Дразнилка

Вчера шёл дождь, было пасмурно, хмуро и прохладно.

А сегодня погода наладилась, тёмные тучи разбежались, и выглянуло, улыбнулось ласковое солнышко.

Несколько дней назад на улице Алёша поскользнулся, упал и так сильно ранил ногу, что ходить было очень больно. Мама промывала рану лекарством, накладывала салфетку с мазью, потом бинтовала, и поэтому Алёша неделю был дома. Сегодня он почувствовал, что нога почти не болит, и он может, немного хромая, ходить.

Алёша с дедушкой пришли на детскую площадку, где была песочница: здесь маленькие дети играли с песком, строя куличики, домики и зАмки. Он хотел построить из песка гараж для машинки, которую взял с собой из дома, и которую подарил ему дедушка.

Это был небольшой грузовик, яркий, красивый: синий каркас и синие сиденья в кабине, которая была жёлтой, такие же жёлтые были колёса, обрамлённые серыми шинами, и в завершении образа – красный кузов, его можно было поднять и опустить.

Алёша, увидев грузовичок, воскликнул:

– Какой пёстрый, как попугай! Помнишь, дедушка, мы попугая в зоомагазине видели?

Дедушка засмеялся:

– Правильно, внУчек, подметил.

Дедушка сел на скамейку, стоящую под липой неподалёку от песочницы, и, поглядев на внука некоторое время, развернул газету.

Алёша подошёл к песочнице, окружённой деревянным бортиком с плоской поверхностью, на которой малыши лепили куличики, и по которой было удобно катать машинки. Он хотел не пробежать, а хотя бы пройти вокруг песочницы и прокатить грузовичок, но боль в ноге тут же дала знать о себе. Алёша остановился и начал совком рыть пещеру, решив построить подземный гараж. Он так увлёкся, что не заметил, как подошли Андрей и Наташа, они жили в соседнем подъезде.

– Дай мне машинку поиграть, – произнёс Андрей.

Алёша смотрел на ребят и не знал, что сказать, ведь он только что наполнил кузов грузовика песком и хотел подвезти его к месту строительства – к гаражу. И потом, он пришёл совсем недавно, ему самому ещё хотелось поиграть. Алёша стоял, прижимая к себе машинку и думая, как поступить.

– Жадина, жадина, жадина-говядина! – вдруг пропела Наташа.

– Жадина, говядина, турецкий барабан! – подхватил Андрей.

Алёша замер от неожиданности и тут же услышал снова:

– Жадина, говядина, турецкий барабан!

Глаза Алёши покраснели, он готов был заплакать.

Неожиданно Андрей выхватил машинку из его рук и забросил её так далеко, как только мог. Вытирая слёзы, хромая, Алёша потихоньку пошёл за ней.

– Алёшка-хромоножка! Алёшка-хромоножка! – крикнул ему вслед Андрей.

– Алёшка-хромоножка! – повторила Наташа.

Алёша поднял грузовичок, который, к счастью, не сломался от удара, вытер глаза и подошёл к дедушке.

Старенький дедушка сидел под липой на скамейке, около которой валялась на земле выпавшая из его рук развёрнутая газета, и дремал, дремал и не слышал того, что произошло около песочницы. Алёша сел рядом.

Андрей и Наташа встали на довольно узкий деревянный бортик, окружавший песочницу, и начали по нему бегать друг за другом. Они бегали и громко смеялись, но вдруг Андрей оступился и упал, сильно ударившись об угол бортика, при этом увлёк за собой и Наташу.

Наташа встала быстро, как ни в чём не бывало, а вот Андрей…

Андрей, с трудом поднявшись, потёр коленку рукой, постоял и, хромая на левую ногу, медленно-медленно пошёл домой. Наташа шла за ним и молчала.

Около своего подъезда они остановились и оглянулись, посмотрев на песочницу, где Алёша снова что-то строил.

Белочки

Танечка, маленькая девочка пяти лет, гостила у бабушки.

В тот день они пошли погулять в парк, который был рядом с домом, и который бабушка ласково называла «мой лесок».

Парк и в самом деле был небольшой: из конца в конец его можно было неспеша пройти за час, но, находясь там, среди вековых елей и сосен, среди высоких берёз, осин и пышно разросшихся кустов орешника, черёмухи и малины, казалось, что идёшь по лесной тропинке где-то далеко-далеко за городом.

Для местных жителей парк стал островком живой природы, здесь можно было встретить разных птиц: синичек, соловьёв, сорок, ворон, дятлов и многих других; здесь жили белки, которых в последние годы стало особенно много, они не боялись людей: привыкли, что их кормят с руки орешками.

Таня с бабушкой шли по аллее парка. Было свежо и ясно.

На ослепительно синем, безоблачном небе улыбалось солнце, а весь лес был расцвечен яркими осенними красками: трепетали на ветру листья берёз, похожие на золотые монетки, алели резные листья клёна, и невозмутимо стояли вечнозелёные ели и сосны.

Танечка остановилась у высокой ели, на верхушке которой мелькали, искрились рыжие хвостики белок.

– Бабушка, ты не забыла взять орешки?

– Не забыла, внучка. Но ты надень варежку, не нужно кормить белочек с руки.

– Да она не укусит, бабушка!

– А вдруг?

Таня надела варежку и поднесла ладонь, где лежали несколько орешков, к стволу дерева.

Вскоре на ближайшую ветку спустилась и стала внимательно разглядывать угощение белочка, удлинённое тело которой было покрыто нежным, мягким мехом, сейчас серым, а к лету становившимся слегка бурым, коричневатым. Её мордочка, ушки с забавными кисточками и лапки были рыжими, а большой, пушистый хвост был серовато-рыжим.

Белочка приблизилась, двумя лапками проворно взяла орешек и тут же умчалась, села на ветку и начала грызть лакомство. Следующий орешек белка взяла также охотно, а потом пробежала по опавшим листьям и ловко закопала его в землю.

– Белочка спрятала орешек про запас, на всякий случай, – объяснила бабушка.

– Разве она найдёт его? – удивилась Таня.

– Случается, что не находит, но тогда, если, например, это жёлудь, из него может вырасти дуб, – бабушка улыбнулась. – Представляешь, вырастет могучий дуб, который посадила… белочка.

– Бабушка, а если желудей будет много, много-много?!

– Тогда, может быть, вырастет дубовая роща.

– Ух, ты! – восторженно воскликнула Таня. – Маленькая белочка и дубовая роща! А из других орешков вырастут другие деревья. Так ведь, бабушка?

– Именно так. Белочки закапывают, прячут в землю семена разных деревьев и часто забывают про них, а из проросших семян вырастают новые деревья – ели, сосны, клёны, дубы и многие другие. И получается, что наши серенькие белочки сохраняют лес.

– Да-а-а… – удивлённо пропела Танечка. – Как интересно!

Между тем, белка, сидя на ветке и глядя на бабушку и внучку, не убегала, а ждала нового угощения. Она брала орешки и снова прятала их.

– Белка будет брать у нас столько, сколько мы ей предложим, – сказала бабушка. – Поэтому оставим орешки на завтра, когда мы опять придём сюда. Белочка обязательно вернётся к нам за угощением.

Бабушка с внучкой свернули на тропинку, идущую через поляну, засаженную пушистыми молодыми пихтами, и здесь на широком старом пне они увидели пластмассовую форму с ячейками, в которых когда-то были конфеты, а сейчас в них лежали кусочки яблок и изюм.

– Как ты думаешь, для кого приготовлено это угощение? – спросила бабушка, увидев удивлённый взгляд Тани.

– Для птичек, да?

– Верно, но не только для птиц. Белки тоже с удовольствием едят сухофрукты и яблоки.

– Бабушка, смотри, синички прилетели!

К стволу высокой берёзы была приделана кормушка – плоская дощечка с бортиками по краям, на ней суетились и клевали корм синички – маленькие симпатичные птички с синими крылышками, синей головкой и жёлтым брюшком.

– Синички прилетели, – повторила бабушка, – значит, скоро зима. Будем кормушку для птичек делать?!

– Будем! – обрадовалась Танечка.

Каляки-маляки

Заходящее солнце осветило тёплым светом раздевалку младшей группы «Колокольчик» детского сада, и было в ней непривычно тихо: никто не капризничал, не желая одеваться-раздеваться; никто не искал завалившийся куда-то ботинок или носок, или варежку; никто не торопил: «Побыстрее, я на работу опаздываю»; никто не просил:

«Оставь мне машинку поиграть»; никто не пыхтел, пытаясь застегнуть непослушную молнию на куртке; никто даже не пел: «Ля-ля-ля, ля-ля-ля», – прыгая на одной ножке.

Было тихо-тихо.

Мальчики и девочки, воспитательницы и нянечки ушли по домам.

На окне раздевалки в горшке стоял цветок с белыми, ещё не распустившимися бутонами, рядом расположилась маленькая лейка, а вдоль стен тянулись небольшие, выкрашенные в голубой цвет шкафчики, и на каждом была нарисована своя картинка – какая-нибудь ягода или фрукт – в эти шкафчики дети вешали свою одежду.

Луч солнца упал на яркую красную вишенку, висящую на длинном стебельке с двумя зелёными листиками, вишенка качнулась и сказала:

– Моя Настя сегодня ходила по лужам, а потом бегала по земле и, когда пришла, поставила грязные ботинки прямо в шкаф.

– А мой Саша упал, играя на улице, – сказала редиска, – и испачкался, и пришёл, и сразу повесил комбинезон в шкаф. И я тоже стала грязная.

– Я хочу помыться, – сказала вишенка.

– И я, – ответила редиска.

– Мой Миша, – сказал красный помидор, – принёс из дома конфету, которая растаяла, и моя верхняя полка стала вся такая сладкая и липкая, что даже неприятно.

– А мой Коля нашёл на улице камушек, – рассказывал синий баклажан, – принёс этот камушек в раздевалку и, когда все ушли, стал рисовать им на моей стенке. Он рисовал и всё приговаривал: «Каляки-маляки, каляки-маляки!» И смеялся при этом. А мне было так больно!

– Да, да, именно больно, – включился в разговор зелёный огурчик. – Денис вчера сломал машинку, а потом стал колесом от неё царапать мою дверцу, а колесо-то железное, я терпел… ранка осталась, – дверца с огурчиком приоткрылась и скрипнула, словно всплакнула.

– Моя Света сегодня карандашом подрисовывала мне лучи, как будто я солнце, – сказал жёлтый персик, – а на соседнем шкафчике с арбузом она нарисовала листики. Ну ладно, лучи солнца могут быть красными, но у арбуза ведь не бывает красных листьев, правда?

– Мне кажется, не бывает, – вздохнул синий баклажан, вспомнив о Коле.

Так они охали и ахали, жалуясь на своих хозяев, вишенка и слива, яблоко и груша, огурчик, помидор, редиска, персик. Кто-то из них был испачкан, кто-то поцарапан, кто-то разрисован цветными карандашами.

Фрукты и овощи на картинках поникли, сморщились, съёжились, и такие они были все грязные и несчастные, что хоть плачь. А потом они уснули.

И снился им всем один и тот же сон, будто пришёл добрый волшебник с мылом, щёткой, с влажной тряпкой и всех помыл, почистил и стёр, убрал всё лишнее, все эти каляки-маляки.

На следующий день в группу пришла новая девочка, она разделась и, когда её мама ушла, вынула из кармашка платья маленький пакетик с влажными салфетками. Потом девочка посмотрела на репку на своём шкафчике, около которой синим карандашом было нарисовано непонятно что – то ли жук какой-то, то ли самолёт сломанный.

Она потёрла жук-самолёт салфеткой, которая очень быстро стала грязной, потом взяла новую и снова потёрла.

Вскоре на голубом шкафчике красовалась нарядная жёлтая репка, чистая и аккуратная.

Девочку звали Оля.

– Возьми, – она протянула влажную салфетку Насте.

– Держи, – и дала салфетку Саше.

Настя оттирала вишенку, а Саша – редиску, и через несколько минут вишенка и редиска стали такими яркими, будто их нарисовали сейчас.

Миша тоже взял салфетку, долго оттирал растаявшую конфету, менял салфетку несколько раз, но добился всё-таки своего: полка в шкафчике стала гладкой, приятной на ощупь и совсем не липкой.

Потом и Коля, и Денис, и Света, и другие ребята тоже помыли и почистили свои шкафчики, на которых теперь, сияя чистотой, улыбались вишенка, редиска, помидор, огурчик, персик и другие овощи и фрукты.

А у Тёмы на шкафчике, как оказалось, рядом с арбузом была нарисована отрезанная долька, которую никто не видел из-за прилипшей жвачки, и эта долька, когда проявилась на свет, была как самая настоящая, такая настоящая, что её даже съесть хотелось.

Теперь по вечерам, когда дети уходили домой, и в раздевалке становилось тихо-тихо, картинки на шкафчиках снова начинали разговаривать между собой, но уже радостно и весело.

А каляки-маляки стали жить только в альбомах для рисования.

У стоматолога

У Алёши заболел зуб.

Он вспомнил, как летом его группа из детского сада ходила в поликлинику к зубному врачу-стоматологу.

Осмотрев с помощью маленького зеркальца и пинцета зубы, стоматолог сказал Алёше, что всё хорошо, всё в норме.

А Вите и Артёму поставили пломбы, и они не плакали, а вышли из кабинета как ни в чём не бывало.

И Витя сказал:

– Совсем даже не больно, только есть нельзя два часа.

А сейчас, осенью, Алёше исполнилось пять лет, и он перешёл из младшей в среднюю группу детского сада.

В тот день воспитательница сказала:

– Завтра наша группа пойдёт на осмотр к стоматологу.

После этих слов зуб у Алёши заболел как будто сильнее, да ещё Петя стал рассказывать, что у него зуб шатается, и его, наверное, придётся удалить.

– Вырвать, – поправил его Никита.

– Не вырвать, а удалить, – настаивал Петя, ему не нравилось слово «вырвать».

– Правильно, Петя, – сказала воспитательница. Услышав разговор мальчиков, она подошла к ним:

– У многих из вас сейчас молочные зубы меняются на постоянные. Молочные зубы начинают шататься, и удалять их не больно.

На следующий день дети пришли в поликлинику к стоматологу.

Они сдали куртки, шапки в раздевалку, потом надели на свои ботинки и сапожки бахилы – неглубокие мешочки, похожие на те, в которые завёртывают продукты, только у бахил, чтобы они не сваливались с ноги, сверху была резинка. В поликлинике запрещалось ходить в обычной обуви, потому что здесь была необходима особая чистота.

Когда ребята возились с бахилами, раздался громкий плач, и к раздевалке подбежала девочка, на вид ей было три-четыре года. По её лицу текли слёзы, и она вырывалась из рук мамы, пытавшейся удержать её.

– Да что же это такое, ты в третий раз убегаешь из кабинета врача! Не будем лечить твой зуб, пошли домой, – рассердилась мама.

Она подала номерок за одежду гардеробщице – немолодой женщине в синем рабочем халате.

Та, взяв номерок, посмотрела на девочку и спросила:

– Как тебя звать, малышка?

– Та… – девочка всхлипнула, – Таня.

– Вот что, Танечка, у нас в поликлинике живёт волшебный зайчик, – женщина взяла с полки небольшого плюшевого зайку, серенького, с забавной мордочкой, он улыбался, показывая ровные белые зубки. – Видишь, какие у зайки хорошие зубки?

– Вижу, – пролепетала девочка.