Неожиданно поезд нырнул в тоннель. Стало темно. Редкие огни в тоннеле мелькали, коротко освещая лицо случайного знакомого, которое было совсем близко. Я чувствовала его дыхание; мне казалось, что в этом грохоте я даже слышала его сердце. Оно билось в унисон с моим. Его звук проникал в каждую клеточку организма, волновал, не давал дышать полной грудью. А тоннель всё не кончался.

И мы целовались. Целовались так, как будто знали друг друга всю свою жизнь. Даже не заметили, как впервые встретились наши губы – как будто кто-то толкнул нас друг к другу! У меня никогда в жизни такого не было. Да и вообще до этого я ещё ни с кем толком не целовалась. Разве это были поцелуи по сравнению с тем, что было сейчас?

Поезд выскочил из темноты, и стало светло. Я отпрянула от парня, вытерла рукой губы и отвернулась. Лицо горело, тело дрожало, ноги подкашивались. Яша обнял меня и тихо сказал:

– У меня никогда не было такой необыкновенной девушки, как ты.

– И у меня… никогда не было ничего подобного!

И мы снова задавали вопросы и рассказывали о себе – торопливо, перебивая друг друга, понимая, что время сжимается всё быстрее. И снова целовались…

Веник валялся под ногами. Мы постоянно наступали на него, он нам мешал, торопил, напоминал, что пора. Пора расставаться. Наконец я подняла его. Взялась за ручку двери.

– Не уходи. Нам скоро выходить. Давай ещё поговорим. Хочу знать всё!

– И я. Хочу знать о тебе всё. Я вернусь.

В вагоне было спокойно. Никто ничего не просил и не требовал. Все были увлечены Байкалом, который открыл свои просторы. Дети и взрослые заворожённо смотрели на красоту и ширь озера. То здесь, то там раздавались восхищённые возгласы. А скалы, скалы, голые скалы с редкими кустиками мчались в окнах напротив.

Я убрала на место веник, посмотрела в зеркало и не узнала себя: что-то новое, незнакомое появилось во взгляде, лицо осунулось, рыжие волосы растрепались. Щёки и губы горели.

Посмотрела расписание. До станции, на которой должен выйти Яков, оставалось тридцать минут. У меня защемило сердце. Я не понимала, что со мной происходит.

Как так? Я целовалась с первым встречным и уже думала о нём ежесекундно, уже боялась его потерять, расстаться с ним. Мне стало плохо. Я закрыла купе и почти бегом бросилась в тамбур.

Яша был там. Дверь из вагона открыта настежь. Он курил, но вдруг, как будто что-то почувствовав, выбросил сигарету, резко повернулся и притянул меня к себе. Снял с волос мою красную ленту. Засунул в свой карман. Поцелуи не заставили себя ждать. Ветер трепал мои волосы. Он гладил их, смотрел в глаза, снова целовал, прижимал к себе. Что-то шептал на ухо. Но мешал стук колёс, да и ветер уносил слова, а серые скалы были всё ближе и ближе, как будто боялись нас отпустить на волю. Время неумолимо мчалось. Кончились скалы, началась равнина. Показались первые постройки приближающейся станции. Пассажиры из соседних вагонов то и дело проходили через наш тамбур, хлопали дверью, громко разговаривали, смеялись, но мы никого не замечали.

– Мне надо подготовить солдат к выходу. Ты когда назад?

– Через неделю.

– Я приеду на вокзал. Будешь ждать?

– Буду. Буду! – сквозь слёзы шептала я ему на ухо. Слёзы лились к нему за воротник, но ему было не до этого. Он целовал мои глаза, губы, руки, волосы.

– Вот мой адрес. Напиши мне, если вдруг я не смогу приехать. Служба. Всё может быть.

Яков протянул газетный клочок бумаги с адресом. Я развернула его. Всего несколько слов и цифр: посёлок, номер воинской части, фамилия и имя. Фамилию и имя я тут же запомнила, цифры воинской части даже не прочла.

Поезд медленно приблизился к станции. Я вышла на платформу. Была сама не своя и еле стояла, наблюдая, как из соседнего вагона выходят солдаты и строятся на перроне.

Последним вышел Яков. Он, что-то приказав солдатам, побежал ко мне. Я – к нему. Мы целовались в последний раз, захлёбываясь и прижимая друг друга к себе. Стоянка поезда всего две минуты. Поезд тронулся. Яков подхватил меня на руки, побежал за вагоном и помог подняться по ступенькам. Затем, уже на ходу, запрыгнул на подножку и ещё раз поцеловал меня.

Состав набирал скорость. Я неотрывно смотрела на Якова, который с каждой секундой становился от меня всё дальше. А взвод солдат стоял неподвижно, ожидая команды командира. Я никак не могла прийти в себя. Меня трясло, как будто поднялась температура. Душа рыдала, сердце ныло, тело помнило его объятия, губы – его прикосновения. Весь день я была в каком-то смятении.

Пассажиры укладывались спать. Подружка готовилась сменить меня. Она расспрашивала, как прошёл мой рабочий день, рассказывала свой несуразный дневной сон, пила чай и уговаривала присоединиться к ней. Я же по-прежнему была словно не в себе, как во сне. И никак не могла понять, что со мной было. И было ли это всё на самом деле.

Пришёл начальник поезда. Я достала из кармана выручку, отдала ему, расписалась. Пошла спать. Подружке сказала, что нездоровится. Не могла с ней сидеть и просто так болтать. Если бы случившееся со мной было простым, ничего не значащим приключением, мы, наверное, с удовольствием обсудили бы его. Но мне не хотелось упоминать о том, что произошло сегодня.

В своём купе я долго плакала в подушку, затем крепко уснула. Утром мне захотелось прочесть адрес Якова. Сунула руку в кармашек курточки, а там было пусто. Пусто! Меня обдало жаром. Я с остервенением стала трясти свои вещи, как будто они были в чём-то виноваты. В полном отчаянии выскочила из купе. Подружка разносила пассажирам утренний чай.

– Ты не видела газетный клочок с адресом?

– Нет. А что за адрес? Чей?

– Да там так… Пассажиры выходили, дали адрес, я его потеряла.

– Ну и ладно. Зачем они тебе? Забудь.

Я, чуть не плача, ринулась в штабной вагон. Но ни начальник поезда, ни дежурный проводник не видели этого газетного клочка бумаги с адресом Якова. Он пропал. Исчез! Испарился, как будто его никогда не было. Но я точно помнила, что положила бумажку в карманчик. А позже проверяла, и бумажка была там, вместе с деньгами, которые были отданы позже начальнику поезда.

Как во сне прошла вся следующая неделя. Подружка приставала с расспросами. Она не узнавала меня. А меня уже ничто не интересовало: отработала – и спать. Даже питаться нормально перестала, перешла на чай да хлеб. Похудела, осунулась.

И вот наступил долгожданный день. Наш поезд приближался к станции, на которой расстались мы с Яковом. Я готовилась. Трепетала при одном воспоминании о событии, произошедшем несколько дней назад. Так не хотелось, чтобы подружка была свидетелем нашей встречи! И случилось невероятное – она ушла в соседний вагон к однокурсникам в гости. Написав на тетрадном листке свой адрес, чтобы передать его Яше, я направилась в тамбур. Задолго до остановки поезда. Просто я места себе не находила. Даже заранее открыла дверь вагона, хотя это было запрещено.

Издалека было видно, что железнодорожный перрон пуст. Но я продолжала уверять себя, что Яша вот-вот появится! Наконец состав медленно подъехал к станции. Но, кроме дежурного по вокзалу, там никого не было.

Стоянка поезда, как обычно, всего две минуты. Я спрыгнула с подножки на платформу. Не было ни встречающих, ни отъезжающих. Никого! Даже проводники не вышли из вагонов. Кроме меня у тринадцатого вагона, в обозримом пространстве можно было наблюдать разве что дежурного по станции с флажком у вокзала. Раздался свист локомотива. Пронзительный, достающий до самого сердца. Состав, скрипя тормозами, неспешно двинулся в путь. Я запрыгнула на ступеньку. Обернулась. Из двери вокзала выбежал он! Яша! А поезд уже набирал скорость! Офицер, держа в одной руке фуражку, в другой – букет полевых цветов, мчался за составом.

– Вика! Я люблю тебя! – кричал он.

– Яша! Яша! – рыдала я.

Помахав моему любимому бумажкой, я бросила её в его сторону, но листок тут же затянуло под вагон…

Яков долго бежал за поездом. А я махала ему рукой до тех пор, пока он совсем не исчез из виду…

Прошло девять лет. Закончилась учёба мужа в академии, и нас направили на новое место службы. Позади – четыре года в Москве. Лучшие годы! Я уже семь лет замужем. Дочке почти пять лет. Всё хорошо, мы счастливы.

В аэропорту Домодедово было очень душно. Народу много, присесть негде. На календаре тысяча девятьсот восьмидесятый год. В преддверии Олимпиады въезд в Москву ограничен, кого-то из неё даже высылали. И всё для того, чтобы народу в столице осталось как можно меньше. Объявили наш рейс. Я взяла дочку за руку, муж – вещи, и мы направились к выходу на посадку.

– Пить, пить, – закапризничала дочка.

– Ты иди занимай очередь на выход, а мы попьём газировки и догоним тебя, – сказала я мужу.

По дороге к автомату с газированной водой дочка запрыгала от удовольствия на одной ножке. Я шла за ней.

– Вика…

Я оглянулась. Яков. Это он. Это он! Рыжий Яша! Здесь, среди тысячи людей, спешащих на рейсы, ожидающих своих вылетов, провожающих кого-то… Как можно было в этой многолюдной толпе разглядеть меня, увидеть, узнать? Но это был он. Тот, о котором я всё ещё иногда вспоминала. Как же долго я болела тогда! Как надеялась, что он всё-таки увидел мой листок с адресом, поднял его! Как ждала, что он примчится и найдёт меня! Но… ничего такого не случилось. А через два года я встретила своего суженого и вышла замуж. Встретила свою настоящую любовь. И жизнь моя складывалась замечательно. Но те неповторимые поцелуи по-прежнему жили в моей памяти. Они были первыми, настоящими, чистыми.

– Я тебя искал. Я приезжал в ваш город. Стоял у дверей твоего института. Но ведь я даже фамилии твоей не знал! Я спрашивал у каждого, кто выходил из института, о Вике, которая здесь учится. Описывал тебя. Но никто тебя не узнал по моим рассказам. Три дня был в твоём городе, бродил по улицам, мечтал встретить тебя. Что случилось? Почему ты пропала, не написала мне?

– У меня исчез твой адрес. Но я всё-таки думала, что мы ещё встретимся на обратном пути. Когда же из-за твоего опоздания мы не успели переговорить, я надеялась, что ты поднимешь листок с моим адресом. Я его сбросила, когда ты бежал за вагоном!

– Я его не заметил! Тогда прошли дожди, наша машина застряла, и я опоздал. Я никак не мог пережить этого опоздания. Мне было так плохо!

– Как хорошо, что мы сейчас встретились и всё узнали друг о друге…

– Да, это очень здорово, теперь я знаю, что с тобой всё хорошо!

– Ты сейчас где живёшь?

– В Москве.

– А мы вот улетаем. На новое место службы мужа.

– Мама, мы на самолёт опоздаем! Папа улетит один! – вклинилась в наш разговор моя девочка.

– Красивая у тебя дочка. Такая же красивая, как и ты!

– А у тебя кто?

– Я не женат. Не поверишь! Ждал встречи с тобой…

– Пошутил? Скажи, что пошутил!

– Правда! Это самая настоящая правда… Не встретил такой, Вика. Всегда мечтал найти тебя.

Я не знала, что говорить, что отвечать, как быть. Он смотрел на меня. А я помнила его янтарный взгляд. Его поцелуи. Но всё это было так давно!.. Яша был человеком из прошлого. Из мира грёз и мечтаний.

– Мама! Пойдём на самолёт, мама!

Неожиданно Яков засуетился, достал из кармана блокнот, ручку, написал что-то на листке и протянул его мне.

– Я буду ждать твоего звонка. Всегда…

Дочка тянула меня за руку. Объявили окончание посадки. И мы бегом ринулись к выходу. Там муж подхватил дочку на руки, потом схватил сумку и поспешил на автобус. Я оглянулась. Яков стоял на том же месте и смотрел мне вслед. Застыв на месте, я какое-то время тоже не могла оторвать от него глаз. А люди обтекали меня безразличной холодной толпой. Всем было абсолютно всё равно, какие страсти кипели внутри меня. Мне было непозволительно больно. Я прощалась с юностью. С первыми настоящими чувствами. Давно ушедшими, но вдруг нечаянно нахлынувшими вновь.

Прощалась навсегда.

В самолёте я развернула листок из блокнота. Там были номер телефона и наспех написанные слова: «Вика, я тебя люблю! Всегда!» В глазах потемнело. Я быстро скомкала листок и сунула в карман брюк. Номер телефона! Московский номер… Первые три цифры такие же, как и у московского телефона в нашей бывшей квартире.

Значит, жили совсем рядом, в одном районе. Ходили по одним и тем же улицам, входили в метро, выходили на одной и той же станции, дышали одним и тем же воздухом. Мы всегда были рядом! И как же мудра судьба, что не устроила нам ни одной случайной встречи, не смутила, не позволила встретиться. Но устроила эту сегодняшнюю встречу на бегу и позволила оправдаться, расставить все точки.

Я взяла мужа за руку и крепко сжала её. И поняла, что никогда не стала бы ничего менять в своей жизни.

Самолёт набрал высоту. Я закрыла глаза и притворилась, что уснула. Муж заботливо накрыл меня пледом и занялся дочкой. Та рассказывала папе, как она вырастет и станет артисткой. А муж смеялся и целовал её.

В новом доме далеко от Москвы, где предстояло теперь жить, я разобрала вещи, часть сунула в старенькую стиральную машину, остальные отложила в сторону. Когда машинка начала функцию стирки, вдруг опомнилась, подскочила к ней, вытащила брюки, достала из кармана мокрый листок. Осторожно развернула его.

Последние четыре цифры номера телефона расплылись и совсем не читались. Только слова, наспех написанные синими чернилами – «Вика, я тебя люблю! Всегда!», – были чётко видны на мокром листке бумаги…