На обед пришлось сделать привал.
По дороге Лилиан попалось болотце. А чем хороши болота – они отлично заросли рогозом. Надергать, и можно кушать. Это хорошо, это запас.
А чем еще?
Змеями и лягушками.
И водой.
Да, вода. Без нее – никуда.
Но пить болотную воду?
Барон смотрел с опаской.
Не то,, чтобы сильной, но все же… здесь и сейчас такую воду старались мешать с вином. Только беда – вина было ничтожно мало. Капельки…
На всю дорогу точно не хватит. И даме надо бы предложить…
Дама решила вопрос сама,, сделав костер.
Налила в котелок воды, поставила кипятить…
– Это поможет?
Недоверие в голосе барона было простительным.
– Свитки, которые я нашла, барон… там были и свитки по лекарскому делу.
– Вот как?
– Я не знаю, кто их привез и сколько лет они лежали. Давно. Но… там была интересная заметка.
– Какая же?
Барон смотрел с явным недоверием, хорошо хоть, убедившись, что графиня дурного не посоветует, не мешался под ногами. Ждал объяснений.
– Автор писал, что люди, пьющие сырую воду, чаще болеют.
– Да…
– И писал, что разрезал таких людей. В животах у них были черви.
Лиля имела в виду глистов. Наверняка, барон с ними сталкивался… так или иначе, в эту эпоху с ними сталкивались все. Болезнь немытых рук, этим все сказано.
– Так?
– Автор заметил, что если люди пили воду, смешанную с вином, они болели меньше.
– Потому что черви не переносят вина?
– Именно! – хлопнула в ладоши Лиля. – Можете сами проверить, если червяка поймаете.
– Допустим… а кипячение тут при чем?
– А если червяка опустить в кипяток?
– Он умрет. Но мы же не кипяток будем пить…
– Автор считал, что крохотные черви живут в воде, а потом, у нас в животах, растут до невообразимых размеров.
– Фу! – скривился барон.
Лиля пожала плечами.
А как еще объяснить концепцию микробов? Не доросли тут до Левенгука и первый микроскоп еще в перспективе…
Сделать бы…
Но там такая оптика! Не средневековая. Хорошо хоть с подзорной трубой удалось… да и физик из Лилиан… никакой,, откровенно говоря.
Паршивый…
Еще громадная благодарность, что барон не закатывает истерик, не устраивает ей блиц-опросов и допросов. А мог бы.
Понятное дело, Лиля бы его послала, но жизнь они бы усложнили друг другу изрядно.
По счастью, Энтони отлично понимал, что из леса надо уходить. Выйти к людям, а потом будет видно. И коли уж Лилиан ориентируется в лесу лучше…
Сам Энтони тоже пытался бы. Но с напарником это намного легче. Только вот воспринимает ли он Лилиан, как напарника?
Лиля не знала. Но старалась поддерживать эту иллюзию.
– Червяки погибнут, мы спокойно выпьем воду, когда она остынет. Или перельем куда надо.
Энтони кивнул.
И Лиля занялась охотой.
Лягушки?
М-да, с лягушками вышло не очень. Удалось подбить всего четыре штуки. Зато крупных, матерущих даже. Потеряла она сноровку…
И сачка не было.
Вот, в детстве мальчишки по-простому охотились – глушили их палками с берега, а потом вылавливали сачком для бабочек. Лиля их просто глушила… и не всегда попадала.
Прошло детство.
Барон покривился, а Лиля пожала плечами.
Не хочешь квакушку?
Она сама скушает. Ей нужно полноценное питание, белки, жиры, углеводы… ладно, последние вряд ли обнаружатся в лягушке, но все остальное – запросто.
Зато рогоз пошел «на ура». Запеченных корневищ барон стрескал штук тридцать, и куда только влезло? Как не лопнул еще…
Но Лиля была не в претензии.
Осознав, что уничтожил все надерганное, барон устыдился и лично полез дергать камыш дальше. А Лиля разлеглась на плаще и отдыхала.
В путь они в этот день не двинулись. От болота?
Зачем?
Нет, от добра – добра не ищут, лучше уж запасов набрать…
Да, запасы…
***
Как приготовить лягушку?
Французы, с их высокой, хм, кухней, лопают только лапки.
Эстеты паршивые.
Лиля отлично знала, что съедобна вся лягушка.
Что надо сделать?
Оторвать ей голову и снять шкуру. Внутренности удалить, конечно. Кто ж кушает лягушку с потрохами?
Это несложно.
Зачем снимать шкурку?
Да потому, что Лиля собиралась варить бульон из лягушек. А шкурка в бульоне горчит.
Жарить?
А что там жарить-то? Проще поварить, тогда и бульончика можно попить, а им горячее полезно, и мясо от костей отделится, и зеленки можно какой набросать… черемшу Лиля отлично опознала.
Барон кривился и морщился, но еще пару лягушек подбил и принес.
Добытчик.
Но ехидничать Лиля не стала. Поблагодарила, порадовалась, и засунула принесенное в бульон. Что ж, за котелок Алексу громадное спасибо, без него было бы сложнее.
Бульон варился достаточно долго.
Лиля даже успела обтереться водой.
Махнула барону рукой, чтобы не подсматривал, разделась, зашла в болото по щиколотку,, выбрав место почище, намочила клок, оторванный от юбки, и принялась протираться. Слизистые оболочки не трогать, а кожа – естественный барьер между нами и природой, ее протереть даже нужно.
Пусть дышит, пусть грязи поменьше будет…
В море Лиля по понятным причинам не купалась. Оно и неплохо бы, но ведь вода соленая! Кожу разъедает, потом смывай ее… проще пресной обтереться, чем в соленой искупаться. И в глаза попадет – щиплет.
Нет, море Лилиан решительно не нравилось.
Бульон, наконец, сварился, и Лиля принялась сервировать стол.
Тарелок у них не было, ложка одна, кружка одна, поэтому Лиля решила вопрос быстро. Налила себе бульона в кружку, выловила и разложила мясо по листьям лопуха, а котелок с остатками бульона придвинула к барону и вручила ему ложку.
– Приятного аппетита, Лофрейн.
– Лилиан… вы и правда будете это есть?
Лиля фыркнула и демонстративно отпила из кружки. Ловко, чтобы ни губ, ни языка не обжечь.
– И что?
Бульон все равно чуть горчил, пах травой, немного болотом, а вкус…
Курица и есть курица.
Просто это – курица-мутант. Чернобыльская, к примеру. Или еще какая, с могильника ядерных отходов.
Лофрейн молчал.
Лиля отщипнула толику мяса, пожевала…
Не идеал.
И соли не хватает, и вообще…
Можно бы бросить в котелок кусочек солонины, но ее беречь надо. Пока подождем разбрасываться.
– Что вы на меня так смотрите, барон?
Энтони покачал головой.
Он пока не притронулся ни к бульону, ни к лягушке…
Лиля смотреть не стала.
Выпила свою часть, съела мясо и улеглась отдыхать. Пусть сам решает, она, если что, барона на себе не потащит. Вот еще не хватало.
Жить – или не жить? Вот в чем вопрос… Куда там Шекспиру, здесь все по-взрослому, без душевных страданий. Все всерьез.
Над головой, высоко в синем небе, плыли сосны. Покачивались рядом упругие метелочки травы. Полз хлопотливый муравей.
Лиля прикрыла глаза.
– Я подремлю немного, если соберетесь спать – разбудите.
И отключилась.
Мгновенно, словно свечу задули. Спать хотелось…
Черт с ним, с Лофрейном! Пусть сидит и страдает над невинно убиенной лягушкой.
***
Энтони Лофрейн, барон Лофрейн, не страдал.
В настоящее время он решал серьезный вопрос: кто сошел с ума?
Он сам?
Мир вокруг него?
Альдонай?
В первое верить не хотелось, а остальное было сложно проверить. Вот что тут скажешь, что сделаешь?
Лилиан Иртон вела себя…
Да где вы видели аристократку, которая лопает на обед собственноручно пойманную, ошкуренную и приготовленную жабу!? Что за бред!?
Мужчина даже головой замотал.
Лягушка никуда не исчезла.
Лилиан – тоже. Лежала, дремала себе, и простая рубашка натягивалась, обрисовывая такую грудь, что у мужчины руки зачесались.
Так бы и протянул….
Не стал из чувства самосохранения. Энтони дураком не был, и догадывался, что прозвучит в ответ. Если вообще прозвучит…
Под рукой у Лилиан Иртон очень удобно устроилась небольшая палка… так, чтобы схватить – и сразу пустить в ход. Определенно.
Графиня может драться палкой?
Шаблоны рвались с таким треском, что уши закладывало. Мир вообще никак не желал обращать внимание на баронские страдания. А Энтони не мог увязать все в своем разуме.
Лилиан Иртон была аристократкой.
Это было видно в каждом слове, жесте, взгляде… что отличает холуя от аристократа?
Лакей может разбогатеть, может купить себе титул, но всегда, всегда, в любой одежде, будет попадаться на одно и то же.
Взгляд. И поведение.
Холуй может быть либо выше, либо ниже, и третьего ему не дано. Он либо пресмыкается, либо унижает.
А благородный человек будет на равных с кем угодно.
С герцогиней, крестьянкой, нищенкой, королевой… он никогда не поставит себя ни выше, ни ниже…
Энтони не рассуждал именно такими словами. Он просто был аристократом, он вращался в этой среде….
Лилиан Иртон в нее не вписывалась.
Крестьянка?
Слишком умна, свободна, спокойна.
Мещанка?
Все то же самое.
Аристократка?
Она чувствовала себя равной Лофрейну. И как человек – тоже. Не как женщина… женщина вообще не может быть равна мужчине, она от рождения слабее, глупее… но в том-то и дело! Лилиан Иртон и чувствовала себя на равных с бароном, и шла с ним на равных, и охотилась, и…
Честно говоря, пока от него пользы было меньше.
Она вела себя как урожденная высокородная дама. Но для аристократки…
Энтони знал, что всю его жизнь ограничивают определенные регламенты. И нарушить их… чревато. Можно переспать с крестьянкой, но нельзя представить ее ко двору.
Можно иметь дела с купцом, но дружить с ним? Или жениться на его дочери? О, нет…
А Лилиан Иртон никто был не указ!
Она была… свободна внутренне. Вот как!
Для нее не было рамок, она сама могла их устанавливать, двигать, решать любые вопросы… но как так получилось? Так не воспитывают девочек. И даже если бы отец воспитывал ее, как мужчину, было бы все иначе. Не так, не то…
Энтони мучился до вечера, когда Лилиан открыла глаза.
***
– Что вы на меня так смотрите, барон?
Лиля зевнула, прикрывая рот рукой, потянулась.
– А-аааа…
– Ваше сиятельство, – не выдержал Лофрейн, – вы не хотите объясниться?
– Не хочу, – согласилась Лиля. – А я должна?
– Должны, – заявил Лофрейн с уверенностью, которой вовсе не испытывал. – Обязаны.
– Не припомню обязательств, – махнула рукой Лилиан. – Барон, вы котелок помыли?
– Эээээ…
Под нравственные мучения лягушка очень даже неплохо пошла. Но котелок барон не промыл, задумался, и теперь котелок был жирный. Еще и в застывшем жире, что вдвойне неприятно.
Лиля вздохнула, поднялась, и потопала к берегу болотца. Зачерпнула прибрежного ила и принялась оттирать металлические бока.
– Ваше сиятельство!!!
Барон уже почти стоном стонал.
Ну не полагается такого благородной даме, НЕ ПОЛАГАЕТСЯ!!! Ладно еще, барон знал, с грехом пополам, что песком можно мыться. Но благородная дама, которая моет посуду?
Лиля только головой покачала, продолжая с помощью листьев, ила и какой-то матери оттирать котелок. Но разъяснения дала.
– Барон, скажите, если я сейчас забьюсь в истерике, нам легче станет?
– Э… нет.
– Мы быстрее из леса уйдем?
– Нет.
– К людям выйдем? Пропитание найдем? Котелок отмоем?
На каждый вопрос барон качал головой, и Лиля в ответ развела руками, едва не утопив ценную собственность и черпанув котелком воды.
– Так что вы хотите? Чтобы я тут устроила невесть что, в лучших традициях придворных дам?
Энтони не хотел.
Вот честно, никак не хотел.
Он уже успел понять, что так – намного лучше. Лиля прищурилась. Наглый ветер сбросил ей на голову зеленый лист, и женщина тряхнула косой, пытаясь смахнуть его без помощи мокрых и грязных рук. Солнце вызолотило ее волосы, бросило на лицо кружевную вуаль из света и тени, сделало ее невыразимо лукавой – и неожиданно юной. И барон замер, не смея шевельнуться, чтобы не прогнать этот момент.
Лесная дева…
Красивая, отстраненная, земная – и невыразимо чуждая.
Создание из еловых ветвей и солнечных лучей.
Зеленые глаза и золотые волосы, улыбка – и приподнятая бровь… и весь этот момент, словно пропитанный чудом.
Лиля не дала долго длиться очарованию.
– Устроить?
– Н-нет…
– тогда поймите главное, барон. Я очень прагматична. Практична, если так будет легче. Будет время для переживаний – и я от души поплачу. Будет время для гнева, боли, слез, радости, а сейчас я должна пройти из одной точки в другую. Чтобы вернуться домой.
– Лилиан…
– Да, я знаю, что вы скажете. Вы не допустите, – Лиля сморщила нос. – Не будем пока об этом, сейчас у нас общая цель. Выйти к людям. Остальное вторично. Вот я и буду делать все, чтобы выйти к людям. Есть суп из лягушки, жарить змею, если та попадется, танцевать голой на поляне… неважно! Здесь и сейчас это нужно делать – и я делаю. Этого достаточно?
Тони кивнул головой. И все же не удержался.
– Если бы я не видел вас, здесь и сейчас, я бы поклялся, что таких женщин не существует.
Улыбка у Лилиан получилась совершенно Мефистофелевская. Данте оценил бы.
– Я здесь. И я существую. Ложитесь спать, Лофрейн, я подежурю. А вы смените меня к утру.
– Хорошо, Лилиан.
Барон послушно отправился к лапнику.
Практичность?
А подготовка?
Что он, дурак, что ли? Попробовала бы леди Сейнель освежевать лягушку! Да она от одного вида жабы на два часа в обморок падала. Когда акулу поймали и ее на палубе разделывали, ей от запаха дурно стало. А Лилиан Иртон?
Что-то подсказывало барону, что Лилиан бы еще и тесак попросила. И он был прав.
Акул вскрывать ее сиятельству еще не доводилось. А интересно…
Кто мог научить всему этому Лилиан Иртон? Какие тайны хранит ее прошлое? Определенно, надо их разузнать. Энтони оценил решимость в голосе женщины, когда та говорила о дороге домой. Она вернется. Сделает все возможное. А значит, что?
Значит, ему надо помешать графине. Задача серьезная….
Ладно, время еще есть, он все обдумает.
Он справится. При всех своих достоинствах, при всем недюжинном уме, Лилиан Иртон была и остается женщиной, а с бабами Лофрейн управляться умел. Проверено всей жизнью.
***
Барон не видел, каким взглядом проводила его Лилиан.
Кажется, она спалилась? Прокололась, показала свое настоящее лицо?
Есть такая вероятность.
Но то вы предлагаете ей сделать? Что?!
Тут или-или, или она падает на руки барону и косточки ее в лесу истлеют. Или она берет дело в свои руки, и отправляется домой. Ну, хотя бы помирать будет спокойно, если что. С осознанием, что сделала все возможное и немного больше.
Лиля ласково коснулась рукой живота. Предусмотрительно, отвернувшись так, чтобы Лофрейн ее не увидел.
Ничего, малыш. Прорвемся, и не таких в клочья рвали.
Мама справится, она и из леса выйдет, как можно скорее, и тебя домой доставит, к папе, сестренке, братикам… тяжко?
А кто сказал, что будет легко?
Мама, конечно, не супервумен, или как это называется, но для своего спасения Лиля все сделает.
Надо жабу слопать?
Да с кишками проглотит! И со шкурой!
Надо барона построить?
Будет строить в три шеренги… барон. М-да, проблема.
Лиля понимала, что она действительно не вписывается в это общество. Она честно соблюдает все нормы и правила, пытается стать своей, но получается…
Да химера получается!
Когда лапы от одного зверя, хвост от другого, уши от третьего, а тело от четвертого. По отдельности все знакомо, а в картину не складывается.
Увы.
Таких как она действительно не существует здесь и сейчас.
Душа чужого мира, создание в чем-то противоестественное… или наоборот – естественное?
Лиля не собиралась рассуждать над сложными философскими вопросами. Плохо было то, что барон узнает ее с другой стороны.
Узнает не Лилиан Иртон.
Алевтину Скороленок. Ту самую, девчонку-медичку. А что делать?
Графиня не выберется, отсюда сможет выйти только Аля. Чужая душа, в чужом мире…
Она и сама выйдет, и ребенка вытащит. А барон…
Лиля холодным жестким взглядом посмотрела на барона.
Ему. Придется. Умереть.
Лиля не знала, как она это сделает. Отравит, удавит, зарежет – она действительно не знала. Но барон не должен дойти до конца пути.
Чудовищно?
А почему? Она защищает себя и своего ребенка. И этим все сказано.
Прости, Лофрейн, но ты сам виноват.
Ативерна, Лавери
– Б…
Ганц Тримейн редко матерился.
Но сейчас…
Глядя на тело королевской фрейлины, которую он, кстати, отлично знал!
Аника Реваль.
Фрейлина ее величества Марии – и в таком виде…
Мать-перемать…
Вся искромсана, большие голубые глаза смотрят в небо, светлые волосы испачканы кровью и грязью…
Мизинца – нет.
И как тут быть?
Опять тот неуловимый подонок…
Но кто?!
КАК!?
Аника была полностью домашней скромной девочкой… ладно. Это он еще переговорит с ее величеством. И с родителями девушки.
И…
Тварь!
Ярость опять накрыла волной, сжимая горло удавкой, туманя алым глаза, заставляя стискиваться кулаки…
Ты мне еще попадешься…
И я тебя, подонка, на твоих же кишках повешу!!!
***
– Тримейн, вы меня огорчаете.
Ганц опустил глаза к полу.
Да, его величество Ричард разочарован.
Чем это может грозить?
Самое обидное, практически ничем. Не будет Ричард сейчас ничего с ним делать, слишком ценен ему зародыш службы, которую сейчас создает Ганц.
Но…
Не справился.
Подвел…
Вот как это у барона Холмса все так легко получалось?
– Ваше величество, я найду его.
– Когда?
– Ваше величество…
– Люди начинают… разговаривать, Тримейн. Пока еще тихо, но вскоре эти разговоры будет не остановить.
– Я понимаю, ваше величество.
– Тогда принесите мне голову подонка. Будь это хоть граф, хоть герцог.
– Я все сделаю, ваше величество. Но… это действительно кто-то из…
Ганц выразительно возвел глаза к небу.
Ричард махнул рукой.
– Идите, Тримейн. Я жду от вас доказательств.
Ганц поклонился и вышел.
Кто же?!!
Кто!?
Авестер, лес в районе побережья
Мужчина и женщина шли по лесу.
Менялись, то впереди шел Энтони, то Лилиан. Опирались на посохи, вырезанные из крепкого орешника, тащили груз, молчали.
Иногда переругивались, но не сильно.
Берегли дыхание.
Время от времени ложились прямо на мох, выбирали более-менее чистую полянку, и отдыхали.
По часу-два.
Лиля помнила принцип Смока Беллью.
Долгие переходы – долгие остановки.
О проекте
О подписке