Следующий подобный случай, он же самый громкий и хорошо освещенный в прессе, произошел в районе Ивазака в Итабаши, Токио. Девяносто лет назад расслоение в японском обществе было гораздо глубже и контрастнее, чем сейчас. И география больших городов это отображала. Существовали районы для богатых, и существовали районы для бедных. Это были отдельные миры. Их жители никогда не пересекались и были преисполнены скрытой, а порой и явной неприязни друг к другу. В Токио одним из таких районов для бедных был Ивазака, который современники прозвали пещерами для бедных, или просто трущобами.

Японский словарь «Син Мэйкай Кокуго» дает следующее определение слова «трущобы»: «Место, где живет много нищих. Позорная часть большого города». Следует отметить, что подобные места возникали стихийно, а не по чьему-то замыслу или указу. История Ивазаки хорошо это демонстрирует.

В конце сёгуната Токугава – речь идет о второй половине девятнадцатого века – часть горожан покидала Эдо, опасаясь войны между армиями правительства и сёгуната. Беглецы селились в окрестных районах, которые позже войдут в состав Токио, получившего статус столицы во время реставрации Мэйдзи. «Поселенцы собрались в Итабаши, Микавасиме, Ниппори, Минами-Сенжу и Нисиараи», – говорится в пятой части книги 1960 года «Жестокая история Японии». Учитывая, насколько высокоразвитой страной является сегодняшняя Япония, очень трудно представить себе уровень нищеты населения перечисленных районов. Помогают старые фотоархивы. На пожелтевших снимках можно разглядеть грязные улицы без тротуаров, одноэтажные деревянные дома, отсутствие освещения.

В таких декорациях и произошел знаменитый инцидент в трущобах Ивазака в Итабаши, который в апреле 1930 года потряс всю Японию. Отследить хронологию событий помогают публикации в «Асахи Симбун» – ежедневной японской национальной газете.

В выпуске от 14 апреля 1930 года встречаем шокирующий заголовок: «Кодзуки Онимура в сговоре с другими причастен к убийству младенцев. Тридцать загадочных смертей за год». Далее в статье говорится о подозрительной гибели одномесячного младенца, якобы задохнувшегося во сне. Родители принесли ребенка в бессознательном состоянии в ближайшую клинику Нагаи и стали просить свидетельство о смерти. Врачей что-то насторожило, и они связались с полицией Итабаши. Произвели вскрытие трупа и выяснили, что принесенный младенец был задушен. Подозрение, естественно, пало на родителей. Вернее на тех, кого таковыми посчитали. Как выяснилось впоследствии, супруги, которые принесли младенца в больницу, его биологическими родителями не были.

Далее в той же статье сообщается, что месяц назад, 12 марта 1930 года, другой житель тех же трущоб в разное время утопил в корыте с водой пять мальчиков и одну девочку.

Другой обитатель Ивазаки, профессиональный попрошайка, получил откуда-то одиннадцать детей, которые в разное время помогали ему в его промысле. Попрошайка заметил, что, когда он выходил на работу с детьми, особенно грудными младенцами, прохожие подавали охотнее. А когда дети подрастали, их можно было отправлять на работу поодиночке. Лучше всего детям подавали у кладбища: люди, которые приходили навестить могилы своих детей, наиболее расположены к подобного рода благотворительности. Судя по всему, попрошайка имел неплохой доход от своей армии помощников.

Но в какой-то момент стало обращать на себя внимание исчезновение детей из виду. Стоило им приблизиться к определенному возрасту, они пропадали. Попрошайка объяснял это опасностью профессии. Но проводивший свое расследование журналист газеты «Асахи Симбун» придерживался иного мнения. Репортер, которого звали Кан Мисуми, был уверен, что нищий убивал детей, как только замечал, что те начинают зарабатывать меньше денег. Это случалось примерно к подростковому возрасту. Мисуми подозревал, что именно тогда дети приносили своему владельцу больше убытков, чем прибыли. Ест подросток, особенно мальчик, наравне со взрослым, а подают ему уже не так много и охотно, как ребенку.

Берем в руки выпуск «Асахи Симбун» за следующий день, 15 апреля 1930 года. Во второй статье, посвященной этому инциденту, говорится о том, что по подозрению в убийствах детей и младенцев задержаны уже восемь жителей Ивазаки. Трущобы названы «Деревней убийц».

В вечернем выпуске другой газеты от того же дня – «Токио Нити-Нити Симбун» – сообщается больше подробностей: «Ребенок раздавлен матрасом ужасной супружеской парой из Итабаши. Есть подозрение, что имели место еще три таких случая».

На следующий день, 16 апреля 1930 года, репортер «Асахи Симбун» сообщает, что полицейский участок Итабаши продолжает принимать и размещать подозреваемых. Возникла парадоксальная ситуация: в то время как в участке уже не хватало места для задержанных, они все поступали и поступали. По меткому замечанию репортера Кана Мисуми, «еда и условия содержания в тюрьме гораздо лучше, чем там, откуда они пришли. Вряд ли они будут против остаться». А 17 апреля Мисуми пишет, что одиннадцать человек уже отпустили за неимением доказательств.

Но газеты продолжают нагнетать обстановку. Вечерний выпуск газеты «Токио Нити-Нити Симбун» от 20 апреля печатает статью под броским заголовком: «Пятьдесят мертвых детей за несколько лет. Причины смерти глубоко скрыты».

Известно, что 19 апреля прокурор Тодзава из прокуратуры Токийского уголовного окружного суда посетил трущобы. Визит преследовал цель выяснить, в каких условиях содержались дети. Мы не знаем подробностей этого полевого исследования, но сохранилось одно высказывание Тодзавы, которое дает представление об увиденном им в Ивазаке: «Все оказалось хуже, чем я себе представлял».

Последнее упоминание о расследовании находим в газете «Асахи Симбун» от 22 апреля: «Шесть женщин и пять мужчин, причастных к убийству детей в Ивазаке, находятся под следствием».

Затем репортажи о деле внезапно прерываются. О массовом убийстве детей не пишет ни одно издание, несмотря на то что информация такого рода гарантированно поднимает продажи.

Разговоры об инциденте в трущобах Ивазака возобновляются лишь девять месяцев спустя. В утреннем выпуске «Асахи Симбун» от 22 января 1931 года сообщается, что окружной суд Токио признал подсудимого Кику Огаву виновным в убийстве ребенка и приговорил к семи годам тюремного заключения. Остальные подозреваемые отпущены за неимением доказательств.

Поражает контраст между громким началом дела и такой скромной развязкой. Вначале – ежедневные репортажи, в конце – коротенькая сухая заметка. Почему расследование не продолжилось? Почему при десятках жертв и нескольких подозреваемых наказание понес только один человек? Что именно означает формулировка «за неимением доказательств» и какие в таком случае были доказательства против осужденного? И, наверное, самый главный вопрос: сколько же детей было убито в Ивазаке на самом деле? Можно ли считать корректной цифру пятьдесят, напечатанную в газете «Токио Нити-Нити Симбун»? Или это было свойственное журналистам преувеличение с целью повысить сенсационность материала?

Возможно, достоверно этого уже не выяснить. Остается полагаться на скудные свидетельства современников.

Так, Ясу Кусама, который в то время был уполномоченным по социальным вопросам Управления города Токио, провел некоторое время в трущобах Ивазака, чтобы изучить жизнь и психологию обитателей. В 1936 году он опубликовал книгу под названием «Люди внизу», в которой поделился своими наблюдениями. О практике использования детей в попрошайничестве там написано следующее: «Говорят, что детей-попрошаек впервые стали использовать в первый год эпохи Мэйдзи (1868) на берегу реки Сумида. Так ли эффективен нищий, который одолжил ребенка? На самом деле, это удивительно эффективно. Особенно если вы собираетесь воздействовать на родителей, потерявших своих детей. Это может принести невероятный доход».

В другой книге – «Энциклопедия истории Сёва» – указывается, что в рамках знаменитого инцидента в Ивазаке восемь супружеских пар убили тридцать шесть детей, которых якобы брали на попечение. По слухам, это были незаконнорожденные дети из более высоких сословий, но эта информация ничем не подтверждена. Почему при шестнадцати убийцах за решеткой оказался только один и всего на семь лет, так и остается загадкой.

Вообще, весь инцидент в Ивазаке оставляет больше вопросов, чем предоставляет ответов. По одной из версий, активное освещение в прессе начала инцидента имело целью привлечь внимание общественности к проблеме бедняков. В те годы социальной политики не существовало, малоимущим помогали только в рамках благотворительности. Как уже было сказано, люди из высших слоев общества в течение всей своей жизни могли ни разу не столкнуться с представителями так называемого городского дна. Либерально настроенные владельцы газет стремились таким образом показать богатым, как живут бедные. И материал об убийствах невинных детей как нельзя лучше подходил для такой задачи. Подобная история мало кого оставит равнодушным.

Читатели наверняка жаждали продолжения. И это делает лаконичное окончание газетных публикаций еще более загадочным и нелогичным. Некоторые полагают, что репортеры перестали об этом писать под давлением свыше. Как было на самом деле, мы, скорее всего, уже не узнаем.

Трущобы в Токио, включая Итабаши, уничтожили американские бомбардировки сорок пятого года. Немногочисленные свидетельства их существования приобретают, таким образом, еще бо́льшую ценность.

Третий похожий инцидент произошел в 1933 году в Мэгуро, Токио. Тридцатитрехлетний Хацутару Кавамата был признан виновным в умерщвлении двадцати пяти детей. Первое убийство он совершил в 1928 году. Акушерка передала ему на попечение незаконнорожденную девочку, которую Кавамата задушил и выкинул. Это преступление быстро раскрыли, и убийца отправился в тюрьму. Через три года освободился и снова принялся за старое. Получал оплату за то, чтобы приютить у себя незаконнорожденных детей, которых вскоре убивал. По ночам он относил трупы в парк Сайгояма и там закапывал. По его словам, он спрятал там двадцать семь человек, но полиция обнаружила останки лишь двадцати пяти.

Как и в предыдущих случаях, власти предпочли скрыть подробности о состоянии тел и причины смерти. Неизвестно даже, проводились ли аутопсии. Позже, когда мы немного больше узнаем об отношении к ребенку в Японии тех времен, подобная халатность перестанет удивлять.

Хацутару Кавамата, убийца двадцати пяти детей, был приговорен к смертной казни, которая с 1868 года и по сей день в Японии осуществляется с помощью повешения.

Возвращаемся к задержанному директору похоронного бюро Рютаро Нагасаки. Он нехотя признался полиции, что получал младенческие трупы в родильном доме «Котобуки» в Янагимати. Нехотя, потому что получал за каждое такое «тихое» погребение неплохое вознаграждение – пятьсот иен (около пяти тысяч иен сегодняшними деньгами, или сорок пять долларов США). Очень скоро роддом «Котобуки» стал для него любимым и постоянным клиентом. По словам Нагасаки, ему не показались странными ни количество умиравших детей, ни тот факт, что никто не приходил с ними проститься. И в это не так-то трудно поверить, если знать немного больше о жизни в Японии тех лет.

После поражения во Второй мировой войне в стране разразился небывалый экономический кризис. В разрушенных городах миллионы людей остались без крыши над головой. Ощущалась острая нехватка продовольствия, вызванная прожорливыми потребностями войны, плохими урожаями и сокращением импорта из Кореи, Китая, Тайваня. После поражения территория Японии значительно сократилась: она лишилась, по подсчетам ученого и инженера Аки Коичи, почти сорока пяти процентов своих довоенных владений. В стране остановились многие производства, и товары повседневного спроса исчезли из продажи.

Ситуацию усугубляла репатриация – возвращение японцев, которые до войны проживали на подконтрольных Японии территориях в Юго-Восточной Азии. Свыше пяти миллионов человек вынуждены были вернуться на родину, где их никто не ждал: ни жилья, ни работы для репатриантов предусмотрено не было. Вернувшиеся должны были заново отстраивать свою жизнь на новом месте, без каких-либо государственных программ поддержки и финансирования.

Неудивительно, что в больших городах вспыхнули настоящие эпидемии алкоголизма и наркомании. В зоне риска оказалась прежде всего молодежь, наблюдавшая крушение прежних идеалов, но не видевшая пути спасения. Все, о чем говорилось до войны: о величии и избранности японской нации, о единстве и героизме, о будущем материальном процветании – оказалось пустышкой. Сотни тысяч покалеченных возвращались с войны, столько же осталось после разрушения американцами Хиросимы и Нагасаки. И ради чего все эти жертвы?

Упадничество и нигилизм так пропитали общество, что возникло понятие «состояние кёдацу» – состояние летаргии. Людям хотелось забыться, уснуть и никогда не просыпаться. Наряду с черными рынками, где можно было достать все что угодно – были б деньги! – процветали питейные и развлекательные заведения. Как это обычно бывает, времена нужды и потрясений для одних становятся временами колоссальной прибыли для других. Стоит только подсуетиться и предложить то, на что существует спрос.

Так поступила и героиня нашей сегодняшней истории. Самое время с ней познакомиться.

После показаний директора похоронного бюро Рютаро Нагасаки полиция стала наводить справки о роддоме «Котобуки». Это было небольшое частное заведение, которым управляла пятидесятидвухлетняя акушерка по имени Миюки Исикава. Женщина на руководящей должности в Японии тех времен – явление примечательное. Чтобы достичь такого уровня, требовались, без преувеличения, выдающиеся качества и способности.

Биография Миюки это подтверждает. На всех этапах своего жизненного пути она проявляла себя как личность неординарная. Кажется, с самых ранних лет Миюки делала все наперекор господствующим на тот момент социальным нормам. К сожалению, в пожарах войны многие японские архивы были безвозвратно утеряны. Поэтому кое-какие подробности биографии Миюки навсегда останутся неизвестны. Но те немногие вехи ее земного пути, о которых мы знаем, достаточно красноречивы.

Миюки Исикава появилась на свет в 1897 году, или, как сказали бы японцы, в тридцатый год Мэйдзи. Местом ее рождения стал небольшой уезд Хигаси Мориката в префектуре Миядзаки. Эта префектура расположена на острове Кюсю – третьем по величине острове Японского архипелага – и славится красивыми пляжами. Существует легенда, что именно здесь зародилась когда-то великая японская цивилизация.

О семье, в которой родилась Миюки, ничего не известно. Однако можно догадаться, что она была достаточно обеспеченной и придерживалась прогрессивных взглядов, ведь дочери позволили учиться. Начальное образование было провозглашено законом как обязательное еще в 1872 году. И девочки, и мальчики обязаны были ходить в школу. Однако получение последующего образования, а особенно высшего, для представительниц женского пола оставалось нежелательным.

Даже в наше время это серьезная проблема. По данным японского Национального центра женского образования, университеты страны по-прежнему выпускают больше мужчин, чем женщин. Причиной тому глубоко укоренившиеся архаичные стереотипы о гендерной реализации. Для женщин в Японии она возможна главным образом в кругу семьи. И если такие представления о роли женщины существуют в нынешней высокотехнологичной Японии, то можно представить ситуацию в конце девятнадцатого века – времени, когда росла Миюки Исикава.

Для девочек достаточно было уметь читать, писать и производить в уме несложные арифметические операции. Однако Миюки это не устраивало, и в возрасте восемнадцати лет она покинула родительский дом и отправилась в Токио. Ее интересовали естественные науки, а больше всего – загадка под названием человек. Девушка успешно сдала вступительные экзамены и получила место в учебном центре акушерства при больнице Токийского университета. Неизвестно, чем был обусловлен такой выбор: искренним интересом к младенцам и материнству или тем (и это звучит гораздо более вероятно), что в те времена женщине было позволено проявить себя только в этой области медицины.

Миюки сняла комнату в доме неподалеку от больницы и начала самостоятельную жизнь. Днем училась в амбулатории, вечерами зубрила лекции. Такая жизнь подразумевает, что ее родители не только были относительно богаты, но и одобряли выбор дочери, поскольку регулярно снабжали ее деньгами. И Миюки, судя по всему, тратила все средства на учебники и рабочие инструменты. Всю жизнь ей будут свойственны практичность и бережливость.