– Пора открыть ноутбук! – решил Марк и погрузился в чтение всего, что можно было найти о сицкарях, проживавших в Ярославской области, откуда и происходила родом баба Настя. Информации в интернете нашлось не много – буквально несколько статей. Историки писали о них скупо: небольшая народность, субэтническая группа, существовавшая на территории Ярославской провинции, входящей в Санкт-Петербургскую губернию. Пятьдесят сёл и деревень сицкарей располагались вдоль реки Сить, а численность в XIX – начале XX века оценивалась максимум в 2 тысячи человек. Дома сицкарей окружали леса, реки, холмы.
Сицкари не принимали христианства вплоть до XVIII века, а их обычаи до сих пор вызывают споры. В плане религиозной практики сицкари сохраняли особое поведение: не отвергая официальную церковь империи, участвовали в причастии, молитвах и зажжении свечей; однако их отличительной чертой было крестное знамение двумя пальцами – способом, уходящим корнями в древность, что подчёркивало их особый статус и отличие от общепринятых норм того времени. Это являлось молчаливым знаком уважения к предкам и их вере, своеобразный мост между прошлым и настоящим.
Поклонение Дереву и Корню, загадочные ритуалы, которые никто так и не задокументировал, оставались частью тайны сицкарей. Эти люди жили не просто в согласии с природой – они были её продолжением. Их жизни напоминали узорчатую ткань, сотканную из циклов земли, воды и воздуха. Коммуна плотников и корабелов существовала в абсолютной гармонии, где каждая деталь имела своё место и смысл.
Натуральное хозяйство было для них не только способом выживания, но и ритуалом единения с окружающим миром. Поля, засеянные рожью, и небольшие огороды, на которых росли корнеплоды, зелень и пряные травы, уходили ступенями в сторону леса. В садах красовались яблони и сливы, их плоды собирали не только для еды, но и для создания настоев, исцеляющих и укрепляющих дух. Ручьи, бегущие между деревнями, служили источником воды, энергии и вдохновения.
Ребёнок сицкарей с младенчества знал, как обработать землю, как собрать урожай так, чтобы природа не чувствовала себя ограбленной. Детей учили с самого раннего возраста видеть в каждой травинке и каждом деревце не просто предмет, а живую сущность. Они знали, как обращаться к лесу за помощью, как находить лечебные корни и травы или определять настроение дерева по его листве. Воспитание детей не ограничивалось передачей знаний – это был процесс осознания связи с миром. Малыши играли не только с куклами ручной работы, деревянными лошадками, но и с маленькими моделями лодок, созданными их отцами из остатков корабельной древесины. Девочки учились ткать тончайшее полотно, а мальчики – вырезать узоры на дереве, изучая ремесло старших.
Вечерами, сидя у огня, взрослые рассказывали детям древние былины. Эти истории – не просто сказки, в них заключалась мудрость, указывающая на необходимость уважения ко всем живым существам. Сицкарские легенды учили терпению, смелости и тому, что любое действие человека оставляет след.
Однако эта коммуна, жившая в тесном содружестве и веками сохранявшая традиции, начала исчезать, как туманы над болотами. Сначала перемены протекали медленно и едва заметно: молодые люди уходили в города, соблазняясь новому образу жизни. Следом стали покидать свои дома целые семьи, и даже оставшиеся тоже всё чаще тянулись к новому, забывая о своих корнях. А затем наступил распад СССР и, как результат, распад всей экономики, промышленности и сельского хозяйства. От некогда процветающей культуры сицкарей остались лишь резные строения с четырёхугольными крышами, заброшенные святилища и былины, но и они медленно уходили в небытие.
Но перелистывая страницы дневника, Марк отказывался верить, что сицкари действительно растворились в истории.
– Растворились? Нет, вряд ли! – думал он, чувствуя, как внутри разгорается тихая, но уверенная решимость. – Их наследие просто спряталось от взглядов посторонних, спряталось глубоко, как корень в земле. Если где-то сохранилась хотя бы капля, я её найду.
В голове Марка переплеталась подлинная история малого народа и все легенды и мифы, которые он смог найти в интернете или изучил по дневникам прабабушки Прасковьи.
Было это в далёкие незапамятные времена: с первыми лучами восходящего солнца туман над рекой Сить рассеялся, и земля пробудилась от долгого сновидения, вздохнула и содрогнулась, и вот тогда из её недр в мир явились сицкари – загадочный народ, возникший на перекрёстке миров, эпох и границы меж реальностью и полумраком теней.
И до сих пор сама природа хранит в этих местах память о чём-то великом и давно забытом. Ветер, гуляющий над болотами, носит шёпот, наполненный тайной, которую веками не могли разгадать.
Сказания стариков утверждали, что предки сицкарей появились здесь не из чужеземных краёв, а будто вышли из самых недр земли, оттуда, где граница между реальностью и Запредельем становится тоньше паутины.
Когда-то давным-давно, ещё до прихода славянских племён, в этих краях существовал особый Договор, заключённый людьми и духами леса. Легенды гласят, что сицкари были хранителями этого таинственного соглашения. Они знали язык корней «древос», пели ветру и говорили с реками. Это был народ, чьё предназначение заключалось в том, чтобы быть связующей нитью между мирами и жить, дыша в унисон с самой природой.
Времена породили множество теорий о возникновении субэтнической группы сицкарей.
Кто же они были на самом деле? Одни называли сицкарей потомками татарских воинов, отделившихся от Орды и нашедших убежище в этих землях после страшной битвы у реки Сить. Тогда, в 1238 году, кровавое сражение между войсками князя Юрия Всеволодовича и корпусом монгольского полководца Бурундая – темника Батыя – затмило горизонт огнём и криками. Говорят, что те, кто остался в живых, не хотели возвращаться к монголам, но и присоединяться к русичам им тоже претило. Они ушли вглубь лесов и стали обособленной этнической группой.
Другие связывали сицкарей с карелами – беженцами, спасающимися от меча и огня шведских захватчиков. Карелы пересекли непроходимые леса, унесли с собой древние знания о дереве, ткани и рунной письменности и нашли укрытие у берегов Сити.
Предания описывают долгий путь карелов. Перед самым рассветом их путь пролегал через бескрайние болота, где трясина подступала к каждому шагу. Они шли с факелами. Старейшины пели ритмичные заклинательные мелодии, чтобы отпугнуть злых духов, обитающих в болотах. Когда шествие достигло реки, женщины и дети пали на колени, молясь воде как спасительнице. Здесь, на этом пороге новой жизни, мужчины поклялись хранить эти земли как своих детей. Укрывшись от врагов, они воздвигли деревни, ставшие последними оплотами их культуры.
Есть и третья теория – о том, что сицкари могли быть выходцами из Прибалтики или Беларуси. Их речь была удивительной смесью звуков и акцентов. Цокающие интонации напоминали древний новгородский говор, а «дзед» и «зякалка», заимствованные у белорусов, создавали язык, который звучал как песня.
Внешность сицкарей привлекала внимание своей необычностью. Вот как описывал их знаменитый этнограф и краевед Мусин-Пушкин: «Склад их черепа – вытянутый, сложение тела – все среднего и выше среднего роста, плечистые, с заметной одутловатостью лица и живота. Цвет и обилие волос – рыжевато-русых – всё отличает их от соседей». Это описание запечатлело образ народа, стоявшего в стороне от привычных черт окружающих жителей.
Сицкари жили так, словно между ними и остальным миром пролегала невидимая, но прочная граница. Их обособленность была не вызовом, а скорее попыткой сохранить самобытность, не смешиваясь с «чужими». Русских крестьян, живших по соседству, они звали «хамунами» – слово это звучало слегка пренебрежительно, но не враждебно. Скорее, оно выражало глубокое ощущение иной природы их жизни. В народе даже бытовала поговорка: «Сицкари идут дорогой, хомуны – по сторонам». Простая, но точная метафора: одни знали свой путь и следовали ему, другие метались в поисках нового.
Браки сицкарей заключались строго внутри общины. Семья была не просто ячейкой общества – это была некая скрепа, сакральная связь, которая помогала сохранять древние обычаи и традиции. Мужчина, решивший взять в жёны хамунку, подвергался негласному, но острому осуждению. Для сицкарки выйти замуж за хамуна означало не только изменить своей культуре, но и нарушить невидимые законы предков. Говорили, что такие союзы почти всегда приносили несчастья, будто сама земля и лес отвергали их.
В хозяйственной жизни сицкари тоже шли своей дорогой. Они жили так, словно время для них остановилось. Натуральное хозяйство обеспечивало их всем необходимым: плотные холсты ткались на собственных станках, избы строились из лучшего леса, сплавляемого по реке, пища выращивалась на плодородных землях, а излишки отправлялись на рынок. Но главное – они жили в ритме природы, не нарушая её хрупкого равновесия. Это – их негласный закон.
Их культура выделялась на фоне того, что знала Русь. Это был другой мир – с иными символами, иным ритмом и иными ценностями. Мир, где древнее дерево могло стать не только домом или лодкой, но и предметом поклонения; где слово хранило силу, а песни говорили о тайнах, которые никто больше не мог понять.
С давних времён сицкари были мастерами дерева, чьи умения передавались из поколения в поколение. Они не просто строили – они творили, будто сам лес говорил с ними на одном языке.
В начале XVIII века, когда молодой Петербург алчно поглощал тонны стройматериалов, продуктов и товаров, Волга стала главной артерией снабжения. Там, где река становилась мелководной, грузы перегружали с тяжёлых барж на лёгкие деревянные барки и полубарки, мастерски сделанные сицкарями. Каждая такая лодка могла перевезти от 60 до 150 тонн – настоящее чудо инженерной мысли того времени. Эти суда, крепкие и выносливые, словно вобрали в себя силу самой земли и воды через дерево.
Сицкари знали своё ремесло до мельчайших деталей. Доски подгонялись так, что щели между ними были едва различимы. Крепления, пропитанные смолой, придавали лодкам надёжность, а плавные линии корпусов говорили о понимании динамики воды.
Да, в те времена, когда торговля по рекам была жизненной артерией страны, сицкари процветали и зарабатывали не только деньги, но и славу искусных судостроителей.
Однако с появлением пароходов, ситуация изменилась. Необходимость в деревянных судах постепенно сошла на нет. Но руки сицкарей не остались без дела. Сицкари быстро адаптировались, переключившись на плотницкое ремесло и строительство домов.
О проекте
О подписке