим цветные электрические лампочки. Я знаю, что я не безопасный для общества человек. А теперь я хочу спросить вас, профессор. Скажите, является ли человек п

Или, может, это что-то наподобие стекла? Раньше у нас было что-то хрупкое, как стекло, но оно не разбивалось. Мы верили, что оно прочное и прозрачное, поэтому даже не проверяли – стекло это или нет. И вот мы разбились, и тем са

. Если можно назвать жизнью прошедшее лето, если можно назвать жизнью тело, покрытое кровью, гноем и потом, если можно назвать жизнью секунды, которые, как бы ты ни стонал, застыли на месте, если можно назвать жизнью те мгновения, когда ты, голодный, жевал прокисшие ростки сои, выловленные из жидкого супа, если это все-таки можно назвать жизнью, то смерть похожа на взмах чистой кисти, за один раз стирающей все эти унижения. Вот о чем я подумал.

Спустя время мы узнали, что в тот день военным раздали патронов на восемьсот тысяч выстрелов. Тогда население города составляло четыреста тысяч человек. Раздали столько патронов, что ими можно было убить всех горожан, всадив в тело каждого по две пули. Я верю, что существовал приказ так и поступать в

меня. Знаете ли вы, профессор, насколько сильным бывает ощущение, что ты стал абсолютно чистым, добрым, праведным существом? Знаете, как великолепно это мгновение, когда чувствуешь, как в твоем лбу сияет ослепительной чистоты драгоценный камень, называемый совестью?

Помню государственный гимн и песню «Ариран», что мы вместе пели, надрывая горло. Между этими мгновениями, когда казалось, что все люди чудесным образом вылезли из собственной скорлупы и касаются друг друга нежной кожей, я ощутил, что самое огромное и грандиозное на свете сердце, которое раскололось и кровоточило, это сердце снова стало целым и начало

этой жизни тебе запрещено делать хоть что-то по собственной воле, а разрешена только боль, сводящая с ума, такая ужасная боль, что ты не в состоянии удержать в себе испражнения.

Черные ручки Monami, неизменно лежавшие наготове в комнате для допросов, куда приводили меня, были первым этапом в череде пыток. Казалось, они с самого начала четко давали понять, что твое тело тебе не принадлежит. Что теперь в

Друг другу в лицо не смотрели, все молчали. Требовалось время, чтобы осмыслить пережитое на рассвете. Это отчаянное молчание, длившееся около часа, было последним проявлением чувства собственного достоинства, которое человек мог сохранить в этом месте.