Глава четвёртая. Единственный путь

Лоренс и охнуть не успел, как пираты выкинули в воду всю его команду. Капитан повернулся к пленнику:

– Кто ты, парень, и откуда родом?

– Меня зовут Лоренс, и я из Дордрехта, – громко ответил он, стараясь выглядеть смело и уверенно.

– Оно и видно, голландцы прирождённые моряки. У нас тут есть несколько голландцев, но большинство – французы, тоже бравые парни. Ставлю бочку рома против гнилой подмётки, что ты не от хорошей жизни полоскался в море вместе с этими увальнями!

Капитан захохотал, команда вторила ему. На флиботе находилось около двухсот человек, половина из которых перешла на «Сан Мигель де Салинас». Они живо обыскали весь корабль, найденные ценности сложили в трюме и заперли на замок в ожидании дележа. Как выяснилось, здесь тоже перевозили контрабанду – дорогие английские и французские ткани, и этот факт пираты отметили радостными восклицаниями вроде «Чтоб мне лопнуть, если этот бархат не потянет на бочонок рома» или «Толстуха Гарбуаз из Ля Ринго теперь будет моя две недели». Лоренс остался жить в своём кубрике с той лишь разницей, что вместо испанцев теперь его компаньонами должны были стать пираты.

Де Графф отлично понял, с какой целью его оставили на борту, но нельзя сказать, что был сильно этим расстроен. В те времена принадлежность к пиратскому сообществу не являлась чем-то исключительным, особенно в условиях войны, когда вооружённые торговые суда тоже не брезговали захватом чужого имущества. Ремесло артиллериста было опасным как в случае нападения, так и защиты, к этому Лоренс относился философски. Единственное, что его интересовало – есть ли у капитана каперская грамота, которая в случае захвата военным кораблём защитила бы экипаж от виселицы без суда и следствия. Действительно, на борту имелось каперское свидетельство, выданное губернатором острова Тортуга Бертраном д`Ожерон, и на вопрос капитана о вступлении в береговое братство Лоренс ответил положительно. Его очень устраивало, что среди экипажа были его соотечественники: испанцами он был сыт по горло.

Спустя трое суток два корабля зашли в укромную бухту на одиноком островке: требовалось залатать повреждения, которые нанёс флиботу де Графф. После того, как был устроен лагерь, капитан построил оба экипажа на песке и отечески обнял пленника за плечи.

– Братья, если кто-то ещё не знает – это Лоренс из Дордрехта. Мы все видели его храбрость и мастерское обращение с пушкой. Такие парни нам нужны. Предлагаю принять его на должность старшего канонира с двумя долями от добычи, которая будет изрядной, это говорю вам я, Иоганн де Слуве!

Пираты встретили это сообщение приветственными криками.

– Клятву! Пускай принесёт клятву!

Де Слуве выжидающе смотрел на новичка, и он шагнул вперёд:

– Я, Лоренс де Графф, обещаю верно служить моей команде и моему капитану, – громко начал он. – Клянусь не утаивать из добычи ни денег, ни драгоценностей, ни тканей, ни оружия, ни другого имущества. Даю слово соблюдать судовую дисциплину: не напиваться, не приводить на корабль женщин, не устраивать драк! Обещаю прилагать все свои умения для победы над каждым встреченным кораблём…

Лоренс замолчал, не зная, что ещё сказать, а пираты кричали и приветствовали его, многие подходили, говорили ободряющие слова, хлопали по плечу, пожимали руку. У новобранца промелькнула недоверчивая мысль: «Если меня здесь не будут оскорблять на каждом шагу, уже хорошо».

Как ни странно, морские разбойники оказались самыми толковыми и доброжелательными по сравнению с экипажами других кораблей, на которых довелось плавать де Граффу. Питание здесь тоже оказалось намного лучше и вкуснее, чем в королевском флоте, так что исхудавший Лоренс буквально объедался. Дважды в день кок доставал из трюма длинные куски вяленого мяса. Его варили в больших котлах, добавляя фасоль или маис. Пока мясо готовилось, на поверхности всплывал ароматный жир, его собирали в специальное ведёрко и потом использовали как приправу. В этот жир макали особые колбаски из потрохов, которые служили в качестве закуски. Вся команда, от юнги до капитана, питалась одинаково за общим столом.

Через несколько дней оба корабля были готовы к выходу в море и к новым сражениям. На высоком дереве пираты устроили наблюдательный пост, и вскоре оттуда прибежал часовой с сообщением, что на горизонте появился большой трёхмачтовый галеон. На его мачте развевался флаг Кастилии. Подпустив корабль поближе, чтобы поймать благоприятный ветер, разбойники на всех парусах выскочили из своей бухты и начали преследование. Лоренс дал одиночный выстрел поперёк курса, приказывая лечь в дрейф. Испанцы ответили дружным бортовым залпом, но поскольку небольшие пиратские корабли мотались на волнах вверх-вниз и представляли собой сложную цель, серьёзных повреждений они не получили. В ответ громыхнул меткий пиратский залп из носовых пушек, их ядра вихрем прошлись по палубе, сбивая солдат. Пока канониры перезаряжали орудия, испанский капитан приказал поднять дополнительные паруса и отвернул на север, уходя от погони. Тогда де Графф, прищурившись и кусая губы, навёл пушку на его корму противника и разбил руль, лишив галеон возможности оперативного манёвра. После этого пираты без труда подошли к трофейному паруснику с обоих бортов, громко крича, размахивая крюками и абордажными саблями¹¹.

На борту галеона находился немногочисленный вооружённый отряд, для которого больше не было смысла сражаться с подавляющими силами пиратов: испанцы выбросили белый флаг и сдались на милость победителей. В трюмах оказался строительный лес, кованые изделия, немного серебряных слитков и тринадцать тысяч шестьсот реалов. Осмотрев разбитый в щепки руль и посовещавшись, пираты перенесли самый ценный груз на свои корабли и оставили испанцев в покое. Наличные деньги поделили сразу, а остальное имущество заперли в трюмах для продажи.

Следующие две недели крейсирование не принесло результатов, запасы провианта подходили к концу, и де Слуве с согласия экипажей решил вернуться на остров Тортуга, место базирования пиратского Берегового братства. Нужно было распродать добычу, поделить прибыль, отдохнуть и запастись провизией для следующих рейсов.

Официально остров Тортуга принадлежал Франции, а фактически – французской Вест-Индской торговой компании. Самым главным здесь был губернатор, который первым скупал у пиратов наиболее ценную добычу за одну двадцатую реальной стоимости. Купцы и банкиры также знатно наживались на разбойничьем промысле, выплачивая пиратам лишь малую часть от цены захваченного добра. Тем не менее, де Графф получил свои две доли, и теперь его капитал составил семьсот двадцать реалов. Лоренс вздохнул с облегчением: нищета и голод какое-то время ему не грозили. В Европе на сотню реалов можно было купить лошадь или сносно прожить три месяца, но на Карибах цены были другими: местная продукция стоила дёшево, зато привозимые из Европы вещи были очень дорогими, особенно алкоголь, ткани и готовая одежда. Пираты быстро спускали то, что сумели добыть разбоем и вновь выходили в море, обеспечивая скупщиков баснословными прибылями.

Пользуясь своим происхождением, молодой пират запросил аудиенцию у губернатора Тортуги Бертрана д`Ожерон. Он надеялся, что чиновник окажет ему содействие с возвращением в Европу в составе экипажа какого-нибудь корабля. Губернатор ответил, что корабли, которые курсируют между Тортугой и Европой, принадлежат Вест-Индской торговой компании, и посоветовал отказаться от найма.

– Если какой-то проект оказывается убыточным, компания закрывает отделения и продаёт своих сотрудников в рабство за смехотворные суммы, реалов за тридцать, – доверительно объяснил губернатор молодому гостю. – Но зачем вам уезжать, мой юный друг? О вас уже ходят легенды среди Берегового братства! В Вест-Индии ваши дарования оценят намного быстрее, чем в Европе. Именно здесь собирается цвет молодёжи, причём не только из числа простолюдинов, но и из дворян. Вы слышали о господине Мишеле де Граммон? Он купил в долг старый фрегат, который едва держался на воде, и принялся крейсировать на нём у берегов Мартиники. Ему повезло: он умудрился захватить целую торговую флотилию. Его доля составила восемьдесят тысяч ливров. Он прокутил эти деньги за неделю, а на остатки пошёл играть в кости. Выиграл сумму, достаточную для покупки хорошего 50-пушечного корабля, и теперь месье де Граммон – один из самых уважаемых и успешных капитанов. Да и я сам раньше был буканьером, или флибустьером, как теперь говорят… Флибустьерские корабли – серьёзная сила, с которой считаются все правительства. Его величество Людовик XIV убеждён, что необходимо бороться с Испанией именно в колониях, которые являются источником её несметных богатств и позволяют испанцам вести войны в Европе. Тем капитанам, которые желают заняться вооружённой защитой французских колоний, я выдаю каперские грамоты бесплатно, тогда как губернатор Ямайки берёт за каждую двадцать фунтов стерлингов. Вы будете действовать под защитой короля Франции, а когда зарекомендуете себя, возможно, поступите к нему на службу! Почему бы и вам со временем не стать губернатором? А пока вы так молоды, вам будет приятно узнать, что с развлечениями на Тортуге всё в порядке: в 1667-м году я позволил открыть здесь первый бордель. А в 1669-м, четыре года назад, мне прислали первую сотню молодых девиц из Европы, предварительно выпоров их за непристойное поведение – два корабля, до фальшборта набитые потаскухами, разрази меня гром, и милосердный Господь сподобил их благополучно добраться до Тортуги!

Д`Ожерон негромко, но заразительно засмеялся. Лоренс уже давно улыбался, слушая красноречивого губернатора, а тут его тоже разобрал смех.

– Теперь у меня здесь проживает тысяча двести весёлых девиц, среди них есть весьма свежие мордашки, так что моряки не скучают. Правда, алкоголь быстро снижает мужские возможности, – продолжал балагурить губернатор. – Вы наверняка слышали, что был в команде известного капитана по имени Рок-Бразилец один валлиец, он до того допился, что после удачного рейса платил шлюхе пятьсот реалов только ради того, чтобы она разделась перед ним и прошлась взад-вперёд, а на большее был уже неспособен. А потом его продали в рабство за долги… Но для разумных мужчин я приглашаю из Европы добропорядочных молодых дам, которые мечтают обрести достойного мужа. Чтобы заполучить такую жену, нужно заплатить не менее восьми тысяч реалов – я же должен окупить её доставку сюда, но желающих много! Будьте успешны, дорогой Лоран, и ваша жизнь сложится здесь лучше, чем в любом другом месте.

Всё же Лоренс попросил губернатора помочь ему связаться с родными. Заплатив в канцелярию сто восемьдесят четыре реала, он написал письмо, которое нужно было привезти на корабле во Францию, а затем отправить курьером к его родным в Дордрехт с условием получения ответа. В письме он сообщил, что находится в Вест-Индии и сможет вернуться домой, если ему пришлют чек на тысячу риксдалеров¹².

Лоренс вышел из красивого губернаторского дома и, не глядя по сторонам, направился в порт. Видал он уже «свежие мордашки» господина д`Ожерона! Они целыми шеренгами встречали корабли, которые возвращались в гавань, и моряки издали выбирали себе компаньонку ещё до того, как сходили на берег. Лоренсу за его заслуги предложили выбрать первому, и он указал на стройную девушку с каштановыми кудрями, в жёлтом платье.

Другие пираты, чтобы привлечь внимание понравившейся девицы, свистели, тыкали пальцами и делали уже совсем недвусмысленные жесты, но канонир снял шляпу и изящно повёл рукой в сторону избранницы. Девушка, расплывшись в улыбке, встретила его возле трапа и сразу полезла обниматься:

– Меня зовут Мадлен, мне двадцать три года, я из Руссийона. Пойдём ко мне, я живу там, в сторону Миль Плантаж. А ты красавчик! Я тебя раньше не видела, ты новенький? Как тебя зовут? Сколько тебе лет? – щебетала девушка.

После сдержанных манер Петронильи непринуждённая болтовня Мадлен расслабила Лоренса. Парочка, смеясь, прошла полмили в гору. По дороге молодой канонир за три реала купил фруктов, жареной свинины и пальмового вина, а заодно букет цветов для своей избранницы. Та явно не привыкла к такому обращению и с обожанием смотрела на своего нового друга.

Жилище Мадлен оказалось маленькой и довольно грязной хижиной с крышей из пальмовых листьев. Постелью служил тюфяк, набитый кукурузными листьями. Лоренс, в котором его недолгий брак пробудил мужские страсти, был настроен немедленно отметить знакомство, предвкушая в исполнении активной француженки такие вещи, от которых его богобоязненная жена упала бы в обморок. Но когда Мадлен сбросила платье, молодой канонир увидел на её свежем теле характерные болячки: красотка была больна сифилисом. Лоренс вспомнил того валлийца, который платил женщине за раздевание, но не трогал её, и решил, что тот, пожалуй, был прав. Заплатив девушке три песо, то есть двадцать четыре реала, он посоветовал ей срочно найти какую-нибудь индейскую знахарку, оделся и вернулся на борт с вытянутым лицом. Его приятель, матрос по имени Марк, поинтересовался впечатлением от девицы, и ответ Лоренса его не удивил.

– Эту Мадлен перепробовало человек двадцать только из нашего экипажа, – сообщил он. – Конечно, надёжнее жениться, но женщин здесь мало, а платить тысячу песо господину губернатору за жену из Европы не каждому под силу. И подумай: этой жене нужен будет дом, всякая-разная посуда и полный сундук платьев. Нашему брату такое не по карману. Испанцы – те спокойно женятся на индианках, среди французов тоже многие жили в индейских племенах с их женщинами, а у англичан и голландцев это не принято. Да и у индейцев странные обычаи: однажды пират-испанец застал свою индейскую жену с животным вроде льва, вот так-то, приятель. Поэтому многие наши предпочитают пленниц.

Но и перепуганные женщины с захваченных кораблей не вдохновляли Лоренса на любовные достижения, хотя те нередко были готовы связаться с кем-то из флибустьеров по своему выбору, чтобы обезопасить себя от худшего. На пиратском корабле, мягко говоря, не было условий для любовных отношений: весь процесс происходил наспех в каком-нибудь не совсем укромном уголке, где в любой момент могли появиться посторонние. Такого эстета, как де Графф, подобная обстановка не устраивала. К тому же он мечтал о взаимной страсти, полном доверии, горячих объятиях влюблённой в него подруги, и, не видя на горизонте ничего похожего, отложил личную жизнь до возвращения на родину.

Спустя восемь месяцев, когда корабли де Слуве в очередной раз вернулись на Тортугу, на борт поднялся слуга в ливрее д`Ожерона и передал де Граффу долгожданное письмо. Повертев в руках подозрительно тонкий конверт, Лоренс сломал печать, вытащил листок и узнал почерк своей старшей сестры, которая была замужем за купцом из Антверпена.

«Мой дорогой брат, для нашей семьи настали чёрные времена. Оранжисты конфисковали наши дома, магазины и другое имущество. Мы провели зиму в маленьком доме на окраине Антверпена, и у нас не было денег, чтобы купить достаточно угля. От простуды умерла наша мать, и даже похоронить её достойно мы не смогли. Помочь тебе мы не в силах, но молимся за тебя. Твоя любящая сестра Марселла Корнелия.»

Лоренс опустил руку с письмом и облокотился о фальшборт, роняя слёзы. Он не смог проститься с матерью и был лишён возможности поддержать её в последние дни… Только через несколько минут он немного успокоился и понял: теперь у него нет пути к отступлению.