Глава 3

– Как дела, дорогая? – Макс откинулся на диванную подушку, вывернув под немыслимым углом шею, и внимательно разглядывал заплаканное лицо своей супруги. – Та-а-ак… Ты опять была у этой сумасшедшей!

– Она не сумасшедшая, – слабо запротестовала Милочка, на ходу снимая обувь и усаживаясь в кресло. – Она просто устала…

– От кого? – иронично поднял он бровь. – От самой себя? Или от собственных бредней заядлой феминистки?

– Она феминистка?! – Против воли Милочка заулыбалась. – Ты просто плохо знаешь Ксюшу, раз считаешь ее таковой. Мужчины всегда были ее жизнью. Ее страстью, если хочешь. Не успевала она освободиться от одного, как тут же в поле зрения появлялся другой. Причем намного лучше предыдущего…

– Вот, вот! – поднял Макс вверх указательный палец. – Это-то ее и сгубило! Она закопалась в мужиках. Перестала отличать в них хорошее от плохого. А пережив потрясение, заклеймила всех разом. Разве я не прав? Ведь наверняка меня опять мерзавцем обзывала. Говорила, что моя благотворительность – это не результат сочувственного отношения к ее несчастной судьбе, а что-то гадкое и расчетливое…

Милочка опустила головку и с облегчением вздохнула. Множество вопросов, вызванных откровениями подруги, сверлили ее мозг, пока она добиралась домой. Ведь кое-что из того, о чем поведала ей Ксюша, стало для нее неожиданностью. Но Максик, ее любимый милый Максик, сам завел разговор об этом. Быстренько уничтожив все ее сомнения на свой счет.

– Теперь ты понимаешь? – Он внимательно посмотрел ей в глаза. – Как-то мне надо было ее пробудить! Если ваши слезы и уговоры на нее не действовали, то я решил сделать ставку на ее злобу. Как видишь, угрожая, мне удалось ее немного встряхнуть…

– Максик, – восторженно выдохнула Милочка, сложив ладошки у груди. – Ты прелесть! Я так люблю тебя!

Макс скатился с дивана и уже через мгновение покрывал колени супруги торопливыми, жадными поцелуями. Закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, Милочка задыхалась от восторга.

Боже мой! Они почти два года вместе, два долгих года, но до сих пор она не может спокойно реагировать на его ласки. Всякий раз, как он дотрагивался до нее, Мила забывала о мелких недоразумениях, порой возникающих между ними, о бессонных ночах, проведенных в ожидании мужа. И еще много о чем, чего другому она бы никогда не простила.

– Милая… Милая… Какая ты нежная… – жарко шептал он ей, подхватывая на руки и унося в спальню. – Забудь обо всем. Только ты и я…

Когда спустя полчаса Максим поднялся с помятых простыней, она совсем забыла, о чем же еще хотела его спросить. Разомлев от пьянящего восторга, Милочка изо всех сил моргала слипающимися глазами и пыталась сосредоточиться на чем-то очень важном. На чем-то таком, о чем ей непременно нужно было узнать. Но мысли отчаянно путались, переплетаясь с запретно-сладостными, и она, тяжело вздохнув, решила отложить все это на потом.

– Максик, – еле слышно произнесла она, сладко потянувшись, – ты опять уходишь?

– Да, малыш. – Он озабоченно повертел головой в поисках недостающей детали туалета. – Где мой второй носок? Ты не видела?

– Боже мой, какой носок? О чем ты?.. – Она зевнула, прикрыла глаза и уже в полудреме пробормотала: – Я снова одна… Ты опять меня оставляешь…

Глава 4

В воскресенье торговля шла на редкость удачно. Обслуживая очередного покупателя, Ксюша с радостью поглядывала на тающую гору арбузов, подсчитывая про себя дневную выручку – ее работодатель должен остаться доволен.

Но вопреки ожиданиям, Толик с ней даже не поздоровался. Подкатив на грузовой «Газели», он хмуро смерил ликующую Ксению взглядом и коротко приказал:

– Сворачивайся…

– Чего это вдруг? – опешила она не столько от странности приказания, сколько от нелюбезности, явно прозвучавшей в его тоне. – Пять арбузов же всего осталось, я их сейчас за двадцать минут определю. Сегодня за городом фестиваль, вот и скупают их по дороге туда.

– Я сказал, сворачивайся, – процедил он и со злостью принялся кидать непроданный товар в кузов.

Ксюшу это взбесило.

Подумаешь, раскомандовался! Кто он ей вообще? Друг, брат, сват? Вот возьмет сейчас пошлет его куда подальше и отправится домой. И пускай потом Макс рычит на нее и Милка слезу пускает, ей все равно.

Но проявлять свой норов ей не пришлось. Толик ее опередил, захлопнув перед носом дверь кабины.

– Чего это? Даже не подвезешь? – попыталась она улыбнуться, хотя раздражение начало передавливать через край.

– Дойдешь, – хищно оскалился тот и напоследок добавил: – Ты у меня больше не работаешь.

– Чего?! – Ксюша, быстро среагировав, ухватилась за проем опущенного стекла и вскочила на подножку. – Чего ты сказал?!

– Пошла вон, паскуда, – выразительно коверкая русские слова, ответил он. – Пошла, а то кишки на колеса намотаю. Ну!!!

– Ах ты, морда абхазская, – тихо и мягко начала Ксюша. – Ты что же думаешь? Если я твоим товаром торгую, то позволю тебе разговаривать со мной в подобном тоне?

– Что?! – Толик побагровел и повернул ключ в замке зажигания.

– Я же тебе, жертва ты обстоятельств, деньги зарабатываю. Тебе, а не кому-нибудь… – Она почти ласково улыбнулась ему. – Кто же дал тебе право, урод ты черномазый, поступать со мной таким образом?

– Каким? – все же поинтересовался он, соизволив повернуть пунцовую физиономию в ее сторону.

– А таким, что в морду тебе хочется плюнуть…

Ксюша не была бы сама собой, если бы не сотворила того, чего ей отчаянно хотелось. И лишь удостоверившись, что ее плевок достиг желаемой цели, она соскочила с подножки.

– А теперь езжай, мой дорогой, – ловко копируя его акцент, разрешила она и помахала ручкой. – Всего тебе хорошего…

– Мы еще встретимся, – пообещал ей Толик и погрозил крепко сжатым кулаком. – И ни один твой приятель-алкаш тебе не поможет…

Плохо расслышав его последние слова из-за шума работающего двигателя «Газели» и рева пролетающих по автостраде автомобилей, Ксюша послала ему вслед воздушный поцелуй, сопроводив его неприличным напутствием. И пускай Толик ничего на слышал, пускай она осталась по его милости без работы, удивительное ощущение освобождения вдруг снизошло на ее покореженную жизнью душу, и впервые за два года она счастливо рассмеялась.

– Что, красавица, может, подвезти?

Проезжавший мимо грузовичок, сработанный в Стране восходящего солнца, остановился рядом с ней, и из окна на нее выдвинулся козырек огромной кепки-аэродрома.

– Определенно я сегодня пользуюсь популярностью у представителей южных народностей, – вполголоса буркнула себе под нос Ксюша и, поубавив веселости, обреченно махнула рукой: – Ну что же, вези. Не шлепать же мне пешком…

Гиви, не в пример своим соплеменникам, оказался на редкость молчаливым. Всю дорогу до ее дома он напевал себе что-то в пышные смоляные усы и почти не обращал на нее внимания. Ксению его поведение нисколько не беспокоило. Более того, она была ему очень благодарна за то, что он избавил ее от дурацких комплиментов, высказанных сочным речитативом, и многозначительных взглядов, медленно ползущих по ее фигуре. К слову сказать, не очень-то обремененной одеждой. За все время пути рот он разомкнул лишь дважды – знакомясь с ней и прощаясь.

– Спасибо тебе, – поблагодарила она, убирая деньги, которые он отверг, скользнув по ним презрительным взглядом. – Всего доброго…

Ксения двинулась к своему подъезду, вскинув плетеную сумку на плечо. Но не успела она преодолеть и половину пути, как Гиви окликнул ее.

– Я что тебе хотел сказать… – Выйдя из машины, он подошел к ней. – Этот Толик… Тот, что отъехал от тебя… Он твой хозяин?

– Был, – беспечно улыбнулась Ксюша и тряхнула головой. – Получила расчет только что. И ты знаешь, нисколько не огорчаюсь.

– Да? – вроде бы удивился Гиви. Помолчал немного, словно собираясь с мыслями, и, решившись, осторожно произнес: – Ты поостерегись его. Он нехороший человек.

Зная природную тягу их нации к преувеличению, Ксения постаралась сделать серьезное лицо и согласно закивала.

– Не веришь мне. – Гиви прищелкнул языком, добавив что-то на грузинском: – Он никогда никого просто так не рассчитывал. Что-то за этим кроется. Тут слух прошел…

– То есть? – сумел он все же пробудить ее интерес.

– Какой-то бич начал копать не под того, кого надо, и Толяну велели тебя поприжать. – Гиви отчаянно подбирал слова, словно опасался ее обидеть.

– А-а-а при чем здесь я и какой-то бич?! – не удержалась она от восклицания, перебивая его.

– Так этот самый бич вроде как твой посланник, – развел руками Гиви и, потрепав ее по плечу, закончил: – Ты живи как знаешь, но я тебя предупредил…

Он сел в свой грузовичок и укатил, оставив обескураженную Ксению жариться под полуденным зноем. Она молча смотрела, как пыль, поднятая колесами его автомобиля, вновь занимает свое место под солнцем. Как прыгают с ветки на ветку бестолковые воробьи и лениво зевает безымянный пес, развалившийся под скамейкой. Но сдвинуться с места не могла.

Это что же получается? Перекинулась с Володей, с этим неудачником и, кажется, несостоявшимся актеришкой, парой ничего не значащих слов, и он тут же возомнил себя ее духовным отцом? Или, быть может, карающей рукой возмездия?

– Ах ты, мать твою! – произнесла Ксюша еле слышно и сорвалась с места.

Она покажет ему сейчас, как совать нос не в свое дело! Она сейчас выдаст ему по полной программе. Ишь ты, мститель народный! Да какой, к черту, мститель! Заработать мужик захотел, только и всего. Куш сорвать в виде благодарности с ее стороны за несправедливо попранное…

Распаляя себя подобным образом, Ксюша влетела в квартиру и, в два прыжка преодолев коридор, шарахнула пинком в Володину дверь. Та завибрировала, заиграла на полуоторванных петлях и хлипком замке, но устояла. Не успокоившись, не получив отзыва из комнаты, Ксения повторила свою попытку.

– Открывай, мать твою! – рявкнула она и для убедительности еще раз пнула дверь ногой.

Кто и что может устоять перед охваченной яростью женщиной? А если она еще мечет молнии из округлившихся карих глаз да часто вздымает высокую грудь, норовящую выпрыгнуть из низкого выреза футболки, то тут пиши – пропало! Не выдержала такого натиска и хилая Володина дверь. Она испуганно распахнулась, впуская разгоряченную соседку, и жалобно заверещала на ржавых петлях, раскачиваясь взад-вперед.

Немного поубавив неистовства, так тщательно разжигаемого в себе, Ксения шагнула в комнату и огляделась.

Колченогий стол у окна. Тумбочка довоенных времен в углу, служащая шкафом и комодом одновременно. У стены, соседствующей с кухней, койка с панцирной сеткой, накрытая непонятного вида тряпьем. И газеты… Уйма газет. Ими был покрыт весь пол. Залеплены грязные стекла окна. Они укрывали стол и тумбочку. И даже на кровати Ксюша разглядела несколько пожелтевших экземпляров. Но самого Володи, нахального хозяина всего этого нелепейшего скарба, не было.

Пожалев о своей горячности, обернувшейся для соседа выломанной дверью, Ксюша прошла в общую кухню и оседлала общаковую табуретку.

Стояла та в самом центре, окрас имела неопределенный, но прочностью обладала удивительной. Старожилы поговаривали, что она выдюжила не одно поколение проживавших в этой коммуналке. Неоднократно опускалась на чью-нибудь шальную голову, не раз была сметена чьими-нибудь торопливыми шагами. И что самое интересное – не ломалась. Краска с годами облуплялась, обнажая предыдущий слой, но вот дерево не поддавалось ни баталиям, ни бурным вечеринкам. С годами сей предмет столярного искусства стал культовым. В дни уборок дежуривший по кухне любовно вытирал ее влажной тряпочкой и устанавливал в самый центр.

Там-то сейчас и восседала Ксения, исподлобья поглядывая на сгрудившихся у газовых плит женщин.

– Ну! И где эта скотина? – без всякого вступления начала она, решив, что те наверняка слышала ее гневные выпады у Володиной двери и сейчас лишь разыгрывают дешевый спектакль, прикидываясь непонимающими. – Когда в последний раз вы его видели?

Первой откликнулась обладательница седых буклей. Она повернулась к ней от кастрюли с овсянкой и, выдавив подобие улыбки, пропела:

– Оксаночка, а мы и не слышали, как вы вошли!

Эту гнусную ложь Ксюша решила оставить без внимания, поскольку не услышать ее криков мог разве что глухой. Ну что же! Раз нравится им это представление, почему бы не подыграть?

– Да, – елейно улыбнулась она в ответ, приглушая зубовный скрежет до минимума. – Это я. И я вошла. И даже более того – я села. И сейчас продолжаю сидеть вот на этой самой чертовой табуретке и смотреть на ваше притворство…

Следует отметить, что среди соседей вторым человеком после Володи, которого побаивались, чурались и при случае старались обойти стороной, была сама Ксения. Мотивы были самые разные. Кому-то не нравилось, что она курит. Кого-то раздражало, что на ее столе частенько появлялась курятина, колбаса, а порой и буженинка, в то время как они жевали макароны с пережаренным луком. А некоторых из тех, кто сейчас упорно игнорировал ее появление, бесило то, как их одинокая соседка одевается.

Нет, ну как, например, может понравиться ее утренний наряд? Тюрбан вокруг вымытых волос, сари из большого полотенца вокруг тела, которое не скрывало, а, наоборот, подчеркивало все прелести ее фигуры. Или эти нелепые белые джинсы. Это же все, что угодно, но только не верхняя одежда! Но попробуй объясни это мужьям, которые лишь переглядывались между собой, провожая ее восторженными вздохами.

– А что ты, собственно, хочешь от нас? – Ее тезка, приехавшая откуда-то с Украины и имевшая весьма склочный характер, все-таки повернулась и исподлобья уставилась на нее.

– Гляди, еще одна меня заметила, – саркастически усмехнулась Ксюша. – Я спросила, где этот змей подколодный? Этот любимец здешней публики, то бишь Володя?..

– А мы что – за ним следить обязаны, раз он тебе нужен? – не сдавалась хохлушка.

Очевидно, сегодняшнее утро не прошло бесследно ни для нее, ни для ее муженька, неосторожно заглянувшего в ванную, где Ксюша принимала душ, забыв запереться. Бедный так и застыл у порога. И если бы не его вездесущая супруга, утащившая его тотчас за волосы, то у парня наверняка случился бы сердечный приступ.

Ревность ее сейчас была настолько очевидна, что Ксения решила оставить бедную Оксану в покое. Но вот третьей даме ей очень хотелось досадить. И раз сейчас представился прекрасный случай, то почему бы им не воспользоваться…

– Нинуля, – тихо, но внятно начала Ксюша, вытягивая шею в сторону молчаливо стоящей у газовой плиты блондинки. – Подними на меня свои славные очи.

Молодая женщина втянула голову в плечи и упорно не поворачивалась, продолжая помешивать что-то на сковороде. Свой молчаливый протест она выражала поскребыванием ложки о поверхность посудины. Да так, что у Ксюши сводило зубы. В другой раз она, может быть, и стерпела бы это, но не сейчас, когда она уже завелась и не в силах была остановиться.

– Нинуля, да полно тебе алюминий соскребать, – попеняла она ей и, встав, медленно пошла по направлению к соседке. – Сдать ты его все равно не сможешь – слишком мало. А ну как в продукт питания попадет, что тогда делать будешь?

Нина повернулась к Ксении и с вызовом посмотрела прямо в ее злые черные глаза.

– Чего ты хочешь от меня, торговка?

Ну и что после этого должна была сделать Ксюша? Конечно, ответить достойно! Что она и исполнила…

Когда через двадцать минут в кухню заглянул Ниночкин муж, то обнаружил свою супругу потирающей покрасневшую щеку и мелко вздрагивающей от еле сдерживаемых рыданий.

– Что здесь происходит? – обвел он взглядом нахохлившихся женщин. – Нин, ты опять?

– Что я?! – взвизгнула та. – Опять я виновата, да?!

Она заголосила и кинулась мимо него бегом к себе в комнату. Супруг недоуменно пожал плечами и, бросив на Ксюшу виноватый взгляд, счел за благо удалиться следом.

– Напрасно вы так, Оксаночка, – мягко попеняла ей седовласая дама. – Пусть она вас ненавидит, пусть даже не пытается этого скрыть, но вы-то умная женщина…

– Возможно, – вяло пожала Ксюша плечами. – Но мои умственные способности не дают никому права…

Жуткая усталость вдруг накатила на нее, сделав все эти разборки с соседями до нелепости ненужными и бесполезными. Стоило ли колыхать воздух ради того, чтобы поставить на место не в меру зарвавшуюся Ниночку? Ну возомнила та себя бог весть кем, работая референтом в захудалой фирмочке по продаже цветных телевизоров, ей-то с этого что? Ну шипит ей постоянно вслед всякие мерзости, так ей-то от этого ни жарко ни холодно. Вот ведь завелась непонятно с чего! Лишь головную боль себе нажила…

– Оксаночка, – вновь обратилась к ней ее пожилая соседка. – С вами все в порядке?

– Почти, – криво усмехнулась Ксюша и развернулась к выходу. – Владимира, значит, никто не видел…

– Пропал он, – тихонько шепнула та ей в спину. – Вчера еще его искали… Трое приходили. Он на работу не вышел.

– Да? – Ксюша тормознула у самого порога кухни. – И с чего вы решили, что он пропал? Может, загулял где-нибудь?

– Да что вы, милая! – всплеснула соседка сухонькими ручками. – Он же постоянно здесь дислоцировался. Или вы не знали? Если он пьет, то из дома ни на шаг! А он не пил…

– То есть?

– Два дня до того, как ему исчезнуть, он сидел вот на этой самой табуретке и вел со мной преприятнейшую беседу. Трезв был, опрятен. И вы знаете, на редкость обаятелен. Никогда бы не подумала, что такое возможно…

Чувствуя, как холодеет у нее внутри, Ксюша медленно повернулась и вопросительно уставилась на соседку. Если та ничего не путала, не преувеличивала и не пыталась ввести ее в заблуждение, то Владимир влез туда, куда ему и коситься-то было запрещено. Зная не понаслышке о крутых мерах безопасности, предпринимаемых большими парнями, Ксюша могла предположить лишь самое страшное.

Как показали события следующего дня, опасения ее были обоснованными…