Водитель автобуса, солидный ухоженный дядька, которого при встрече в другом месте я приняла бы за банкира или президента какого-нибудь мелкого Лихтенштейна, достал мой чемодан из багажника и бережно поставил его передо мной.
«Приятного отдыха! До свидания! Чус!»
Он вразвалку вернулся к штурвалу, и шедевр автопрома с элегантностью яхты покатился дальше по дороге. Было ровно 16 часов, 48 минут и 34 секунды, как и обещало расписание, то есть самое время сойти с ума от немецкой точности. Я оглянулась по сторонам. Площадь завершала город. Вниз от нее убегала улица, обставленная нарядным фахверком, слева красовалась вилла, охотничий замок в миниатюре, вся в сладких завитушках и с плакатом FOR SALE, вывешенным в окне. Напротив была приятная на вид гостиница в три этажа, с большими балконами, на которых сидели в креслах довольные старушки и обозревали меня, как внезапно возникшую достопримечательность. Я улыбнулась им всем сразу. Справа был вход в курортный парк. Торопиться мне было некуда, и я подошла почитать план мероприятий. Из плана следовало, что курортная жизнь в городке кипела, но кипела как-то странно. На этой неделе приглашали на детские мастер-классы по плетению веников, семинары питания солнечными лучами для продвинутых, танцы живота, подколенных ямок и ушных раковин, а также медитации на берегу пруда под руководством настоящего потомственного йога из Гамбурга. Ну прямо литтл Москва! Не хватало только трехдневных курсов по обучению счастью и школы юного пророка. Одна моя одинокая подружка, Маринка Гуляева, пошла как-то к знаменитой ясновидящей, мол, скажи, есть надежда замуж выйти или нет. Та ей по глазам точно судьбу прочитала: встретишь своего суженого обязательно, этой зимой на лыжной прогулке, ты будешь в оранжевой вязаной шапочке, и он к тебе придет по лыжне в парке Измайлово, вынырнет из-под еловой лапы. Та, как дура, научилась вязать, связала кое-как оранжевую шапочку и всю зиму, как заведенная, гоняла туда-сюда на лыжах по Измайлову. Кончилось тем, что сломала руку. Опротивела мне вся эта хрень. Отдельная афиша звала на концерт средневекового джаз-рока, а приклеенная поверх него записка сообщала: «Внимание! Если вдруг, вопреки законам природы и против всяких ожиданий, в субботу случится полнолуние, приходите на Поляну Рододендронов смотреть. Вход свободный! Число участников ограничено!» Вестник психбольницы? – подумала я. Не смотать ли удочки и не отправиться ли отсюда в грубый нормальный мир прямо со следующим автобусом? Но эта разумная мысль тут же вылетела у меня из головы, как только я обернулась назад. Сразу за площадью начинался густой темно-зеленый лес, который медленно поднимался по горам и так и не кончался до самого горизонта. Там была тишина и пахло елками. Я стояла посреди площади и смотрела на лес. Потом прямо передо мной возникло турбюро, и я толкнула стеклянную дверь.
За стойкой бюро сидели две девицы в интересных прикидах. На обеих были черные юбки в пол, деревенские блузки и остроконечные шляпы с большими полями. А личики! Вот уж никогда не видела, чтобы немки так раскрашивались! На выбеленных щеках одной были нарисованы три кровавые слезы, а у другой наклеены серебряные звезды. Рот у той, что со слезами, был криво намазан лиловой помадой такого оттенка, который не могла произвести ни одна фирма без риска разориться в тот же момент. Рот девицы со звездами был ярко-зеленым. Веки, брови, ресницы, словом вся местность вокруг глаз до самых ушей была вымазана черной сажей. Спокойно! Это панк-клуб, определила я и решительно сказала свой «Гутен таг!»
«Добро пожаловать в Тале, ведовскую столицу Гарца!» – просияла мне навстречу девица со звездами.
«Здесь вы замечательно отдохнете!» – радостно отозвалась другая. – «Бедняжка! Неужели по доброй воле?»
«Я путешествую. Посоветуйте мне хороший отель, пожалуйста.»
«Отель? Да, конечно!» – возликовала звезданутая. – «С удовольствием! Но только свободных мест нет!»
«Ни одного!» – добавила заплаканная кровью. – «Вы же не заказывали.»
«Тем более сейчас ноябрь.»
«Март,» – поправила я.
«Да, и март тоже, все равно у нас высокий сезон. Небывалый наплыв туристов!»
«Как жаль, как жаль! Ничем не можем помочь.»
«Но, может быть, пансион?»
Мне уже хотелось просто где-то переночевать, и я бы согласилась даже на дешевый пансиончик с общим туалетом в конце коридора и тонким одеяльцем в нетопленой комнате.
«Пансион? Конечно! Как мы сразу не догадались предложить! Это отличный выход! Не ночевать же вам в лесу, в самом деле, среди зеленых кобольдов!»
«Да, прекрасная идея! Такая простая! Только они все закрылись три дня назад!».
Окровавленная вдруг разразилась кровавыми слезами и зарыдала в голос.
«Кризис! Ужасный кризис в Греции…» – печально покачала головой звезданутая. – «Вы не представляете себе, что делается! Все разорены, закрылось все, кроме похоронных бюро, а уж из пансионов ни один не выжил. Так что…»
«Пункт Ахцейн! Файерабенд! Рабочий день закончен!» – радостно заорала окровавленная и сорвала с головы шляпу вместе с приклеенными к ней лохмами.
Обе девицы сразу перестали обращать на меня внимание, развернулись и удалились за белую дверь в глубине офиса.
«Блин, ядрена макарона!» – на хорошем русском языке удивленно прошептала я им вслед. И что же мне теперь? Брести с чемоданом по улицам и стучаться во все двери подряд, пустите Христа ради? Я могу, но город жалко, я вам так постучусь, что двери на хрен повыбиваю, но в парке на скамейке или в лесу с вашими зелеными кобольдами ночевать не буду, не те у меня привычки. Кто такие, кстати, эти кобольды? Местные бомжи, зеленые активисты или хипари с травкой? Да не хочу я, зашиби их йог из Гамбурга полнолунием по рожам! От злости я схватила со стойки сувенир «ведьмочка» и кинула его в сумку. За моральный ущерб.
Тут две мои заразы опять появились из-за белой двери. О! Дывитеся, люди добрые, яки ж гарны дывчины! Обе в джинсиках, курточках, свеже умытые, без всяких следов звезданутости и кровавых потеков на юных щеках.
«Вы еще здесь?» – удивились они в один голос. – «Но рабочий день…»
Я швырнула чемодан к входной двери и уселась на него, перекрыв все пути к бегству.
«Где – я – буду – ночевать?»
«Вызвать полицию?» – шепнула одна другой.
«Лучше позвони фрау Вильдфрухт,» – печально ответила та. Видимо, инстинкт самосохранения тихо сказал ей свое веское слово. Последовало короткое щебетанье по служебному телефону, к которому я не прислушивалась, потому что в это время смотрела в потолок, вспоминая различные рецепты борщей, отрешенно курила и с подчеркнутой аккуратностью стряхивала пепел в кадку с пальмой, украшавшей вход.
«Вот, пожалуйста, фрау Вильдфрухт будет вам очень рада!»
Я содрогнулась, представив себе, сколько раз мне придется произнести это зубодробительное имя.
«Она зеленый кобольд или гробовщик? Остальные, как я понимаю, вымерли?»
«Как вы могли подумать! Фрау Вильдфрухт очень милая! Она дипломированная ведьма!»
Со звездами и кровавыми слезами, простонала я про себя. Но за стеклами офиса стремительно темнело, как это обычно бывает в горах. Бывшая кровавая протянула мне листок с адресом.
«Хексенвег начинается прямо за виллой, дом минус один совсем недалеко. Лес, свежий воздух!»
Бывшая звезданутая сбегала в подсобку и принесла пепельницу с портретом Че Гевары на дне. Я соизволила принять дар, небрежно кинула пепельницу в сумку и затушила сигарету в кадке.
У крыльца освобожденные ведьмы лихо прыгнули на мопед.
«Пепельницу занесите, пожалуйста, завтра, окей?»
Они затарахтели вниз по улице, и последнее, что я услышала, было:
«Дизе Руссен!..»
Хексенвег оказался едва различимой в темноте дорожкой. Там, где она круто уходила в гору, были выложены высокие ступеньки из крупных камней. Я очень злилась и материлась, пока громыхала своим чемоданом по этим лестницам, особенно когда надо было рывком вытаскивать его элегантные миланские колесики из щелей между камнями. Конечно, можно было отправиться в путь с легкой сумочкой, но я не знала, когда вернусь и вернусь ли. Там были все мои любимые вещи, весь этот блеск, добытый муторным трудом: платья, которые Старый Козел заказывал для меня у Армани и Лагерфельда, розовые туфельки с серебряным каблучком и сапожки из тонкой кожи, сшитые по ножке у самого Альберто Фермани в Италии. Я сидела на табуретке в его деревенской мастерской, попивая светлый кьянти, а маэстро сам снимал мерку и слышно было, как шумит море. Здесь мне эти туфельки точно не пригодятся. Преодолевая желание спустить чемодан с лестницы, я вспоминала, что в нем еще есть тончайшее белье из настоящего китайского шелка, цвета шампанского и цвета лаванды, и, на всякий случай, черное с блеском, и всякие другие нежные вещи, и любимая пижамка с вышитой на кармане кошкой, в которую я сейчас залезу и усну на пуховой перине дипломированной ведьмы. Лестница в небо казалась нескончаемой, пока не уперлась в густые колючие заросли, через которые не было прохода. Пути не было ни вправо, ни влево. Я помянула добрым словом мелочных и мстительных идиоток из турбюро. За дешевые сувенирчики, никому не нужную игрушечную ведьмяку и стекляшку с портретом Че Гевары на дне, они послали меня к своим криминальным дружкам зеленым кобольдам. Я постояла и покурила. В лесу было темно и совершенно тихо, и идти мне было некуда. С размаху бросив горящую сигарету в кусты, я немножко подождала лесного пожара. Но он не наступил. Реальность не захотела сгореть. Зеленые кобольды тоже не появлялись, видно, пока терзали кого-то другого. Тогда я повернулась спиной к кустам, взялась обеими руками за ручку чемодана и с воплем:
«Русские идут! Ахтунг, партизанен!»
проломилась через заросли, обдирая о колючки руки и лицо. Вспыхнул свет, и я вывалилась на лужайку перед деревянным домом.
«Вы не ушиблись, дорогая? Что же вы не позвонили в колокольчик? Я бы отворила шиповник! Впрочем, он сегодня весь день сам собой захлопывается. Обиделся, видите ли, что я собралась его постричь! Что еще ждать от кустов в переходном возрасте?»
Надо мной стояла хрупкая старушка. Я поднялась на ноги и выдрала пару колючек из волос.
«Здравствуйте, фрау Вильдфрухт!»
Дипломированная ведьма протянула мне руку:
«Я Гризельда. Можешь говорить мне „ты“. Да что же мы стоим?»
Она подхватила мой чемодан и, легко помахивая им, пошла к дому, продолжая болтать.
«Сейчас я покажу тебе твою комнату, примешь душ, а потом, милая Лиза, жду тебя внизу к ужину. У меня недорого. 30 евро в день, с завтраком 40, 10 за постельное белье, ты ведь не привезла его с собой, и еще 100 за уборку после отъезда, потому что убирать придется всерьез, не то что разок метлой махнуть. Ты согласна, Лиза?»
«Угу, согласна,» – сказала я, выдирая очередную колючку из волос, и, пока мы поднимались в мансарду, все не могла понять, когда же я сказала Гризельде, как меня зовут.
«Устраивайся, милая Лиза. Жду тебя внизу через 15 минут.»
«Пятнадцать мало!»
«Тогда шестнадцать,» – великодушно разрешила Гризельда и исчезла.
О проекте
О подписке
Другие проекты