День триумфа

В «день триумфа» с рассветом в город на взмыленных конях въехали два всадника. Один из всадников – женщина, переодетая в мужскую форму. Всадники шагом проехались мимо загримированного генерала Адада, который в это время затесался в толпу, прущую на центральную улицу. Эта дорога вела к храму Ашшура. Генерал Адад во всаднике узнал друга Абрама. Но не показал виду.

– Судьба благосклонна к нам, Амелия! – произнес Абрам. – Мы не опоздали на «день триумфа». Храм Ашшура находится там, за спинами стражей царицы!

– Господин, я рада, что мы вовремя успели. Успели, пока по улице ради триумфа не провели пленников царицы?

– Всему свое время…

– Но подскажите, как мы выберемся из этой гущи собравшихся? Как бедных девочек вызволим из плена царицы? Сами же не нападем, когда они будут проходить мимо дома? Переодевшись купцами, простыми гражданами, в толпе, видимо, затаился не один стервятник царицы, выслеживая нас?

– Да, Амелия! Везде расставлены капканы царицы. Эти шакалы того и ждут, чтобы затолкать нас туда! А потом вздернуть на виселице перед всей беснующейся толпой. Не волнуйся: в толпе на площади работают десятки моих друзей. В случае опасности они предупредят нас. Девочек спасем… есть один план… Ты же знаешь, генералу Ададу я обязан жизнью и честью моих дочерей!

Абрам эти слова произнес приглушенно. Но генерал их издалека прочел по выражению его губ. Адад лишний раз убедился, что Абрам остался человеком чести. Он нутром чувствовал, что боги им помогут.

Абрам со спутницей повернули лошадей в переулок. А там, в тени кипарисов, стоит его старый дом, который охраняет старый слуга-еврей. Скоро мимо окон его дома к храму Ашшура для триумфа поведут всех пленных царицы. Среди них могут находиться и девочки генерала.

– Если невеста и дочки генерала будут в числе пленниц, ведомых на площадь Ашшура, в чем я не сомневаюсь, то мы увидим их из окон дома, – прошептала Амелия, словно читая мысли хозяина.

– Если в гуще плененных не будет девочек, – голос Абрама задрожал, – то царица приказала их или казнить, или продала тайно.

Амелия затряслась.

* * *

На площади перед храмом Ашшура собрались толпы людей. Улица, ведущая мимо дома Абрама, переулки заполнены толпами людей, стремящимися на площадь. Наконец всадники вырвались из кольца толпы, протискивающейся мимо них. Они остановили лошадей у заднего двора мрачного на вид домика.

Дом с главной улицы смотрелся совершенно нежилым. Осмотрев ставни, двери запертые наглухо, спутница нагнулась, на себя потянула дубовую калитку, обитую металлическими листами. Она была заперта. Прежде чем слезть с лошади, Абрам подозрительно огляделся по сторонам, постучался в калитку. Долго никто не отзывался. Наконец сквозь узкую щель ставней они услышали дребезжащий старческий голос:

– Уходите! В этом доме, кроме старого слуги, никого нет. Хозяин дома пал за свободу Иерусалима. Кто вы? Зря беспокоите старого больного еврея!

– Отвори, Нух! – повелительно произнес Абрам. – Что ты, старый плут, не узнаешь голоса своего господина?

Маленький сморщенный старикашка в коричневой одежде слуги выглянул в щель. Он, всплеснув руками, радостно воскликнул:

– Клянусь священной Торой, передо мной стоит совершенно здоровый хозяин! Добро пожаловать, господин, добро пожаловать! – По лестнице чуть ли не скатился на первый этаж, распахнул двери дома. – А говорили, что вы в Иерусалиме пали смертью храбрых… Люди лгуны, – со скрежетом отворяя ворота, – что за страсть старых людей вводить в заблуждение, – выставив растущий горб, к калитке зашаркал сандалиями.

Спутница Абрама ввела лошадей во двор, заперла за собой ворота, калитку.

Старый слуга, кланяясь, бросился к ногам хозяина.

Хозяин не дал верному слуге припасть к своим стопам. Нагнулся, приподнял, обнял его за плечи, приговаривая:

– Почему ты, Нух, решил, что меня убили?

– О тебе, господин, в городе ходили разные слухи… От тебя не было вестей… А я знал, что ты просто так никому не сдашься! Никому не позволишь опорочить ни своей чести, ни своего славного имени! Я, старый дурак, предполагал, что если ты погибнешь, то только в честном бою!

– Слышишь, женщина, как выражается мой вольноотпущенный слуга? – подмигнул хозяин Амелии.

– Тем не менее, Нух, случилось то, что ты считал случившимся. Я был захвачен в плен, хотя не по своей вине! Но мне помогли сбежать.

– Хозяин, боги милостивы к тебе. Ответь мне, тебя не коснулся ядовитый перст вероломной царицы, заточившей своего мужа в темницу, а потом убившей его? До меня иногда доходили разговоры, что над генералом Ададом нависло острие топора ее палачей. Тебе, господин, надеюсь, не грозит участь своего друга? Нынче в «триумфальном шествии» пройдут сановники, генералы, сотни поверженных офицеров бывшего царя Нана, их жены, сыновья, дочери… Их поведут со скрученными за спину руками, гремя цепями, с позорными досками, висящими на груди: «Я – предатель»!

– Прекрати, старик! – остановил его Абрам, бледнея. – На душе и так тошно. А ты вдобавок по ней проходишь еще острием клинка! Ты лучше прикажи рабам приготовить нам ванну и обед. Мы с дальней дороги и нуждаемся в отдыхе. Наконец, в хорошей еде!

– Рабов я отослал на работы в поля, а лишних продал. В доме остались только я и старая невольница. Она шустрая, хозяин. Она мигом приготовит все, что, тебе, господин, угодно! – засуетился старик.

– Скажи, старик, – вдруг Абрам заговорил шепотом, – а у нас хоть какие сбережения остались?

– Деньги? Да, деньги у нас остались… Я даже не знаю, в какие щели их еще запихивать!

– А я знаю! – обрадовался хозяин. – Они мне сегодня нужны! – Чуть подумав: – Сейчас же. И очень… очень много!

Старик поклонился, вышел. На кухне зашептался со старой служанкой. Служанка забегала, гремя посудой.

Время было послеобеденное. С кухни пошли вкусные запахи жарящегося мяса.

Да, старушка была шустра. Абрам так и не понял, как она успела разогреть воду в хамаме, приготовить все необходимое для купания.

Он искупался, натерся благовониями, переоделся в чистый хитон. Теперь бодрый, свежий стоял у окна. Он сквозь щели в ставнях следил за «триумфальным шествием». Пленники царицы шли мимо окон его дома, гремя цепями, кандалами.

К хозяину присоединилась и Амелия, тоже переодетая в чистый белый хитон, молодая, пышущая здоровьем.

– Хозяин, – кончиками пальцев мягко прикоснулась его плеча, – ваш старый слуга в хранилище с сундуков с золотом и серебром снял все запоры. Что прикажете нам с ними делать?

– Набивайте золотом все имеющиеся у нас хурджины… Да, пусть из тайников вытаскивает все драгоценные камни! – Его мысли были заняты девочками генерала. – Ты о них… что-нибудь узнала, Амелия?

– Кое-что, господин!.. Девочки должны следовать перед колесницей триумфатора. Триумфатором будет сама царица Семирамида. Затем их под конвоем поведут на площадь, где выставят на продажу с аукциона. Из-за девочек, говорят, произошла страшная ссора между царицей Семирамидой и старшим сыном Нина Ниниасом, который захотел забрать их к себе в гарем!

– Ссора из-за несчастных девочек?! Между мачехой и ненавистным пасынком? Хотя все это я предвидел… Боги, зачем вы в такой час восстали против генерала Адада? Надо же такому случиться, что в стане врагов моего друга объявился и этот шакал со своим вонючим кланом?! – негодовал Абрам.

– Не убивайтесь, господин, все уляжется. Вы же умный, расчетливый человек! Не вам сомневаться в своих возможностях и в магии притяжения золота! – Амелия обняла хозяина за шею, поцеловала его в щеку. – Перед звоном ваших золотых монет, блеском драгоценных камней теряли голос и цари, и султаны, и махараджи!

– Да, Амелия, мне ничего не жалко за жизнь этих прекрасных существ! Но, боюсь, наше золото не спасет генерала от мести царицы Семирамиды!

– К чему тревожиться раньше срока?! Даже самая буйная горная река, достигнув Аравийской пустыни, теряет свою мощь! – Амелия прильнула к груди хозяина, обнимая за шею горячими руками.

* * *

За «триумфальным шествием», проходящим мимо дома Абрама на площадь храма Ашшура, из своего укрытия следил и генерал Адад. Как бы ни загримировался генерал, Абрам с Амелией узнали его. Они тревожились, как бы царские шпионы не вычислили его.

Мимо окон дома Абрама продолжалось бесконечное шествие вереницы трумфаторов. Проезжали колесницы с изображением сцен покорения Иерусалима, Дамаска, пленения генералов, сановников царя Нина, с главным богом Ашшуром, богинями Иштар, Ашторет-Астартой, Набу.

Специальный отряд стражников царицы нес драгоценные вавилонские гобелены, золотую утварь Иерусалимского храма, модели судов и кораблей, взятых у неприятеля. В середине шествия, окруженная пятьюстами стражниками личной охраны, на золотой колеснице показалась царица Семирамида. Перед царицей толпа встала на колени, склонив головы. Замыкали шествие пленные, закованные в цепи. При движении на них звенели цепи, гремели деревянные кандалы, перекрывая возгласы окружающей толпы….

Один громадный воин, с черной бородой, у которого затек один глаз, оставшимся глазом с презрением осматривал враждебную толпу. Другой, голубоглазый, с тонкими, благородными чертами лица, негодовал, когда из толпы в свой адрес слышал сквернословие, его оплевывали, кидали тухлыми яйцами, гнилыми помидорами. Он дико озирался блуждающим взглядом. Желал с кем-либо схватиться, искал смерти от меча благородного офицера. Выражение его лица и глаз говорили о сердечных муках.

Вдруг одна женщина из толпы, подняв черепок, швырнула им в лицо офицера:

– Трус! Собака. Ты сдался этим шакалам! А еще себя называл офицером чести!

Этого унижения офицер не стерпел. Его голубые глаза зажглись презрительным огнем. Он грозно бросил ей в ответ:

– Я не трус! Я в каземате одной рукой задушил десятерых стражей царицы! А пятерых заколол в сражении – пятеро пошли на одного! Пойдут пятьдесят, не отступлюсь! Я не трус! – Благородный воин бил себя в грудь кулаком, гремя цепями. – На меня, тяжело раненного в плечо, навалились десятки стражей царицы. Они только так смогли скрутить меня! Я ослаб от потери крови, потерял сознание. Когда очнулся в каземате, решил удавиться, но меня цепями приковали к стене! А я сейчас умру! Пусть кровь моя падет на ваши головы!

И прежде, чем кто-либо успел его упредить, он кинулся под колеса громадный колесницы царицы Семирамиды, запряженной восемью белыми лошадьми.

– О-о! – простонал генерал Адад в своем укрытии, закрывая лицо руками. Он узнал этого мужественного офицера, который под его началом верно служил царскому трону.

Амелия за окном, воздевая руки, молилась за душу несчастного офицера, за отпущение грехов дикой толпы, жаждущей крови. Толпа теперь восхищенно рукоплескала отважному голубоглазому офицеру, презревшему жизнь ради сохранения чести.

Пока уборщики убирали тело, процессия во главе с царицей медленно двигалась на площадь.

* * *

Вдруг толпа ожила, словно нервная дрожь пробежала по всему ее огромному, трепещущему телу. Толпа стала скандировать имена своих любимиц:

– Смотрите, смотрите, люди, в цепях ведут Арабелу, Шахри-Заду, Хаву! Как можно символы Востока заковать в цепи?!

Толпа зашевелилась многочисленными ногами, отталкиваясь от напирающих соседей, спихивая с себя, кидаясь на спины вдруг озверевших, топчущих, стонущих, издающих проклятия.

Пленницы проходили мимо дома Абрама. В окружении беснующейся толпы, в роскошном наряде, шитом золотом и серебром, с гордо поднятыми головами шли Арабела, Шахри-Зада, Хава. Арабела в дорогом жемчужном ожерелье на шее вся сияла, залитая яркими лучами солнца. Рядом с ней в небесно-голубом наряде, расшитом нитками из белого золота, словно не шла, а плыла Шахри-Зада. Сбоку от сестры держалась Хава в зеленом хитоне, шитом золотыми нитками, зеленых сандалиях с золотыми пряжками.

– Смотрите! Смотрите, люди! – орала толпа. – Это Арабела, невеста генерала Адада! А рядом с Арабелой порхают его голубоглазые золотокудрые дочки! Знайте, они самые красивые девушки в мире!

– Арабела! Шахри-Зада! Хава! – скандировала толпа.

* * *

– Господин! Господин! – Амелия вцепилась Абраму в плечо. – Взгляните, это они!.. Наши голубки! – Девушки были так божественно прекрасны, что у Амелии подкосились ноги, а глаза наполнились слезами.

В своем углу перед неожиданно появившимися дочерьми застыл отец. Кровь отхлынула от его лица. Он перестал чувствовать тело. Пальцами впился в рукоятку меча так, что из-под ногтей сочилась кровь. Он широко распахнутыми глазами, немигающим взглядом впился в лица девочек. Арабела, Шахри-Зада, Хава, чувствуя взгляды близких, направленные на себя, стали смотреть по сторонам.

Адад повернулся к ним спиной, иначе мог испортить все.

– Аррбе-ееллааа! Арабела! Аррбе-ееллааа! Аррбе-ееллааа! Аррбе-ееллааа! – вопили одни.

– Шахри-Зада! Шахри-Задаа-ааа! Шахри-Задаа-ааа! Шахри-Задаа-ааа! – скандировали другие.

– Хава! Хав-вааа! Хав-вааа! Хав-вааа! – старались первую и вторую группы перекричать третьи.

Многие в толпе рыдали от восторга, изумленные неземной красотой Арабелы, божественным сиянием Шахри-Зады и Хавы. Из толпы со всех сторон слышались тысячи восторженных голосов:

– Смотрите! Смотрите, люди поднебесной, на посланниц небес! Это богини любви, спустившиеся с небес: Иштар, Афродита, Венера! Как они великолепны! Как они величественны! – толпа неистовствовала.

Толпа продвигалась вместе со своими кумирами, люди рисковали быть затоптанными под ногами беснующихся. Первые жертвы просили о помощи. Стонали, просили помощи сотни людей, упавшие, растоптанные ногами, вмятые в мостовую.

– Арабела!!!

– Шахри-Зада!!!

– Хава!!!

– Ой! Ай! Умираю! Задыхаюсь! Спасите! Пожалейте! – взывали о помощи из толпы растоптанные ею.

Если сейчас же за наведение порядка не возьмутся стражники, на улице, задавленные беснующейся толпой, задохнутся сотни и тысячи людей.

«О боже, как измучены мои девочки, как они беззащитны перед этой взбесившейся толпой! – беспомощно скрежетал зубами безутешный отец. – Я не могу им помочь! Даже приблизиться к ним! О горе, горе!»

Амелия, оглушенная ревом толпы, отодвинула от окна Абрама, встав на его место. Она осторожно раздвинула ставни, оттянула голубую шелковую штору. Амелия над девочками, проходящими под ней, повисла с подоконника так, чтобы они могли ее видеть.

– Арабела заметила меня! Какая она глазастая! Видимо, чувствовала, что из окон дома за ними будем наблюдать! – радовалась Амелия, оглушенная ревом толпы, криками стражей, ударами хлыстов.

Абрам тоже хотел взглянуть на девочек. Но Амелия не подпускала его к окну, боясь, что шпионы из толпы узнают его.

– Уймитесь, хозяин. Это небезопасно, – Амелия отвела его. – Теперь наши девочки знают, что они не одни, что за них молятся, за них переживают!