Удар в спину пришелся как раз в ту минуту, когда Влада пыталась выстучать из узкой бутылочки кетчуп на кусок мяса. Уставши ждать мужа к ужину, она проголодалась. Во время обеда в столовой реабилитационного центра она почти ничего не съела. И голод ближе к вечеру принялся донимать, да с такой силой, что разболелся желудок. Ужинать без Игоря Андреевича она не имела права. Она должна была ждать его, все равно когда он вернется. Сегодня он что-то задерживался, забыв предупредить по телефону. А голод донимал. Вот и решила сделать себе бутерброд. Отрезала огромный ломоть черного хлеба со злаками, она любила именно такой. Потом положила на хлеб лист салата, дольки маринованного огурца. Сверху все это добро придавила куском вареного мяса и только собралась полить все кетчупом, как в спину ее ударили.
– Так тяжело дождаться мужа со службы и поужинать вместе с ним?!
Игорь Андреевич сграбастал ее затылок в охапку, больно сдавил и, выбив у нее из рук бутылочку с кетчупом, потащил из кухни в столовую. Швырнул ее там на диван и тут же без лишних слов принялся расстегивать ремень на брюках.
Влада сжалась. Сейчас должно было состояться что-то одно из двух. Либо он станет ее иметь прямо здесь в столовой на узком неудобном диване, либо примется стегать ее ремнем. В воспитательных целях, так сказать.
Удивительно, но наказания не последовало. Игорь Андреевич просто стащил с себя штаны. Бросил их ей в лицо и коротко приказал принести домашние брюки с футболкой. Пиджак, рубашку, галстук он тоже снял, оставшись сидеть за столом в одних трусах и носках.
Был он на удивление задумчив сегодня и почти не обращал на нее внимания. Что удивляло и радовало одновременно. Прежде непременно отходил бы ее ремнем за дурацкий бутерброд, за то, что сутулилась, делая его, что ходила по дому в спортивном костюме, а не в юбке с блузкой, как он требовал.
– Что это с ним? – шепнула ей в коридоре перед кухней Татьяна, сноровисто повязывая передник, собираясь накрывать на стол к ужину. – Тихий какой-то сегодня. Задумчивый.
– Не знаю, – пожала Влада плечами и бегом помчалась наверх в супружескую спальню.
Там у Игоря Андреевича имелся встроенный шкаф, размером с комнату, в которой проживала в общежитии ее бабушка. Все было развешано, расставлено в строгом порядке, по сезонной принадлежности, по стилю. Упаси господь что перепутать!
Влада быстро повесила костюм на вешалку. Рубашку отправила в корзину для грязного белья, Татьяна потом заберет. Достала со специальной полки тонкие мягкие джинсы специально для дома, футболку и, забыв переодеться, помчалась к мужу в столовую.
– Вот, возьмите, пожалуйста. – Влада протянула мужу одежду, привычно называя его на «вы».
Сколько она ни старалась, перешагнуть этот барьер так и не смогла. Правильнее – не успела. Только начала было привыкать к мужу после шумной скорой свадьбы, как началось такое…
– Почему ты снова бродишь по дому в штанах, Владимира? – Пушистые ресницы мужа почти сомкнулись, когда он пристально глянул в ее сторону. – Ты же знаешь, что я этого не люблю, и все равно надеваешь это дерьмо. Назло?
– Нет, нет, что вы! – Она попятилась, судорожно сглотнув. – Я просто забыла!
– Забыла?!
Его ресницы молниеносно взлетели вверх. И Владу привычно обдало ледяной свежестью от взгляда его светло-голубых глаз. В них и голубизны-то почти не было, в этих глазах. Что-то прозрачное всегда сквозило в них, светлое, мерзлое, будто скованное коркой льда.
– Сядь сюда, будем говорить. – Игорь Андреевич с силой опустил тяжелый кулак на диван рядом с собой. – Сядь, мерзавка!
Нет, кажется, она рано радовалась. Избежать привычных тумаков ей сегодня не удастся. И хорошо еще, если эти удары будут не по лицу. Хорошо, если он просто стукнет ее по спине, коленкам и плечам, монотонно перечисляя ей пункты правил внутреннего распорядка, раз и навсегда заведенного в этом доме.
А если двинет по зубам! Губы распухнут к утру, а она хотела завтра снова пойти в центр для женщин, а оттуда завернуть к любимому дому за невысоким забором. Что делать, что делать?
Если рот распухнет, будет беда. Синяк под глазом можно прикрыть солнцезащитными очками, а вот рот платочком не прикроешь. Неудобно как-то ехать в переполненном автобусе, прижимая носовой платок к губам. Наглядно сразу как-то, стыдно.
– Ну! Рассказывай, Владимира!
Рука Игоря Андреевича, породистая, с красивыми пальцами, которые она когда-то давным-давно с обожанием целовала, легла ей на ногу выше колена.
– Что рассказывать? – пробормотала она, напрягаясь.
Удар мог последовать в любую минуту. Даже тогда, когда она совсем этого не ожидала. Игорь Андреевич мог улыбаться, говорить ей приятные вещи и через мгновение мог щелкнуть ее по лицу, сочтя, что она смотрит пустыми глупыми коровьими глазами на него и совсем не понимает, о чем он с ней говорит.
– Чем занималась сегодня? Куда ходила? – Его пальцы вкрадчиво полезли выше, слегка поглаживая нежный бархат ее спортивных штанов. – Скучала по мне, милая?
Почему он спросил?! Почему именно сегодня?! Почему спросил, куда она ходила? Он же знает, что, кроме местного супермаркета, она никуда не ходит. А вдруг!..
Влада похолодела.
Вдруг ее кто-то видел возле центра?! Или директриса состоит в дружеских отношениях с ее всеми уважаемым супругом и…
Или не с ним, а с кем-то из их общих знакомых? Могла она проговориться или нет? Могла или нет?! Уверяла ее в полной конфиденциальности, говорила, что никто не узнает про ее визит. Тем более муж, но…
Но фамилия Черешнева Игоря Андреевича в их городе постоянно на слуху. Она мелькает на страницах местной прессы. В светской хронике ее благоверному часто посвящают целые колонки. Не знать его в городе мог только ленивый. А Анна Ивановна по роду своей деятельности постоянно должна была толкаться в мэрии, что-то выпрашивать там, подписывать. И не столкнуться там с Черешневым Игорем Андреевичем или с упоминанием о нем было достаточно сложно.
Неужели директриса ее выдала, предала, взяла и рассказала про ее визит в их центр?!
– Эй, ты чего задумалась, Владимира? – Холодные пальцы мужа, забравшись под резинку штанов, не больно совсем ущипнули ее за бок. – Ты чего замерла, милая?
– Я… Я не знаю, что нужно говорить, – вдруг ляпнула она, сама испугавшись своей смелости.
Откуда-то из сегодняшнего минувшего полудня вдруг выплыли насмешливые и понимающие глаза женщины Марины, и зазвучал в ушах ее ломкий, грубоватый голос, задающийся вопросом о терпении.
А ведь и правда! Когда же все это закончится? Как долго она будет терпеть? Она – Черешнева Владимира, двадцати восьми лет от роду, не дура и не уродина, с неоконченным высшим образованием, с двумя сломанными мужем ребрами, с сотрясением мозга, полученным от него же, и бессчетным количеством синяков, не успевающих сползать с ее привлекательного лица.
Как долго все это будет продолжаться?! До того момента, что ли, пока он не сломает себе шею в авто– или авиакатастрофе? Себе или ей?! Так этого может и не случиться никогда! А ежедневные побои все будут и будут наноситься им с ленивой методичностью…
– О как! Что значит не знаешь?! – Игорь Андреевич был озадачен неожиданным ответом всегда покорной жены. – Ты не знаешь, где была сегодня днем? И не знаешь, скучала ли по мне? А у кого спросить нужно? У Таньки, что ли? Эй, Танька!
Он резво повернулся в сторону широкой арки, отделяющей кухню от столовой. Повернулся, позабыв одеться. Домашние джинсы и футболка так и лежали, перекинутые через его колени. Вытянул правую руку и призывно пощелкал пальцами, снова громко позвав:
– Татьяна, иди-ка сюда!
Татьяну Игорь Андреевич никогда не оскорблял и не обижал. Мог наказать материально. Мог шлепнуть чуть ниже поясницы. Мог начать шептать той что-то на ухо, от чего Татьяна заливалась пунцовым румянцем и хихикала совершенно по-глупому. Но того, что он позволял себе со своей женой, он не позволял себе больше ни с кем.
– Да. Игорь Андреевич.
Татьяна, еще достаточно свеженькая и ладная женщина сорока лет, выглянула из арочного проема и вопросительно вскинула брови.
– Ты мне не подскажешь, где была сегодня моя жена? Да, и еще! Ты не знаешь, скучала ли она по мне, нет?
Татьяна ничего не стала отвечать, поняв по обычной бледности Влады, что начинается ежевечерняя экзекуция.
Ответа и не требовалось. Игорю Андреевичу просто нужна была прелюдия. Все равно какая. Пусть даже с привлечением домашней прислуги или комнатных растений, но нужна. Лишить себя подобного удовольствия после длинного напряженного дня, заполненного набившей оскомину вежливостью, он не мог.
– Я не знаю, что вам следует отвечать, чтобы не вызвать ваше недовольство, Игорь Андреевич, – скороговоркой выпалила Влада и еле удержалась, чтобы не зажмуриться. – Да, я выходила из дома, чтобы прогуляться по городу. Да, я бродила и думала. Бродила и думала…
– Ты можешь думать? – перебил он вдруг ее неестественным для себя тихим, будто могильным каким-то голосом. – Скажите, пожалуйста! Моя пустоголовая молоденькая женушка может думать. И о чем ты думала, красотка? Уж не обо мне ли?
– О вас! – Она, осмелев, повернулась к нему. – Я только и делаю, что все время думаю о вас, Игорь Андреевич!
– Да? Интересно-интересно, – супруг был явно озадачен ее неожиданной длинной речью. – И что ты обо мне думаешь, дорогуша?
– Мои мысли только об одном.
Она попыталась сглотнуть снова, собираясь ответить ему правду и только правду, но язык лишь царапнул по сухому небу, а в горле стало сухо-сухо и горячо еще.
Она впервые за пять лет брака начала говорить с ним. Впервые об этом! Разговоров и прежде было много, но не таких, как этот. Этот был необычен уже тем, что она вдруг перестала его бояться как бы вовсе. Нет, бояться-то она его боялась, просто сейчас решила не показывать своего испуга. Смотреть в глаза, дотрагиваться до него руками, не все же ему. И постараться сделать так, чтобы он ее услышал, наконец.
– И? – Игорь Андреевич неожиданно отвел свои будто замороженные глаза. – Я что, так и буду из тебя по слову тащить, Владимира? Говори, наконец! Если снова станешь говорить о разводе, получишь… Ты знаешь, что ты получишь! Ничего! И пакет интересных снимков в придачу!
– Я не о разводе. – Влада мотнула головой и, хотя ей этого совершенно не хотелось делать, погладила мужа по щеке подрагивающей ладонью. – Я все думаю и думаю, что такого я сделала вам, что вы меня так ненавидите!
– Я?! Ненавижу?! Да ты дура совершенная, раз такое говоришь! – забубнил он, отшвырнув ее руку от своего лица, и совершенно неожиданно начал отползать от нее по дивану в противоположную сторону. – Я все для нее. Одеваю, как куклу. Вешаю на нее драгоценности. Не работаешь. Жрешь что захочешь. И я ее ненавижу! С чего ты взяла?!
– Вы бьете меня, Игорь Андреевич. – Влада со вздохом отвернулась.
– И что? Не бью, во-первых, а воспитываю! Это большая разница. Ты вот скажи мне, Владимира, разве я ударил тебя хоть раз без видимой причины? Нет!
– Это плохо. Это… – Она совсем не слушала его, странной безрассудной силой ее подбросило с дивана, и слова, сумасбродные, дерзкие слова начали вырываться наружу, когда она устремилась прочь из столовой. – Это больно, наконец! Вы истязаете меня, за что?! За то, что я красива, молода?! Так вам бы этим наслаждаться, а вы это все во мне уничтожаете!!! Это неправильно! Это плохо! Это больно!!!
Она в три прыжка преодолела расстояние до лестницы. Взлетела по ступенькам наверх и заперлась изнутри в комнате, которую ей выделил супруг для вышивания и штопки. Запор на двери был смешным и хлипким. Дверь могла распахнуться в любую минуту под напором разъяренного Игоря Андреевича. Он ведь должен был теперь разозлиться. Еще как должен. Должен был устремиться за ней следом, схватить за волосы, поставить на колени, стегать по лицу и приговаривать:
«Так-то ты, дрянь, благодаришь меня за все, что я для тебя сделал! В этом твоя благодарность заключается! Я ломаюсь целыми днями на работе, устаю, как проклятый! Мне хочется домашнего тепла, уюта, любви, а дома ждет меня маленькая непослушная дрянь!..»
О проекте
О подписке