Турецкий тем временем прочитал заметку. Суть ее была в том, что вчера в девять утра в Питере был застрелен вице-губернатор, ехавший с супругой из дома на работу, в Смольный. Выстрелы раздались, когда машина в запрещенном месте поворачивала с улицы Рубинштейна на Невский. Сам Михайлов получил смертельные ранения в грудь и голову. Касательное ранение в голову получила и супруга вице-губернатора, сидевшая сзади. Шофер успел выскочить и удрать, поэтому, можно считать, отделался легким испугом. Киллер-профессионал, стрелявший с крыши дома напротив, в спешке бросил оружие – автомат Калашникова калибра 7,62 и скрылся. Возбуждено уголовное дело, создана оперативно-следственная бригада. У следствия уже нет сомнений, что убийство – заказное, а причиной его могло быть то обстоятельство, что Михайлов, будучи еще префектом в Санкт-Петербурге, оказывал покровительство тамбовской преступной группировке, что, однако, ничем не подтверждается.

– Ну? – спросил Меркулов, увидев, что Саша закончил чтение и теперь размышляет.

Турецкий протянул заметку Грязнову и пожал плечами:

– А какие могут быть вопросы? Все предельно ясно. Тебе-то что непонятно?

– Ну, во-первых, как ты прочитал, убийство совершено вчера утром, газета эта – сегодняшняя, а сводка ко мне поступила полтора часа назад. С уведомлением помощника президента. Как это тебе понравится?

– Не знаю, как вам, коллеги, – сказал Грязнов, – а вот мне не нравится фраза: «в спешке бросил оружие…» Профессионал не бросает, а оставляет. А так-то… Я с Саней согласен: раз уж корреспонденту все до изучения ясно, о чем тут говорить? Правда, лично мне ничего не ясно. Тамбовцев знаю. Мы их вместе с питерскими ребятами в девяностом практически почти прикрыли. Мы… Честно говоря, не столько мы, сколько питерцы, наши просто помогли в нужное время и в нужном месте. Кума тогда взяли, Кумарина. Только наше гуманное правосудие имело на этот счет свою точку зрения: пока то да се, присудили Куму «химию», и он вскоре вышел. И такая кровь полилась! Там татары взялись за тамбовских, казанская группировка. Самого Кума подстрелили, по-моему, чуть ли не в собственной квартире. Слышал, что лечили его тогда лучшие медицинские светила и у нас, и в Европе. Так вот, после девяносто пятого, это я точно знаю, группировка развалилась на несколько мелких групп, большинство из которых ушли в легальный бизнес. А одна группа даже охранное агентство организовала… Да, а с их оппонентами такая была история. В принципе война тамбовских и казанских закончилась в конце девяносто четвертого – начале девяносто пятого, когда взяли лидеров и тех и других. Но в апреле кто-то хорошо подставил татар: выдал руоповцев за конкурирующую группировку. А браткам много ли надо? Открыли огонь, убили старшего лейтенанта. Ну, РУОП и показал им в ответ. Ребята работали «по-жесткому», несколько сотен взяли, и те были счастливы, что попали в камеры живыми. На том бы и кончилось, но оживились связи татар в администрации известного вам питерского демократа, и снова пошло-поехало. Сейчас казанцы контролируют наркоту, игорный бизнес и несколько банков. Все, начальник, иссяк. Дайте горло промочить…

– Погоди, – перебил Турецкий. – Так ты считаешь, что если этот Михайлов, будучи префектом, оказывал содействие тамбовским, то убрать его могли казанцы?

– Я ничего не считаю, я вам изобразил общий фон, а деталями занимайтесь сами. Это не моя компетенция… Возможно, казанцы. Если судить по почерку. Тамбовские, насколько мне не изменяет память, с киллерами не связывались, они все делали сами. А тут заметен профессиональный почерк. Между прочим, наши, столичные, казанцы тоже приглашали наемных убийц, когда воевали с солнцевскими.

– Костя, а чего это ты на меня смотришь, как мусульманин на поросенка? Гадость какую-нибудь придумал? – Турецкий решительно придвинул к себе рюмки и стал разливать водку. – Славка, где наши пирожки? Я ведь не обедал!

– Пожалуй, тебе и поужинать сегодня толком не удастся, – с сожалением покачал головой Меркулов.

– Это по какой же причине? – вскинулся Турецкий.

– Так ведь в «Красной стреле» теперь только буфет. А тебе еще домой заскочить придется, Ирину с Нинкой поцеловать, чего ты давно не делал, одеться, чтоб выглядел не как босяк, а как ответственный представитель Генпрокуратуры, прибывший по личному указанию генерального, понимаешь? Фактически как его помощник, готовящий материалы по оргпреступности.

– На хрена козе баян, Грязнов? Ну ты хоть скажи, что питерские парни – не чета нашим, сами не только работать умеют, но и нужные справки писать. Ты ж с ними пахал! Костя, если это очередная твоя подставка ради спасения чести и достоинства нашего «много обещающего» генерального правоохранителя, то я взбунтуюсь! Я сожгу города и мосты! И вообще, на фиг мне это нужно? Я устал. Мне все надоело. У меня старый брюзга-начальник, от одного вида которого хочется удавиться, а вовсе не топиться в какой-то там Неве. Что скажешь?

– Давайте выпьем, ребята, – ответил спокойно Меркулов, беря в руки рюмку и надкусывая холодный пирожок. – О, с капустой и яйцами! Сто лет не едал. Ну как в добрые старые времена – со здоровьицем! Пей, Саня, нам и твое здоровье дорого. Ты ведь все понял, когда я тебе про поезд сказал?

– Ну?

– Так чего тогда невинную девочку разыгрываешь? Вячеслав тебя достаточно знает, да и я не поверю. Ты лучше вопросы задавай.

– А кто тут сказал, что я согласился? – удивился Турецкий. – Да, вот и Славка слышал, что ты про какой-то поезд говорил. Ну и что? А у меня, оказывается, со здоровьем плохо! Могу бюллетень представить. Ирка мне на прошлой неделе давление мерила – сто шестьдесят на сто. И думаю, с тех пор повысилось. И вообще, чего мой непосредственный шеф мышей не ловит? Пусть подберет тебе… соглядатая в Питер.

– Мне, Саня, сейчас нужен не кто-то из твоих коллег, которых порекомендует Казанский, можно подумать, что я и сам вас всех наперечет не знаю, а именно ты. Ну… есть такое указание. Понял? Там прокурором некто Маркашин. Семен Макарович. Ты его должен знать по эрмитажному делу – См.: Ф. Незнанский. «Опасное хобби». Значит, проще будет разговаривать. Пойми, нам обострения никак не нужны, а кто-то из администрации президента давит на генерального: видимо, этот Маркашин серьезно кому-то поперек горла встал. Перед звонком к тебе я имел беседу с нашим… – Меркулов показал пальцем в сторону кабинета генерального прокурора. – Твой вояж – это его инициатива. По указанию президента, так я склонен понимать.

– Так кого же слушать? И у кого получать указивки?

– У меня, – безапелляционно заявил Меркулов и протянул свою рюмку: – Разливайте, ребята, и валите отсюда. Вячеслав, не сочти за труд, проводи этого оратора и посади в вагон, чтоб не сбежал, как гоголевский женишок. А ты, Саня, приедешь в Питер, разберись, что там делается со следствием по Михайлову, и звони, получишь дальнейшие указания.

Когда закончили и минутку традиционно помолчали, ощущая приятное жжение от качественного зарубежного пойла, Меркулов, оправив обеими ладонями усы, критически оглядел стены своего кабинета, подмигнул коллегам и сказал:

– А не спуститься ли нам…

– В Столешники? – хором сказали Грязнов с Турецким и рассмеялись от такого согласия.

– Вот именно… – Меркулов обнял их за плечи и повернул к двери. – Оставь, – сказал Турецкому, который уже взялся за пустую бутылку, чтобы вынести ее из «конторы», – я еще вернусь и сам уберу.

Стало уже темнеть. Накрапывал дождь. И разговаривать на улице, а ведь именно за этим и вывел их Костя из здания, было довольно-таки неуютно.

– Слушайте, у меня машина, – сказал Грязнов, показывая на милицейский «жигуленок», которым он пользовался в личных целях. – Давайте подскочим в «Будапешт», это ж два шага, а там я гарантирую полную секретность, а?

– Не возражаю, – заявил Меркулов, – но за твой счет.

– Спасибо, добрый человек! – хмыкнул Слава.

– Так чего ты конкретно хочешь от меня? – спросил Турецкий, когда машина, ведомая Грязновым, тронулась.

– Это другой разговор, – довольно заметил Меркулов. – А то, понимаешь… Вот так, россияне!

– Костя, тебе президентский трон спать не дает? – наивно улыбнулся Саша.

– Нет, его помощники, – не принял шутки Меркулов. – А лично мне необходимо знать, cui bono?

– Так, – констатировал Турецкий, – мы перешли на латынь. Грязнов, это значит в чьих интересах. Или кому выгодно? Ты, надеюсь, не забыл наш замечательный юрфак?

– Кому выгодно – будет cui prodest. И не морочь головы старшим. Слушай, что тебе говорят, – не отрываясь от руля, ответил Слава. – Костя прав: именно cui bono.

– Благодарю за моральную поддержку, Вячеслав Иванович, – мимоходом заметил Меркулов. – Так вот, в чьих интересах подставить Маркашина? Кому мешал Михайлов? Вячеслав тебя уже отчасти просветил. А я, честно говоря, и сам не исключал возможности встречи с кем-либо из лидеров этих тамбовских, с тем, кто отошел от явного криминала. Кстати, хочу вам, ребята, сказать, что, кажется, наконец нам удастся утвердить новое положение об освобождении от ответственности лиц, помогающих следствию, в тех случаях, когда они сами могут быть привлечены к уголовной ответственности. Конечно, если Дума перестанет валять дурака и займется, в конце концов, делом. Так вот, Саня, тебе и это уже можно иметь в виду.

– Всего ничего, – хохотнул Турецкий. – Самая малость: надо просто узнать, кто застрелил вице-губернатора, кто изо всех сил подставляет петербургского прокурора и, наконец, по возможности назвать поименно заинтересованных лиц из президентской администрации, из нашей родной «конторы», а также из МВД, ФСБ, Службы спасения президента, в смысле его личной охраны, и… я кого-нибудь забыл, Костя?

– Правительство забыл, – спокойно напомнил Меркулов.

– Ага, точно. Но ведь придется искать от каждой правительственной группировки отдельно. Кого-то – от премьера, а кого-то и от вице-премьеров, причем от каждого из них в отдельности. Ну еще…

– А больше не надо, – успокоил Меркулов. – Справься с упомянутыми. И на все про все у тебя, друг мой, сроку – неделя. Больше дать не могу. Справку представишь генпрокурору. Первый помощник рассмотрит ее вместе с другими подобными материалами, – их готовят такие же, как ты, «ответственные товарищи». Все это обобщат, и наш генеральный выступит с речью. Так что уж постарайся выглядеть умнее других.

– Нет, Грязнов, ты теперь понял, почему я так дорожу своим местом и репутацией? Ну кому еще, только представь, может быть подобное доверено?

– А ты, между прочим, не фиглярничай, – обернулся с переднего сиденья Меркулов. – Ничего особенного. Обычная работа. Ты за нее оклад жалованья получаешь. За одно и голову постарайся не подставлять. Она у тебя, к слову, не такая уж дурная, как ты хочешь показать… Приехали, что ли? Смотри, как быстро! Вячеслав, посади нас так, чтобы мы могли поговорить недолго, но без опаски, а то этот тип действительно решит, что на нем свет клином сошелся…

– А разве не так? – ехидно спросил Турецкий.

– Перебьешься, – усмехнулся Меркулов и, сопя, полез из машины.