Глава 3

Хранители пару секунд смотрели на ослепительную эльфийку, даже в глазах амазонок мелькнула зависть к роскошному наряду и утонченности, от которой слезы наворачиваются.

Наконец Теонард проговорил чуть охрипшим голосом:

– Посол… Женщина?

Солнечная мило улыбнулась, обнажив два ряда жемчужных зубов.

– Позвольте представиться, милорды.

Белионар рядом вскинулся, глаза расширились, он быстро проговорил, делая шаг к ней:

– Миледи, вам не стоит. Позвольте представить вас, как подобает. Зачем высокородной эльфийке снисходить до перечисления титулов самостоятельно?

Она скользнула по командиру взглядом, пушистые ресницы колыхнулись, как крылья бабочки. Эльф моментально присмирел и отступил, склонив голову.

– Оставьте это, Белионар, – проговорила она высоким, чарующим голоском. – Мы прибыли во владения Хранителей, здесь свои законы. Уверенна, милорды будут помнить, что имеют дело не только с эльфийкой, но, прежде всего, с леди.

Лотер и Страг переглянулись, у обоих такие лица, по которым видно – очень сомневаются в своей принадлежности к каким-то милордам.

Эльфийка продолжила:

– Я миледи Генэль, дочь Нимероэля, второго советника короля Эолума. По настоянию казначея и приказу Его величества, прислана в качестве посла для проверки работы эльфийкого Хранителя.

Пока эльфийка говорила, ворг тихонько подошел к Страгу и шепнул:

– Кто все эти Нимеро… и остальные?

Поединщик покосился на него недовольно, и сказал:

– Откуда я знаю.

– Ну у тебя ж вроде родство с остроухими.

Страг потемнел лицом.

– Слушая, я и обидеться могу, – проговорил он. – Сейчас достану секиру и начну обижаться. Я человек. Тебе понятно, или по-другому объяснить?

Ворг замахал руками.

– Ладно-ладно, человек. Хотя не пойму, чего так стараешься примкнуть к их рядам. Нет бы к кому-то приличному, к воргам например. А то к людям…

Он отвернулся и вернулся к Теонарду, который молчит, хмуря брови, словно вынашивает план мести всем врагам, в частности солнечным эльфам, но присутствие хрупкой и утонченной эльфийки смешивает планы.

Когда молчание затянулось на столько, что даже амазонки стали тревожно перешептываться, а Белионар покашливать, арбалетчик проговорил:

– Повторюсь. Солнечных эльфов, да и вообще остроухих тут не очень жалуют, за редким исключением. Но чтобы не обострять отношений с вашим Эолумом предлагаю вот что. Посол может остаться. Пускай проверяет, смотрит и что там ей еще надо. Сами возвращайтесь обратно. Даю слово, с вашей миледи ничего не случиться. Как закончит, отправим письмо, тогда и заберете.

Белоснежное лицо командира стало еще белее, глаза сверкнули, он проговорил с нажимом:

– Мы не можем оставить миледи Генэль без охраны.

Теонард сложил руки на груди и кивнул.

– Понимаю, – сказал он. – Но видишь, в чем дело. Вокруг Цитадели образовался целый город, тут живут не только люди, а еще гоблины, гномы, гарпии, даже ворги, и еще много всяких. Безопасностью мы занимаемся все. Но вам ее гарантировать не могу, поскольку на окраинах может всякое случиться. Так что надо быть подальше друг от друга. Для общего блага.

Лицо Белионара скривилось, словно перед ним блоха пытается говорить о мироустройстве.

– Мы солнечные эльфы, – сказал он. – Как-нибудь справимся с шайкой разбойников, если вы сами не способны контролировать рубежи Цитадели. Мы одни из самых древних эльфийких народов, мы жили, когда люди еще не появились, и будем жить, когда вы исчезните, мы…

– Самоуверенные и высокомерные, – закончил Теонард резко.

Командир отряда открыл рот, чтобы ответить, но миледи Генэль вскинула изящную ладонь и проговорила:

– Белионар, довольно.

– Слушаюсь, миледи, – сказал он быстро, но взгляд колючих, словно ледяные иглы, глаз остался на Главе Совета.

Лотер насмешливо покосился на эльфа, губы растянулись в ухмылке, мол, какой же ты воин, если подчиняешься женщине, но промолчал.

С запада подул холодный морской воздух, который вечером становится сырым и промозглым, Теонард незаметно поправил плащ и проговорил, разворачиваясь в сторону башни:

– Лотер, проводи посла к Дереву. Пускай там разбираются. Страг, проследи, чтобы достопочтенные остроухие потрудились убраться от Цитадели на достаточное расстояние, чтобы не раздражать белыми физиономиями народ.

После того, как горгона сообщила Каонэль о прибытии солнечных эльфов, серая металась по комнате, как ужаленная дикой пчелой. Время от времени останавливалась и выглядывала в увитое корнями и плющом окно. Но оно выходит на башню Теонарда, а чтобы наблюдать за другой стороной, нужно подняться выше, в другие покои. А там сейчас живет Аэлло.

Когда в сгустившихся сумерках из ворговского леска выскочил Лотер и со скоростью бешенного кабана умчался на восточную сторону, Каонэль сжала кулаки и села в кресло из мха.

Она смотрела на светлячков под потолком, которые танцевали в темноте, составляя сложные фигуры, словно обладают общим разумом. Эльфийка пыталась сосредоточится на них, но взгляд уползал к окну.

В дверь постучали.

– Да, – ответила серая отрешенно.

Створка отворилась и в проход шагнула горгона.

– Ты как? – спросила она.

– Переживаю, – честно ответила Каонэль.

– Так чего не сходишь?

Эльфийка поежилась.

– Боюсь.

– Чего? – не поняла Эвриала.

Каонэль снова как-то сжалась и проговорила:

– Вдруг они там уже передрались? Это же высокородные. Их даже я с трудом выношу. Ворг вообще не знаю, как утерпит. Да и Теонарду только дай повод, чтоб обрезать уши эльфу. Хотя ему и повод не нужен.

Горгона вздохнула.

– Понимаю, – сказала она. – За эльфов боишься. Я бы за своих тоже переживала.

Каонэль болезненно поморщилась и произнесла:

– В том-то и дело. Когда представляю, как порубили солнечных – внутри все падает, а когда думаю, как Лотеру и Теонарду головы снесли – сердце сжимается.

– Да, – проговорила Эвриала. – Непросто. Но ты все же сходи. Тем более, если бы что-то случилось, Мелисс уже до несла бы.

Серая тяжело выдохнула и сказала:

– Схожу. Сейчас соберусь и схожу.

– Вот и умница, – одобрительно сообщила горгона и стала прикрывать за собой дверь. – Я буду у себя. Если что, заходи.

Эльфийка осталась одна и снова уставилась в окно. Когда спустя несколько минут, размахивая секирой, по территории пробежал Страг, Каонэль вскочила.

– Матерь небесная… – прошептала она.

Еще некоторое время тревожно расхаживала по комнате. Потом выдохнула и сказала в никуда:

– Я схожу.

Расправив края плаща, взбила серебряный водопад волос, провела ладонью по корсету, выпрямляя невидимые складки. Взгляд упал на роскошное платье из паучьего шелка в шкафу.

Пару секунд серая смотрела, размышляя, стоит ли надеть его, чтобы предстать перед солнечными эльфами, но потом тряхнула головой и вышла в полумрак плетеных арок.

Спустившись, Каонэль вышла из роскошной двери, которую гномы почему-то называют дуплом и, на всякий случай, оглядела Дерево.

– Все-таки я молодец, – произнесла она тихо.

Ветки раскинулись, как пальцы древнего исполина, с одной стороны почти доходят до башни Теонарда. В кроне порхают стайки светлячков, и в темноте кажется, что дерево окутано магическим свечением.

На каждой ветке что-то вроде ульев, в которых можно поселить простых рабочих эльфов, если такие найдутся. Ствол широкий, внутри полно комнат и лестниц с витиеватыми узорами лиан и плющей.

Каонэль довольно улыбнулась, глядя на резиденцию, больше предназначенную для лесных, но деревья любят все эльфы, так что с этим не прогадала.

Эльфийка откинула непослушный локон со лба и занесла ногу для шага, в этот момент за спиной раздался голос, который ожидала услышать меньше всего.

– Поверить не могу! Серое недоразумение!

Глаза Каонэль сверкнули, она воинственно подняла уши и медленно обернулась.

– Генэль? – неверяще выдавила она.

Солнечная эльфийка застыла перед ней в привычном для эолумских красавец наряде. Платье струится в пол, голубые ленты под грудью колышутся на ветру, а само декольте настолько глубокое, что при желании можно разглядеть пупок.

Генэль смотрела на серую с таким же изумлением, но спустя несколько секунд, спохватилась. Манерно поправив локон, который выбился из высокой прически, спросила надменно:

– Как тебя сюда занесло?

В опустившейся на плато темноте глаза Каонэль засветились, как раскаленное золото, голова чуть наклонилась, кончики ушей нервно дернулись.

Она проговорила с нажимом:

– Могу тебя спросить о том же.

Лицо Генэль кажется сияющим, но в глазах ледяной огонь, а губы искривлены насмешкой.

– Да будет тебе известно, – произнесла она королевским тоном, – меня прислали из самого Эолума в качестве посла солнечных эльфов. Тенадруин рекомендовал меня королю.

При этих словах солнечная прищурилась, как поймавшая птичку кошка, и замолчала. Каонэль набрала воздуха, но заметив, как снисходительно улыбается эолумская красавица, сжала губы.

Досчитав до пяти, выдохнула, взгляд стал блуждать по резиденциям, новым постройкам со стороны ворговского леска. Серая намеренно старалась не смотреть на высокомерное лицо солнечной.

Наконец спросила:

– У вас тоже есть часть Талисмана?

Генэль дернула кончиками ушей, на них звякнули серьги с синими, как глубокое море, камнями.

– Нет, – проговорила она все так же надменно. – Пока нет. Но согласно этикету и порядкам высокородных, мне положено явиться перед эльфийским Хранителем осколка. Если кристалл не в тех руках, заберу. И проверю, как обустроили резиденцию.

– Очень интересно, – оживилась Каонэль.

– Не веришь? – снисходительно поинтересовалась Генэль. – Зря. Даже ваш человеческий Глава размяк, как медовая пыльца на солнце, когда меня увидел. А люди, как известно, примитивны во взаимоотношениях.

Серая сложила руки под грудью, декольте приподнялось.

– Много ты знаешь о людях, – сказала она хмуро.

– Достаточно, чтобы уметь с ними обращаться, – произнесла эолумская красавица. – Это я только что доказала. Кстати, с полукровками и полузверями тоже.

Каонэль вздохнула так тяжело, словно на нее опустилась ладонь каменного тролля. Она покачала головой и посмотрела на башню Теонарда.

Башня в свете месяца выглядит одиноко и зловеще. Если замок Страга окружен розами, из окон льется теплый свет, а прислушавшись, можно уловить, как он упражняется то ли в прыжках, то ли во владении мечем. То резиденция Теонарда суровая и аскетичная даже снаружи. А Лесок ворга ночью вообще страшный.

Каонэль повернулась к высокородной и посмотрела прямо в глаза.

– Значит, решила опутать любовными чарами эльфийкого Хранителя… – проговорила она озадаченно.

– Если бы ты хоть немного была леди, – проворковала высокородная, – не задавала бы глупых вопросов. Самая сильная сторона эльфийки, ее хрупкость и утонченность.

– Ну конечно, – фыркнула серая. – От вашей утонченность даже воздух становится приторным.

Улыбка солнечной стала шире, уши приподнялись, обрамив прическу, словно рогатая корона.

– Я прощаю твое невежество, – произнесла она. – Ты ведь рождена… дайка подумать. Ах, да. Никто не знает, где и кем. Так вот, серая, даю бесплатный совет. Если хочешь управлять, маши не мечом, а платьем.

Глаза Каонэль сверкнули.

– Мне не нужны советы белоухой, которая всю жизнь просидела в Эолуме, – сказала она.

Вверху что-то зашуршало, когда обе подняли головы, из темноты на землю свалилось пустое гнездо.

Эолумская красавица, скривив носик, посмотрела на гнездо и отшагнула. Потом приподняла края платья, будто само присутствие птичьей корзинки оскверняло ее высокородную натуру.

Изящные брови серой сдвинулись, она быстро скользнула взглядом по кроне. Затем подняла гнездо, а когда поднесла к носу, глаза прикрылись, и Каонэль несколько раз быстро втянула воздух.

– Не страшно, – проговорила она отрешенно. – Его покинули давно.

Губы Генэль скривились так, будто целиком засунула в рот очищенный лимон. Брезгливо растопырив пальцы, эолумская красавица отступила на шаг.

– Я рада, – сказала она, морщась. – Вот и займись этим птичьим мусором. Ты ведь для этого в Цитадели?

– Для чего?  – не поняла Каонэль.

– Для поддержания чистоты и гармонии, – сказала солнечная снисходительно. – Так в Эолуме называют уборку.

– Для леди ты слишком дерзкая.

Уши Каонэль вытянулись, глаза превратились в щели, из которых льется желтый свет, она потянулась к антрацитовой рукояти, но Генэль отвела в сторону ладонь и быстро зашевелила губами. Между пальцами забегали огненные искорки.

Серая изумленно произнесла:

– Нельзя же вне Эолума говорить на высшем языке!

– Для дела можно, – ответила высокородная. – Не всем и не всегда.

Так они стояли, сверля друг друга ненавидящими взглядами, пока над ними не пронеслась огромная крылатая тень.

Раздался клекот, эльфийки нехотя опустили руки, провожая дозорную горгулью взглядами.

– Чудовище, – прошептала Генэль, вскинув голову. – Как можно было таких пустить в Цитадель… Но мы наведем порядок. Теонард пустил меня для исследования резиденции.

Серая снова глянула на высокородную, которая все еще глазеет в темноту неба, пытаясь рассмотреть крылатый силуэт, щурится и морщит нос, но, как и все солнечные эльфы, ночью видит плохо.

– Еще раз. Ты твердо намерена опутать любовными чарами эльфийского Хранителя? – переспросила Каонэль.

Высокородная наконец перестала таращиться вверх, и одарила серую снисходительным взглядом. Потом обошла ее, подняв подбородок, и остановилась у входа в дерево.

Она произнесла:

– Я уже сказала, зачем прибыла. Для особо непонятливых могу повторить, но не уверена, что запомнишь.

– Ты очень любезна, – фыркнула серая.

– Даже слишком.

Несколько мгновений посланница разглядывала увитую плющами арку, носик кривился, время от времени что-то бормотала, пару раз порывалась коснуться покрытой трещинами коры.

Потом осмелела и ткнула ствол холеным пальчиком.

– Кто додумался поставить дерево… – проговорила она. – Нет, мы все их любим, но делать из дерева резиденцию? Сколько же тут работы… Когда осколок будет передан солнечным эльфам, мы позаботимся, чтобы на месте этого прекрасного, но неуместного дерева появился ослепительный замок, достойный Эолума. А тебя я, так и быть, выгонять не буду. Разрешу жить вон там, на окраине последнего кольца.

Она указала на самую дальнюю часть всей крепости, ее уши дернулись, отгоняя назойливых мошек, которых ветер принес с огриного болота.

– Я счастлива, – хмуро произнесла Каонэль, глядя на башню Теонарда.

Эолумская красавица расправила невидимые складки на платье и произнесла, делая шаг в проход дерева:

– Развлекайся с гнездом, серая.