– В больнице, – был краток по возвращении друг Каверин, застегиваясь и заправляясь уже на ходу. – У молодой девки врачи той больницы, можно так сказать, отобрали сына. У старой тетеньки врачи отобрали мужа.

– То есть? – Зайцев вцепился в рукав каверинской куртки, заметив приближающийся его сто второй автобус.

– Помер тот от перитонита. Упустил тамошний травматолог. Был ушиб внутренних органов с разрывом там чего-то, не помню уже. А тамошний травматолог йодовую сетку присоветовал на пузе дяде рисовать. Тот с неделю рисовал, а потом крякнулся от таких художеств. Так-то вот… Все, брат, мне пора.

– Как пора?! А подробности?! – заорал Зайцев, добежав за ним до самых автобусных дверей.

– По телефону, Заяц, приеду, позвоню!

Рассчитав время в пути для своего друга, Зайцев понял, что у него в запасе час почти, и решил быстренько смотаться к Любочке под окна. Что он мог увидеть с улицы в окнах восьмого этажа, он представлял себе плохо. И Любочка не могла помахать ему платочком из форточки, потому что не знала о его присутствии там. Но все равно настырно поехал, взяв такси.

– Не уезжай! – сунул он таксисту лишнюю сотню за ожидание. – Я быстро!

Быстро не вышло.

В окнах, во-первых, было темно и с одной стороны дома, и с другой. Значит, Любочки там быть не могло, спать укладывалась она в первом часу ночи обычно. А вот Юрец ее маетно по двору метался, и Зайцев на него тут же нарвался. И они даже потусили немного друг друга. Так, без синяков, и не от злости даже, а все больше от непонимания и страха за Любочку. Юрец не понял ничего, увидав Зайцева, прыгающего под окнами их многоэтажки.

– А ты чего тут?! – вытаращился он на Лешку с ненавистью и страхом. – А Любка где тогда?! Она же… Она же ушла от меня!

– К кому?! – побелел Зайцев. – У меня ее нет!

– Как нет, сволочь?! Как нет?! Она же ушла от меня!!! – И он первый двинул кулаком ему в плечо.

– К кому ушла?! У меня ее нет?! – тоже заорал Зайцев и ответил ударом тоже в плечо. – Какого черта выгонять жену на мороз среди ночи???

– Я не гнал! – Они уже крепко держали друг друга за воротники курток и кружили в странном диком танце, скользя и спотыкаясь о наледи. – Я пытался отговорить! А она тряпки в чемодан покидала и уехала…

– Уехала? На чем?! На такси? – Он сделал ловкую подсечку и повалил Юрку на скамейку, придавив сверху коленом. – На чем уехала, придурок?!

– Не такси точно. – Юрка мотал головой, с которой давно слетела шапка, и все пытался сбросить с себя зайцевскую коленку. – Я подумал, что твоя тачка. Темный джип. Это не ты?!

– Нет! Нет, как видишь! – Леша изловчился, поднял Юркину шапку с земли, ударил того по лицу. – Урод!!! Довел жену! Она с первым встречным укатила в ночь.

– С каким встречным-то? – отозвался тот плаксиво и сел на скамейке, согнувшись, сунул руки в карманы куртки.

– А я знаю! – Зайцев сел рядом. Тоже съежился весь от пронизывающего ветра и ледяной крупы, сыпавшей с неба.

Они помолчали, сердито сопя и косясь друг на друга. Потом Зайцев неуверенно подергал плечами.

– Слушай, Юрец… А у нее никого, ты не знаешь? В том смысле…

– В том смысле, не наставляет ли она рога еще и тебе? – зло заржал Юрец и шлепнул себя по коленкам. – Ты же у нас следопыт-то! Я-то кто? Я всего лишь обманутый муж!

– Обманутый муж обманутой жены… – произнес Зайцев тихо, поднялся и неожиданно подал руку сопернику. – Ну, бывай, Юра.

Тот мгновение раздумывал, потом руку все же пожал, втиснув в одеревеневшую от холода Лешкину ладонь свои ледяные пальцы.

– Слышь, следопыт! – окликнул он Зайцева, когда тот уже шагал к ожидавшему его такси. – Ты это… Если она к тебе вернется, не обижай ее! Я не обижал…

Зайцев ничего не ответил, сел на заднее сиденье такси и поехал домой.

Вот и все…

Вот все и закончилось, колотилось в его висках с противным остервенением.

Он обманывал, его обманули. Люба ушла сразу от них обоих. Просто села в большую черную машину и уехала, никому ничего не сказав.

Нет, а, с другой стороны, что она могла сказать вот лично ему – Зайцеву? Леша, прими меня? А он готов принять ее? Готов делить с ней целые дни и ночи напролет вместо коротких часов свиданий урывками?

– Не знаю… – разлепил губы Леша раздосадованно.

– Что? – тут же встрепенулся таксист.

Поговорить тому очень хотелось, он несколько раз принимался, да Зайцев не отвечал, он и умолкал.

– Ничего, – откликнулся Леша и головой замотал. – Тяжко прожить одному сорок семь лет и потом вдруг на что-то решиться.

– В плане бабы, что ли? – с пониманием кивнул таксист. – Понимаю, тяжело. Но и одному погано, брат. Даже тявкнуть некому!

– Собаку заведи, – проворчал Зайцев едва слышно.

Но таксист услышал и рассмеялся, не обидевшись.

– Собака – это не то. Собака – она что дитя. За ней уход какой! А баба ухода не требует.

– А чего она требует-то?

Он отвернулся к окну, рассеянно наблюдая за проносившимися на скорости домами, яркими светящимися ветринами, людьми.

– Баба требует любви, брат. Больше ей, поверь, ничего не нужно. Даже деньги ей так не нужны, как эта сопливая любовь. – Таксист матерно выругался и успел воскликнуть прежде, чем затормозил возле Лешкиного подъезда: – А кто сможет-то им ее дать?! Чтобы каждый раз, как первый раз?..

Эти дурацкие слова таксиста застряли в голове, что та заноза.

Чтобы каждый раз, как в первый раз!

Сможет он так с Любочкой? Да, славно было им вместе, спору нет. Но всегда свидания кончались одним и тем же: кто-то из них да начинал торопиться. Она, понятное дело, спешила, чтобы не быть застуканной Юркой. Он…

А ведь он начинал тяготиться ее обществом часа через три, разве не так? И зевота странная одолевала. И на часы без конца смотрел, будто ее подталкивал – ну давай, давай, пошевеливайся, пора уже. И на следующий после встречи день не спешил ведь первый позвонить. Не потому, что обыгрывал принцип какой-то свой странный мужской, а потому что порой да и забывал о ней – о Любочке.

И вот сможет он при таком раскладе быть с ней каждый раз, как первый?

Нет. Не сможет.

Зайцев вошел в квартиру, включил свет в прихожей, швырнул куртку на вешалку, ключи на тумбочку, глянул на себя в зеркало и еще раз повторил уже более твердо и осознанно:

– Нет! Не смогу!

Тогда и нечего голову ей и себе морочить. И раз все так сложилось сегодня в ее жизни, то…

Звонок на домашний заставил его вздрогнуть и насторожиться.

А вдруг Люба?! Вдруг она пересиживает где-то у подруг свое скоропалительное решение уйти от мужа и теперь вот звонит ему, чтобы потребовать от него какого-то сигнала?

Но он не готов, блин!!! Он не хочет к ней, не хочет ее сюда, не хочет с ней так, чтобы навсегда, блин!!!

Зайцев покусал указательный палец, зависнув над телефонным аппаратом.

Брать трубку или нет? Ответить или нет на звонок? Это ведь может быть и дружище Каверин, по времени как раз должен был добраться домой. А могла быть и Любочка, хлюпающая носом. Она расплачется, он позовет. А дальше?!

– Да! – рявкнул Зайцев в трубку, сняв ее после десятого звонка, все это время он себя тихонько презирал за трусость и малодушие.

– Че орешь-то? – добродушно поинтересовался Каверин и шумно зевнул. – И где был? Я тебе уже третий раз звоню?

– Так это… Прогуливался и…

Врать смысла не было, и Зайцев покаялся. Причем покаялся во всем. И даже в том, что боится теперь Любочкиных звонков, потому что не знает, хочет он ее с такой же силой, как прежде, или нет?

– Ссышь, Заяц, что к тебе под крышу попросится? – заржал друг.

– А как не ссать-то, Анатолий? – Он тоже невольно рассмеялся, и страхи его показались вдруг какими-то надуманными и несущественными. – Сейчас в дверь позвонит, на грудь кинется, а мне что делать?

– Койку большую покупать. – Друг снова зевнул протяжно и тут же спросил: – Бесплатный совет хочешь?

– Ну!

– Гони ты эту девку от себя куда подальше.

– Че это?

– Не твоя она, друг Лешка. Не твоя.

– Да она теперь и ничья вроде, – неуверенно возразил Зайцев и облегченно выдохнул.

Толькина поддержка многого стоила. Он вообще-то здорово в жизни разбирался. И мастерски давал советы, выстреливая всегда десять из десяти.

– Я не про то, что баба эта от мужа удрала, Леха, – досадливо перебил его Каверин. – Я про то, что она так и будет всю жизнь свою бегать. То от него, то от тебя, то от тебя к нему и обратно. Знаю я категорию таких вот бабочек. Они до конца дней своих так и не могут разобраться, кто им конкретно нужен.

– Да она вроде с мужем-то из-за измены, – неохотно попытался заступиться за Любу Алексей. – Он кобелировал тут одно время знатно.

– И че? А ты не будешь, что ли? И ты со временем будешь, я же тебя знаю. Ты еще ого-го как будешь! Нет, брат… – Толик вздохнул и цыкнул на кого-то беззлобно, приказав не вылезать из-под одеяла. – Измена – это не повод для развода. Ты же не хуже меня знаешь, чего я тебя учу-то, господи! Не твоя это женщина, Леха. Не твоя. Ей рука властная нужна, чтобы за хвост прочно держала. А тебе оно надо: возиться с ней? У тебя терпения не хватит, друг!

– Может, и так. Может, ты и прав.

Леша прыгнул с телефонной трубкой на диван, закинув ноги на спинку, уложил голову на подлокотник. Задумчиво обвел взглядом комнату – стильную, модную, просторную… для одного. Второму человеку тут явно нет места.

– Я всегда прав, – авторитетно заявил Каверин и тут же без переходов перебросился на интересующую Зайцева с недавнего времени тему. – И я тысячу раз прав, утверждая, что с двумя этими самоубийствами что-то нечисто.

– А где утверждаешь-то? На самом высоком уровне?

Взгляд Алексея зацепился за одежный шкаф, упирающийся верхом в потолок и занимающий большую часть угла возле балконной двери. Там ведь тоже полок на него лишь одного. Ну куда там Любочкины вещи вмещать? А Юрка сказал, что у нее вещей два чемодана и большущая сумка.

Не-ет, ну нет же!

– Какой высокий уровень, дружище, о чем ты? – с горечью воскликнул Каверин и снова цыкнул на кого-то.

– На кого ты там все шикаешь? – не выдержал Зайцев, прекрасно зная, что друг его после развода с женой живет один.

– На кошку, Леша, на кошку. Подобрал тут на днях, чтобы одинокую старость скрасить, – поспешно ответил Каверин и снова заныл: – Кому я мог доложить о своих подозрениях, вот скажи?! Ты что, забыл, как работал?! Удавились бабы, и хрен с ними! Кто позволит дело завести? Конец года! Кому нужны такие косяки?! Это я так, по-свойски, с тобой!

– Но ты вот точно уверен, что с тетками что-то не так?

Зайцев вдруг нервно дернул головой, почудилось, что во входную дверь кто-то тихонечко скребется. Может, показалось, а может, и нет? Спустить ноги с дивана и пойти посмотреть ему было жутковато. Откроет, а там зареванная Любочка с чемоданами.

Что делать тогда?! Что решать?! И прогнать не прогонишь. И принять на ночь чревато. Останется на всю жизнь, а?

– С тетками явно что-то не так. Я в плане головы, – хмыкнул Каверин. – Следов насилия на них нет, это сто процентов, я сам досматривал. Если им помогли уйти из жизни, значит, поняли, что почва благодатна… Нас ведь с тобой в петлю не сунешь запросто так. Так?

– А снотворное забыл? Что, если дамам подсыпали снотворного, а потом аккуратненько в петельку и препроводили? А? Как тебе?

– Именно так и мне, друг Леха, – вздохнул Каверин и зашептал, зашептал что-то, будто бы снова на кошку. – Именно так я и думаю. И мотив будто бы имеется для их устранения: чтобы не мутили бабы воду и не трясли обличительными документами перед порогом прокуратуры. Но!

– Что – но?

– Они ведь и не трясли!

– Документами?

– Ну! Бабуся еще ходила ко мне какое-то время со слезами, а потом ходить перестала. Махнула, так сказать, рукой. Доказать, говорит, у меня ни жизни, ни денег не хватит. А девка-то молодая и вовсе никуда не совалась. Запила, по слухам, с горя, и все. Да ей и отчим не позволил бы с жалобами мотаться. Он же знал, кому дите то досталось.

– Хочешь сказать, что они никому не мешали и не сворачивали кровь? А че тогда?

Тут Каверин снова шепнул что-то милое своей кошке, и Зайцев обеспокоенно приподнялся на локте.

Называть кошку лапуней?! Что-то здесь не то…

Да не может быть! С женщиной он! Чего врать-то? И тут же легкая обида кольнула сердце. Ему Любочку отсоветовал, а сам? Сам что-то затеял?

– Че тогда-то… – Каверин ненадолго задумался. – А не знаю, брат. Тут еще такое дело…

– Какое?

– Бабуся эта была у меня дня за три-четыре до своей кончины и приставала со странными опасениями.

В этом месте Толик утробно хохотнул и звонко щелкнул ладонью обо что-то. И Леша теперь уже точно был уверен: друг про кошку чушь сморозил. Просто не хочет раньше времени языком молоть. Или в присутствии дамы не хочет ее обсуждать. Или у него в гостях снова та самая соседка с верхнего этажа, над которой однажды Зайцев имел неосторожность посмеяться.

Нет, ну а как не смеяться, если она старше Толика лет на десять. Если ему сорок с лишним лет, то ей – считайте! Соседка всю жизнь почту разносила в их районе, руки сумками оттянула чуть не до колен, пятки растоптала до копыт телячьих. Представляете, как выглядит?!

Он и сказал о своих соображениях Толику, а тот обиделся и не звонил потом почти месяц.

– Какими опасениями, Толик? – поторопил Зайцев, которому снова почудилось, что в его входную дверь кто-то скребется.

– Бабусе казалось, что за ней кто-то следит. Будто видит она одного и того же человека в разных местах. Будто ходит он за ней.

– Паранойя?

– Скорее всего, Леш, а там, кто знает. С сестренкой бы поговорить этой, как ее… О, вспомнил, Светлана Свиридова. С ней бы поговорить, поспрашивать, не было ничего такого же замечено у них с погибшей сестрой? Да мне разве позволят!

У Зайцева аж дух перехватило от прорезавшегося женского голоса из Толькиной трубке. Это точно не кошка позвала его по имени. Капризно, в то же время нежно. И это точно не была соседка с верхнего этажа. У той голос был, как лязг крышки мусоропровода. Нет, это был молодой женский голос.

Ишь ты! Старый пес! Его отговаривает, а сам…

– Хочешь сказать, что мне до этого есть дело? – прервал он стремительный полет своих подозрений в адрес друга вопросом в лоб. И задал он его неприятным скрипучим голосом, что, конечно же, было из-за молодого женского присутствия, обнаружившегося в жизни Толика. – Хочешь сказать, что мне нужно поговорить с этой сестренкой? Как ее – Светка? А зачем? А за сколько, Толик? Кто заплатит мне за мой интерес?

– О-о-о, погнал, блин! – протянул Толик с обидой. – Деньги весь азарт, весь профессиональный интерес в тебе вытравили. Ладно, забудь и забей, друг! Помер Никодим, а и хрен с ним…

И Толик трубку бросил.

Какое-то время Зайцев еще полежал, постукивая антенной от телефонной трубки себе по щеке. Потом со вздохом поднялся, трубку вернул на аппарат, проверил мобильный – не было никаких пропущенных вызовов и непрочтенных сообщений. И пошел в прихожую. Встал у двери, прислушался, уперев руки в бока.

Нет, что хочешь делай, кто-то под его дверью сидит.

И прямо тут же Любочка пригрезилась. Сгорбившаяся, заплаканная, усевшаяся на чемодан со своими вещами и не знающая, как войти в эту дверь теперь уже в другом качестве. А и пускай, что ли, входит, вдруг решил с озорством Зайцев, потянувшись к замку. Сюда проскочит, а там как хочет!