Ренат Георгиевич Мансуров, глава концерна «Россвияжэнерго», спокойно обвел глазами притихший зал и, поняв, что вопросов больше не будет, отодвинул от себя небольшую прозрачную папку с документами. Папка была немедленно перехвачена его первым заместителем и помощником Томилиным, с которым они проработали вместе добрых пятнадцать лет и научились за столь длительное время, изобилующее экстремальными ситуациями, понимать друг друга не только с одного взгляда, но и с одного жеста.

Собравшиеся в зале – а точнее, в небольшом, но зато в богато отделанном настоящими дубовыми панелями и неизбежным темно-вишневым бархатом зальчике – зашевелились, также сообразив, что встреча с одним из самых известных на сегодняшний, да и на вчерашний, день, в стране человеком завершилась. Народ здесь собрался далеко не глупый и, несомненно, опытный. Все сразу сообразили, когда пришло время расходиться, даже раньше, чем Ренат Георгиевич, сдержанно улыбнувшись в сторону нескольких телекамер, сгрудившихся слева от небольшой эстрады, поблагодарил всех «за внимание и понимание». Хотя если со вниманием действительно все было в порядке, то насчет понимания, как мельком подумал Томилин, – это вряд ли… Представители московского актива, настоявшие на этой встрече в закрытом клубе «Энерджи», вряд ли утешились, выслушав перечень причин, по которым некоторое время назад столица на несколько часов осталась без электричества…

Мансуров между тем поднялся из-за стола, сидя за которым он отвечал на каверзные вопросы, и огоньки телекамер начали медленно, один за другим, гаснуть. Последним нехотя исчез огонек камеры НТВ. К эстраде сквозь потянувшуюся к единственному выходу публику, ловко лавируя в небольшой толпе, уже пробирались телохранители Мансурова – Валерий Лавров и Сергей Качаров.

Томилин бросил искоса незаметный взгляд на своего шефа и друга и привычно удивился абсолютной невозмутимости его физиономии, нарушал которую разве что таившийся в глубине зрачков Рената Георгиевича ироничный огонек. Но огонек этот был запрятан так глубоко, что вряд ли его разглядели даже вездесущие телекамеры. Запечатлевавшие внешность Мансурова для потомков сотни и сотни раз за последние годы телекамеры все-таки не знали Рената Георгиевича так, как знал его Томилин… Да и сосредоточивались их объективы чаще всего на внешности Мансурова в целом – прямо скажем, было на чем: высокий, подтянутый блондин с абсолютно правильными чертами лица, ничем не выдающими восточного происхождения его хозяина, в неизменно строгом костюме, классической рубашке и не менее классическом галстуке, о стоимости которого свидетельствовала безупречность линий при некоторой естественной небрежности узла. Да, на голубом экране Ренат Георгиевич, безусловно, «смотрелся» при любых, даже самых патовых обстоятельствах!

Между тем Валерий с Серегой, телохранители Мансурова, достигли своей цели и, дождавшись, когда их хозяин в сопровождении Всеволода Ивановича спустится в опустевший зал – именно в опустевший, как предписывали правила, – двинулись впереди них на выход, за которым находился довольно просторный вестибюль с гардеробом и коридорчиком, ведущим в туалеты, а также изящная беломраморная лестница. Один из ее пролетов вел вниз – второй наверх. И там и там располагались основные помещения клуба, где, собственно говоря, и «клубилась» его почти круглосуточная жизнь. Хозяин «Энерджи», коротенький толстячок с бегающими глазками – третий из присутствующих на эстраде во время встречи, – сделал последнюю попытку залучить знаменитого гостя в ресторанчик, славящийся своей «почти домашней» кухней, и, получив вежливый и окончательный отказ, с недовольным видом затерялся в глубине закулисья.

Наконец все четверо – Валера с Серегой, как и положено, впереди, Мансуров с Томилиным чуть поотстав и между ними – вышли в вестибюль, тоже почти опустевший, на сей раз стараниями местной охраны, начальник которой, бывший майор милиции, маячил у выхода. Все, что случилось в следующую секунду, именно по секундам и восстанавливалось – с помощью немногочисленных свидетелей и камер видеонаблюдения – гораздо позже. А в тот момент Томилину, едва сумевшему осознать происходившее, показалось, что из дальнего полутемного угла под лестничным пролетом, ведущим наверх, то ли в кафе, то ли в ресторан, на них летит какой-то сине-красный мешок, лишенный любых иных деталей.

К «мешку» метнулся Лавров, кажется даже ухватил его, но тот сумел выскользнуть из Валериных лапищ, перед лицом окаменевшего на месте Томилина что-то сверкнуло в сторону Рената, почти одновременно просвистел огромный кулак бывшего боксера Сереги Качарова. Два звука слились вместе: один звонкий, металлический, второй смачный, чавкающий звук удара, затем тяжелый звук падения тела и лишь после этого, спустя еще секунду, раздался пронзительный женский визг: кричала замешкавшаяся после встречи дама – депутат Мосгордумы. И лишь после этого Всеволод Иванович автоматически шагнул влево, уже без всякой надобности заслоняя собой Мансурова, и увидел наконец всю картину в целом.

На полу, придавленный лежащим на нем Лавровым, валялся какой-то мужичонка, судя по почти наголо стриженному затылку (морда прижата к полу и оттого не видна), – молодой, возможно, и вовсе пацан, поодаль от него – не достигший своей цели (слава богу!..) нож, а может быть, и кинжал – в этом Томилин не разбирался – холодное оружие было какой-то странной, скошенной формы. От входа как-то слишком медленно – так ему показалось – бежит здешний начальник охраны, что-то кричит.

Всеволоду Ивановичу пришлось напрячься, чтобы расслышать, что именно:

– Не прикасаться к ножу! Не прикасаться!

«Никто и не собирается…» – почему-то подумал он: люди вообще ведут себя в экстремальных ситуациях странно и непредсказуемо. Томилин, например, внимательно понаблюдал, как начальник клубной охраны, осторожно опустившись на колени возле выбитого из рук убийцы кинжала, аккуратненько прихватил его носовым платком и опустил в неизвестно откуда взявшийся прозрачный пакет. И лишь после этого повернулся к Мансурову.

Ренат Георгиевич стоял чуть прищурившись, был немного бледнее обычного, но ни страха, ни особого волнения на его лице не читалось. Скорее легкое утомление… Всеволод Иванович невольно проследил за его взглядом: Лавров был уже на ногах – так же как и владелец кинжала, повисший в его ручищах. «Парню не больше двадцатника, – мелькнуло у Томилина, – бывший зэк?..» На эту мысль наводила малюсенькая головенка, стриженная под ноль, едва начавшая обрастать.

Несостоявшийся убийца вообще был неправдоподобно крохотным, тощим, почти утонувшим в своей красно-синей куртешке, из которой в данный момент торчала помимо стриженого затылка полубезумная, узкая физиономия с низким лбом, залепленным пластырем. Местные охранники, налетевшие теперь со всех сторон, перехватили лавровскую добычу, щелкнув на его запястьях наручниками.

– Уходим, – негромко произнес Мансуров над самым ухом Томилина, четко уловив момент, когда Серега Лавров сдал парня на руки бывшему майору.

В голосе Рената Георгиевича по-прежнему не ощущалось ни паники, ни волнения, это было обычное, рядовое распоряжение, понятое всеми: и Всеволодом Ивановичем, и Валерием с Серегой.

– Ренат Георгиевич, куда же вы? – Начальник местной охраны метнулся от своих подчиненных, столпившихся вокруг несостоявшегося киллера, в их сторону. – Сейчас милицейская бригада прибудет, мы вызвали!..

– Что-то случилось? – Мансуров слегка приподнял левую бровь, выражая недоумение. – Простите, но лично я спешу и помочь ничем не могу. Всего наилучшего.

Бывший милицейский майор так и остался стоять посреди холла с приоткрытым ртом, провожая глазами их компанию, слаженно двинувшуюся на выход в предписанном протоколом порядке: впереди двое секьюрити, чуть позади и в то же время между ними Мансуров с Томилиным.

Выход из клуба представлял собой стекляшку с широкими раздвижными дверями, поэтому начальник охраны «Энерджи» заполучил возможность увидеть всю мизансцену до конца.

К моменту, когда четверо гостей вышли на крыльцо, машина Мансурова и два сопровождавших ее небольших маневренных джипа уже оказались рядом, урча своими движками почти впритирку к нижней ступени. Неторопливо спустившись вслед за Лавровым к своему серебристому «лендроверу», хорошо известному всей Москве, Ренат Георгиевич Мансуров скрылся за приоткрытой телохранителем дверцей. Одновременно то же самое проделал, только нырнув на заднее сиденье, его заместитель Томилин и, наконец, секьюрити.

Спустя не более чем полминуты, все три машины сорвались с места и исчезли из поля зрения бывшего майора, мигнув ему на прощание многочисленными похожими на новогоднюю гирлянду стоп-сигналами. Еще через десять минут возле клуба, точнехонько на том месте, где совсем недавно стояли нарядные иномарки, взвизгнул сразу всеми тормозами совсем другой кортеж, во главе которого выделялась тоже по-своему нарядная желто-синяя машина отечественного производства, с целой радугой огней, переливающихся на ее крыше, не считая синей милицейской мигалки.

Владимир Владимирович Дубинский, младший советник юстиции, зато старший и, несомненно, лучший следователь Мосгорпрокуратуры, обожал свою жену Татьяну, семилетнюю дочку Машеньку и обеим строго-настрого запрещал всего две вещи: смотреть криминальные новости по НТВ и звонить ему на работу во время плановых дежурств.

И для того, и для другого основания у Владимира Дубинского были, во всяком случае с его точки зрения, весьма веские. Во-первых, знакомство с телевизионными криминальными новостями вполне могло превратить среднестатистического гражданина Российской Федерации в психически больного, одержимого манией преследования, или как минимум погрузить в темные воды ипохондрии. Что касается звонков, то во время дежурств Владимир Владимирович и сам названивал «своим девочкам» куда чаще, чем позволяли служебные обязанности. Благо дежурства выпадали в последнее время довольно спокойные, – как правило, с выездами сотрудники милиции справлялись самостоятельно и прокуратуру беспокоили редко. Во-вторых, работников, несмотря на госзарплату, в прокуратуре пока что, слава богу, хватало, и дежурить Дубинскому в этой связи доводилось редко, не чаще одного раза в месяц, а порой и того меньше.