Алина поняла, что Степаныч ёрничает. В уголовный розыск не берут по найму. Алину Кузину прислали по разнарядке из ведомственного университета. Она не одна такая. Всего по районам разбросали двадцать девчонок. Сколько на курсе было, столько и распределили по отделам. У кого была волосатая лапа, тех взяли в главки и управления, у кого не было – тех в отделы, в отделы, в отделы. Землю месить. Так шутили преподаватели в университете. Впрочем, сначала Кузину отправили на штабную работу и в другой отдел. Но там она не прижилась. Теперь в оперативники зачислили. А что делать – не сказали.

– А что не так? – парировала Алина.

– Да всё не так, – вздохнул Степаныч, – могла бы на подиуме выступать. Ноги за деньги показывать. Нынче много желающих посмотреть на такую красоту. Ногатую…

– На подиуме свои звёзды, им и без меня тесно, – отшутилась Кузина и подошла поближе к Степанычу.

Тот поспешно отодвинулся вместе с креслом, не вставая с него.

– Ну, ладно, ладно, – примирительно улыбнулся Степаныч, – тебе поручили дело, ты и занимайся им. Ты теперь – оперуполномоченная!

– Да уж, – поникла Алина.

– Упала намоченная, – заржал Виктор Степанович.

– Упала утром, ещё подумала – не к добру, – согласилась Кузина.

– А ты вот что сделай: напиши рапорт своей рукой, дескать, выделите мне в помощь наружные силы, и подпиши у начальства бумагу. Они тебе выделят подсобную силу. Правда, перед Новым годом с постами сложно, но вдруг повезёт.

– А можно обойтись без него? – с надеждой в голосе спросила Алина.

Она не могла представить, каким образом подпишет у начальства разрешение на выделение наружного наблюдения. Этим делом занимаются мужчины. Они знают, куда направить пост, как с ним работать, а она – нет. Алина Юрьевна Кузина ещё многого не знает.

– Не-а, – простодушно осклабился Степаныч, – тебе не справиться без подсобной силы. Знаешь, как раньше их называли?

Алина молчала. Она не знала. На лекциях по оперативно-розыскной деятельности она смотрела в окно и мечтала о предстоящей любви. В голове витали романтические грёзы. Тогда казалось, что всегда будет так: лекции, преподаватели, конспекты и рефераты, но не бывает ничего вечного на земле. Романтика закончилась. Не прошло и года, как Алина Кузина столкнулась с суровой действительностью в лице Степаныча и Костяна.

– Не знаю, – протянула она. В голосе прозвучало сожаление.

Напрасно она обратилась к этому старикану. У него же на лице написано, что он из ума выжил. Нужно было подумать самой. Может, чего-нибудь и сообразила бы.

– Их называли просто – Николай Николаевич. НН. Это же так просто! А ты не знала? Эх!

В этом «эх!» слышалось много чего: и сожаление о прошедшей жизни, и воспоминания о погонях, схватках и поединках. Степаныч крепко задумался. Наверное, погрузился в боевое прошлое. Вновь наступила тишина. С улицы неслись неясные звуки: где-то далеко то ли пели, то ли ругались.

– Иди-иди, девушка, напиши рапорт, доложи по инстанции, да и ноги в руки, сбегай к руководству, чтобы даром время не тратить. А то будет твой рапорт кваситься в канцелярии месяца два. Время дорого! А ты его теряешь. Упустишь – потом не наверстаешь. Руководство – тоже люди. Они ж не звери. Подпишут.

Кисло улыбнувшись, Алина вышла из кабинета. Степаныч явно хочет подвести её под монастырь. Такие документы подписывают только начальники. Оперативники не имеют права входить в кабинеты высокопоставленных руководителей. С другой стороны, он так искренне советовал, разговаривал, как с родной дочерью. Рапорт ещё нужно составить, да так, чтобы в нём было законное обоснование. У кого бы спросить, как этот рапорт пишется? В канцелярии, может, и подскажут, но нарочно запутают. В этом мире каждый за себя. Здесь не задают вопросов. Ответы ищут сами, и каждый по одиночке. Служба такая.

* * *

В каморке было прохладно. Алина поёжилась. Зябко или знобит – непонятно. В любом случае болезнь не прокатит. Поболеть не позволят. Ни руководство, ни обстоятельства. После болезни сразу отправят в распоряжение кадров. И тогда прощай, работа и карьера. Пока найдёшь новую работу, то да сё, мама с ума сойдёт. Она подошла к зеркалу. Смотрела и не узнавала себя. Она или не она? Не смотрит ли на неё какая-нибудь самозванка? Да, в зеркале она, это её отражение, просто Алина сегодня немного другая.

Кузина любила себя. Ей с детства нравилось наблюдать за волшебными превращениями: вот выросла на пять сантиметров, на десять; позже начались гормональные изменения, организм ломался, но Алине повезло. У неё всё изменилось в лучшую сторону. Из угловатого, но милого подростка она превратилась в изящную девушку с плавными движениями, и хотя лицо было немного удлинённым, но без острых скул. Алина часто смотрела на себя в зеркало. По ту сторону она видела незнакомку, немного странную, но удивительную, абсолютно непохожую на других девушек. Однажды у Алины произошел разговор с матерью – серьёзный и довольно неприятный. Мама как-то сказала, глядя на дочь:

– Ну, кто тебя возьмёт замуж с такими длинными ногами? Ты же не модель! Такая правильная, чистая. Боюсь я за тебя. Мужчинам нравятся страстные, темпераментные женщины, чтобы переспать разок-другой, и всё сразу забыть, выкинуть из головы. Или дурнушки, страшненькие, чтобы не изменяла.

– А на каких женщинах мужчины женятся, мама?

Алина смотрела на свои ноги и думала, чем они могут помешать замужеству?

– Мужчины женятся на страшненьких! – с горячностью уверяла мать. – Красивая жена – чужая жена!

Обе синхронно вздохнули. Алина вспоминала, что выросла безотцовщиной, а мать в миллионный раз наткнулась на мысль, что на ней так никто и не женился. Женское счастье обошло её стороной. Впрочем, вдвоём с Алиной они неплохо жили. Вполне обеспеченно. Алина хорошо училась – и в школе, и в университете; а недавно на работу устроилась. Мама была уверена, что дочь у неё получилась что надо: видная девушка, грамотная, способная. Не гений, но и не дурочка. Если кто полюбит, не пожалеет. На том разговор и закончился.

Алина вздохнула и отошла от зеркала. Придётся искать решение. Ведь выхода нет, никакого. Кузина сжала кулачки и заставила себя сесть за компьютер. В безвыходной ситуации нужно всё делать поэтапно. Сначала сесть за компьютер, пощёлкать клавиатурой и для начала составить хоты бы черновик рапорта. Потом можно сходить к Батанову, вдруг он сжалится и поправит текст? Он ведь должен подписать первым. Без его подписи рапорт считается недействительным. Алина повеселела. Где-то далеко, в кромешной тьме, забрезжил тусклый свет. И она с самозабвением застучала по клавиатуре, как по боевому барабану.

* * *

В предновогодье Степаныч зачастил в отдел. Ему нравилось опекать Алину, а она пыталась использовать его участие, чтобы наладить отношения с Батановым и оперсоставом в целом. И ничегошеньки у неё не получалось, хотя в присутствии Степаныча Константин Петрович вёл себя по-мужски, был корректен, не хамил и не подтрунивал над Алиной.

– До Нового года осталось три дня. Кузина, ты справишься? – сказал Батанов, размашисто расписываясь на рапорте.

Алина посмотрела в окно. Пожелтевший пластик, мутный вид, серое небо. Она почувствовала тошноту. Уже ничего не хотелось. Ни карьеры, ни будущего. Умеют мужчины испортить настроение перед Новым годом!

– Да справится она, Костян, справится! – пробасил Степаныч, катаясь в кресле по кабинету. Ему нравилось ездить в офисном кресле взад-вперёд, в его молодости не было таких. Степаныч с лихвой навёрстывал упущенные возможности.

– Степаныч! – поморщился Батанов.

Константин Петрович заметно волновался. Ему всё меньше и меньше нравилась затея Дорошенко. Хотели, как лучше, а получается по-свински. Хотели подставить Кузину, чтобы её убрали с должности оперативника. По угонам работать некому, но и она не работник. С ней одни сложности. Знать бы, где упадёшь… В целом идея была неплохая, но в реальности всё складывается непросто. А если они сами подставятся? Всякое в жизни бывает.

– А чего сразу – Степаныч? Я вижу, что девушка старается, бегает туда-сюда, как волчок, а вдруг всё срастётся?

– Вдруг-вдруг, – продолжал кривиться Батанов, – а если не срастётся – мне секир-башку сделают.

– Да кому надо, – отмахнулся Степаныч, – все Новым годом заняты. Не до тебя будет.

Алина стояла в центре кабинета, мысленно удивляясь, как могут мужчины обсуждать её недостатки при ней? И всё-таки это так, они старательно и подробно обсуждают её, сладострастно обсасывая девичьи косточки, совершенно не замечая присутствия обсуждаемой.

– Я пойду, что ли, Константин Петрович? – сказала она, прерывая мужчин.

– Иди, Кузина, иди, работай!

На лице Батанова отразились такие нечеловеческие страдания, просто какое-то исполинское напряжение. У Алины сжалось сердце от жалости. Что же он так мучается-то из-за пустяков? Кузина впервые осознала, что карьера в жизни отдельно взятой женщины – цель абсолютно второстепенная. Это она ещё вчера сообразила, когда до Нового года оставалось целых четыре дня. Сегодня их уже три. Как быстро улетает время! Оно бежит и бежит стремглав, совсем забыв о людях, отставших от него. Сегодня Алина почувствовала, что не просто отстала от времени – она плетётся за ним по обочине. И вроде бы все совпадает с её мыслью, что карьера не главное, что всё забудется, и уж точно всё пройдёт, но нет, ничего не проходит даром. За всё нужно платить. Да ещё и доплату требуют.

Закрыв за собой дверь, Алина вспомнила, что не спросила Батанова, как быть с подписанным рапортом и что делать дальше. Возвращаться в кабинет начальника не хотелось. Алина представила две ухмыляющиеся мужские физиономии и содрогнулась от отвращения. В каморке, сидя за столом, Кузина долго вчитывалась в текст рапорта, пытаясь найти разгадку. Головоломка была ещё та. Нужно было сообразить, у кого первого подписать важный документ, чтобы получить желаемый пост.

Угонщики тем временем благополучно чистили район за районом. Сводки пестрели происшествиями, в которых перечислялись уникальные иномарки, угнанные вместе с дорогостоящей сигнализацией. Разнообразные телефоны руководства отдела буквально разрывались от трезвонов, прозвонов и дозвонов. Звонили сверху, снизу и даже из середины, требуя срочно разыскать, найти, подогнать, вернуть, конфисковать, чтобы хоть разочек взглянуть на ненаглядную игрушку. Руководство разводило руками и называло пароль «Кузина!». В течение суток Алина стала восходящей звездой отдела. Владельцы угнанных автомашин охотились за ней, вызванивали её через дежурную часть, поджидали у входа в отдел, вычисляли.

Кузина поменяла стиль, причёску, стала одеваться, как продавец галантерейного магазина. Не помогло. Её срисовывали по длине ног. Кто-то распустил слух, что у Кузиной ноги длиннее, чем у победившей красотки на конкурсе «Мисс Россия». Нечаянная «звёздность» не радовала, наоборот, пугала. Алина вздрагивала от любого шороха. Хотелось домой, под одеяло, свернуться бы в клубочек и сделать вид, что тебя не существует. Но путь домой был закрыт. Там мама. Она ведь спросит, почему дочь явилась домой в середине рабочего дня. И начнётся! Вновь зашумят старые песни о главном. Зачем пришла, почему не подумала раньше, где были мозги, куда смотрели глаза, на кого надеялась, лучше бы я тебя не рожала… В этом месте Алина выпускала на свободу две слезы. Не больше. На третьей останавливалась. Иначе польётся бурный поток, и его уже ничем не остановишь.

И вдруг её озарило. Ещё можно всё обыграть. Батанов подписал рапорт и отдал ей в руки, надеясь, что Кузину не пропустят в главное здание управления, мол, глупая девушка останется с носом. И Степаныч на это рассчитывает. Он вроде бы опекает, а сам хочет насладиться позором Алины. Нет. Ничего у них не получится. Это нечестно! Батанов и Степаныч просчитались. Алина Кузина перехитрит всех. Она шмыгнула носом. Нужно поехать к начальнику самого главного управления. Главнее есть только в Москве. Если не пропустят к нему, то у Кузиной будет основание свалить вину на безжалостную бюрократическую машину: дескать, ездила, сидела в приёмной, пережидала очередь, а начальник управления меня не принял. Не посчитал нужным. И тогда часть беды можно будет перенести на следующий год. Какой там грядёт? Козла? Вот на козла и забьём.

* * *

Алина сорвалась с места и уже через пятнадцать минут в полупустом троллейбусе приближалась к серому зданию, где находилось управление. Кузина ни на что не надеялась. За время работы она ни разу не бывала в главном корпусе. Зато наслышалась, сколько инфарктов нажили служивые люди, дожидавшиеся приёма. Кузина не собиралась наживать сердечную болезнь от издержек службы. Если уж заболит сердце, то от любви – настоящей; а не от той, что в кино показывают, а от другой, космической, заоблачной. Окутанная романтическими мыслями, Кузина благополучно миновала пост охраны, пробежала по двору и взлетела по ступеням лестницы, ведущей прямо в ад, как ей казалось в эту минуту. И опять-таки она отнеслась к экскурсии в мрачные сени легкомысленно, не причисляя себя к важным лицам.

Секретарь главного начальника долго мусолила рапорт, то подносила к очкам, то отводила руку с бумажкой к окну, одновременно кося подозрительным глазом на ноги Кузиной. Алина инстинктивно собрала пятки вместе, чтобы выглядеть более воинственной. Она не знала, что ещё нужно сделать, чтобы понравиться, но, видимо, сделала то, что надо. Секретарь повлажнела глазами и сквозь зубы буркнула:

– Присаживайтесь!

Алина поблагодарила и уселась в дальнем углу, чтобы не раздражать сердитую женщину. А то передумает и прогонит. В приёмной было много народу, мужчины и женщины сидели не в разнобой, а кучно, словно специально подобрались в компании по половому признаку. Алина оказалась в центре внимания, хоть и сидела поодаль. Она внесла диссонанс в группы ожидающих аутодафе. И сама приготовилась к страшному действу.

Время тянулось медленно. Никто его не подгонял – все хотели, чтобы оно остановилось. Ожидающие сидели тихо. Иногда дверь тихонько открывалась, из неё угрём выскальзывал очередной человек, непременно красный и потный, и, ни на кого не глядя, исчезал из приёмной, на ходу вытирая испарину со лба. Алина неожиданно для себя скуксилась. Железная уверенность, что время всё стерпит, не выдержала проверки. Попытка выйти из сложной ситуации оказалась неудачной шуткой. Она уже хотела уйти, но, посмотрев в сторону сердитой женщины за столом, ещё плотнее вжалась в кресло. Глаза перебегали с предмета на предмет, вскоре им наскучило однообразие, и Алина незаметно для себя задремала. Ей приснилась другая жизнь. Она идёт по нарядным предновогодним улицам и мечтает о любви. Больше не нужно напрягаться, думать о служебных неурядицах, бежать наперегонки с судьбой навстречу неприятностям. Она свободна! Скоро Новый год. Нужно успеть выбрать красивое платье, чтобы достойно встретить грядущие перемены. Впереди сияющее счастье! Оно близко, стоит лишь протянуть руку…

– Кузина!

Алина вздрогнула и открыла глаза. Перед ней стояла пылающая гневом женщина с рапортом в руках. Кудрявая чёлка на лбу и бумага сотрясались в такт от внутренних клокотаний.

«Эк её разбирает», – подумала Алина, вскакивая с насиженного места.

– Заходите!

В приёмной никого не было. На стенных часах – девять вечера. Приём явно затянулся.

Алина прошла в полуоткрытую дверь, не чувствуя ног, плавая в ощущении предстоящего обморока.

– Проходите! – негромко, но властно повелел чей-то голос издалека.

Алина пригляделась. За столом сидел вполне симпатичный мужчина, не старый, но и не молодой. Не злой, но и не добрый. Неопределённый какой-то. Серединка на половинке.

– Что у вас? – спросил мужчина, с любопытством глядя на Алину.

– Вот это у меня тут рапорт, – пролепетала Алина и положила бумагу на стол.

– Рапорт уже у меня, а у вас в руках ваша аттестация. Из управления кадров принесли, – вежливо-бесстрастно пояснил мужчина.

– А-а, – сказала Алина, ничего не поняв из сказанного. Помолчала и добавила: – А-а!

Мужчина иронически поджал губы. Алина побелела от ужаса. В организме произошли странные изменения. Язык онемел, челюсти стали тяжёлыми, словно в них залили цемент. И вообще она вся как-то зацементировалась от страха и ужаса.

– Почему именно вам поручили дело? – спросил мужчина, надевая очки в золотой оправе. – И почему не приехал сам Батанов?

– А он на задержании! – выпалила Алина и снова онемела.

– Да-да, мне говорили. – Он кивнул, посмотрел на неё и улыбнулся. – Да вы присаживайтесь. Успокойтесь. Объясните ситуацию.

Алина смотрела на него белыми глазами и осознавала, что подробностей дела не помнит. И самого дела не помнит. Всё вылетело из головы. Имена, фамилии, адреса, даты. Да, она прочитала сводку, да, ознакомилась с делом, но в голове ничего не осталось. В памяти не задержалось ни одного эпизода преступной деятельности группы угонщиков.

– Так, понятно! Будем молчать?

Странный вопрос. Как она может говорить, если у неё отнялся язык.

– Игорь Иванович, пост наблюдения необходим для задержания особо опасной группы. Батанов выделил мне в помощь сотрудников отдела и транспорт. Горюче-смазочные материалы получены в достаточном объёме.

Алина содрогнулась. Откуда взялись эти горюче-смазочные материалы? Она никогда не слышала о них. В помощь ей никого не выделили. Она вспомнила ухмыляющуюся физиономию Степаныча и вздрогнула. Хорошо, что отчество начальника управления не перепутала.

– Что ж, неплохо, неплохо, главное, что ГСМ в достаточном объёме, – сказал Игорь Иванович, – но моей подписи недостаточно. Нужно ещё подписать в наружной службе. А у них сейчас аврал. Сами понимаете, Новый год на носу. Поезжайте туда, а я позвоню. Иначе вас не пропустят. И тогда у вас тоже будет аврал.

– Слушаюсь! – по-военному коротко вырвалось у Алины.

От чрезмерного усердия Кузина свела пятки. Послышался глухой стук. Алина покраснела. Совсем зарапортовалась. Игорь Иванович мягко улыбнулся. Алина поморгала в ответ и выскользнула из кабинета начальника. Она помчалась к выходу, не обращая внимания на женщину у окна, впрочем, не преминув посмотреть на себя в зеркало. Отражение не радовало. На Алину смотрело слегка растрёпанное и взъерошенное нечто, мало похожее на красивую девушку. Вспомнился улыбчивый Игорь Иванович. Почему все выскакивают от него, словно побывали в преисподней? Ведь он вполне симпатичный мужчина. И улыбка у него добрая. Через минуту Кузина уже догоняла убегавший троллейбус.

* * *

Поздний вечер. Пустая приёмная. У окна привычная женщина. Алина положила документы на стол. Присела в дальний угол и задумалась. У этой женщины такая же чёлка, тот же майкап. Кажется, это двойник той, у окна, с кудряшками. Наверное, они сёстры-близняшки. Почему они такие сердитые? Их кто-то обидел? Может, из окна дует? Алина зябко поёжилась. Сквозняк. На улице конец декабря. Безжалостное время распределилось по минутам. Кажется, оно чётко отстукивает прощальную мелодию. Седьмая нота повисла на нуле. Алина обречённо бродила взглядом по потолку. Пересчитала все трещинки и выбоинки, но сбилась со счёта и принялась считать заново.

– Кузина!

Алина вздрогнула, словно услышала фамилию незнакомого человека. Если посидеть с недельку в приёмных, забудешь не только свою фамилию, но и имя с отчеством.

– Входите!

Алина робко протиснулась в просторную дверь. Она уже плохо соображала, но всё-таки подумала, что к ночи любые ворота покажутся калиткой.

– Что у вас? – спросил хмурый человек за столом.

– Вот. Документы. Я от Игоря Ивановича. Он должен был вам звонить.

Алина жалобно смотрела в глаза портрету на стене, не понимая, кто на нём изображён. И не президент, и не министр. Их бы она сразу узнала.

– Никто мне не звонил! Нет, нет и нет! – решительно сказал человек за столом, читая рапорт. – Нет возможности. Я сам позвоню Игорю Иванычу.