Над протокой, где расположился Грязнов со своими удочками, безумно жарило солнце, а из Заволжья, прямо как из пустыни, давил горячий ветер. Скинуть бы все с себя, да нельзя. Знал Грязнов, что вмиг обгорит, и потом уже о рыбе и думать не придется. Поэтому терпел, прел, потел, раскрыв над головой большой зонт, который ему дала хозяйка, намекнув, чтоб он не очень-то форсил, раздеваясь на воде, как некоторые приезжие. День-другой походят, а потом лежат пластом и охают. Дома – другой разговор, жарко ведь, нечего стесняться, все – люди, и ничего нового не покажут. Ох, хитра девка, подумалось Вячеславу Ивановичу, видит Бог, доведет до греха. А она ослепительно улыбалась и выставляла вперед тугую грудь, словно откровенно дразнила его. Оттого и телефонный звонок Сани из Москвы оказался как нельзя кстати.

Хозяйка, когда он разговор закончил, словно встрепенулась, вошла в его комнату и игривым тоном поинтересовалась, кого это гость приглашает без всякого ее на то разрешения? Но сам вопрос прозвучал помягче: «Кто это у нас такой веселый?» Разговор был ей, оказывается, слышен. Грязнов почувствовал неловкость за собственную несдержанность относительно в первую очередь «запазухи», конечно, но подавил смущение и усмехнулся со значением:

– Это мой лучший друг, Дусенька. Всем друзьям друг! Один у него минус – женат. Но увидишь, все равно сомлеешь.

– Это с чего бы? – Она кокетливо качнула бедрами.

– А с того самого, – вздохнул Вячеслав. – Ох, чую, пропадешь ты, девка. Слушай-ка, а может, позвонить да отменить его приезд? Сказать, что, мол, хозяйка возражает, а свободную комнату в деревне не найти так сразу?

– Так он же к вам собирается, – она фыркнула. – Я-то ему – никто. Зачем же отменять-то? Пусть порыбалит, порадуется, гостями мы всегда довольны.

– Вот! – Грязнов поднял указательный палец. – В этом и есть самая опасность! Что значит, ты – никто? Это две первые минуты – никто, а после… нет, не знаю, не уверен, что ты так и останешься для него никем.

– Да ладно вам! – уже неуверенно засмеялась она. – А он кто?

– Такой же генерал, как и я, только из прокуратуры. И моложе на добрый десяток лет. Я ж говорю, сомлеешь… – Он шутливо махнул рукой, подумав при этом, что было бы, вероятно, совсем неплохо, если бы Саня отвел от него эту угрозу. Все ж таки Дуся, как ни крути, родственница Лешки, неудобно будет, если тот узнает, что Вячеслав, да на старости лет… Еще была б чужая женщина, а так вроде даже своя…

Под вечер он вернулся домой истомленный, промокший и словно задубевший на сумасшедшей жаре. Понял, что в такой одежде рыбалки не будет, надо что-то проще, совсем легкое. Наскоро принял душ и, накинув полотняный халат, прошел к себе и завалился на кровать. Даже есть не захотел, и Дуся поняла его.

Сон был коротким, но тоже жарким. А когда он открыл глаза, увидел рядом с собой обнаженное гладкое и горячее тело хозяйки и прямо перед глазами – ее оскаленные в напряженной улыбке зубы. Вот откуда она, духотища-то! Что оставалось делать? А ничего, просто подчиниться. И пала крепость его утренних сомнений, да еще как пала! Взорвалась и рассыпалась мелкими камешками. «А что, – подумал он, вспоминая еще недавнюю свою целительную уссурийскую тайгу с ее животворными рецептами вечной молодости, – мы еще, кажется, годимся!» И облегченный стон Дуси лишь подтвердил его новую уверенность. «Неужели ж, – бежала дальше мысль, – придется теперь просить Дусеньку поспособствовать другу какой-нибудь симпатичной подружкой?» О том, чтобы передать этому другу свою собственную женщину, у Грязнова теперь уже и мысли такой не возникло.

Он еще утром позвонил Ирине в Москву и попросил у нее дружеского одолжения. Она и сама прекрасно знала, что к работе он приступил всего лишь вот-вот, а до того только помогал ребятам, но и с ходу войти в нужную рабочую колею, когда никакой работы нет, тоже маловероятно. А тут выпала удача с Приваловым. Словом, очень было бы им нужно вдвоем с Саней поговорить по душам с глазу на глаз и наметить не второпях, а всерьез и надолго программу будущих своих дел. Обсудить в деталях и не торопясь, чего в Москве никогда не сделаешь, вечно отрываешься на всякие «особо важные» пустяки.

Ирина, в общем-то, поняла суть его просьбы и пообещала, что ровно на неделю отпустит Шурика, но с условием, чтобы тот обязательно привез ей обещанные Славкой волжские дары. В шутку сказала, но у женщин именно подобные шутки и несут основную идейную нагрузку, их обязательно следует принимать к исполнению. Уж в чем-нибудь другом – ладно, можно и забыть случайно, а в таких мелочах приходится быть строгим к себе и методичным.

Другими словами, это означает, что Саня уже весь день в пути, и ожидать его следует на рассвете следующего дня. Если он не станет где-то делать остановку. Значит, надо бы и о другой кровати позаботиться. С тем он и обратился к игривой, расшалившейся хозяйке. У той вспыхнули глаза.

– А он у тебя как? – Они легко перешли на «ты».

– В каком смысле?

– Ну… в прямом. – Она замялась, но тут же звонко рассмеялась: – Такой же горячий? Или как?

– Сказал бы «или как», но тогда совру. – Он обнял женщину за плечи и притянул к своей груди. Подумал про себя: «А ничего ручонки-то, ухватистые еще!» – Я так думаю, что, пожалуй, еще погорячее да покрепче меня будет.

– Ладно тебе, ты и сам, как тот дубок. А говоришь – старый! Тебе сколько?

– Да скоро на седьмой десяток перейду.

– Брось ты, не может быть! – Она уставилась недоверчиво. – Я бы, так больше пятидесяти и не дала. Руки-то – вон, позавидуешь! И как же тебе, милый мой, удалось сохранить-то себя?

– А это все – тайга-матушка. Она – моя целительница. Да зверушки – в друзьях, их охранять от злых людней требовалось, вот и некогда было стареть. У егеря всегда забот полон рот, а у старшего – тем более. Зимой-то на лыжах верст по двадцать каждый Божий день. Да не по трассе, а по тайге.

– А что за зверушки-то?

– Да хоть те же тигры. Знаешь, сколько там браконьеров?

– Ох ты! А одному-то было не страшно? Или кто-то помогал одиночество скрасить, а? Только не ври, все равно не поверю, чтоб такой мужчина один по тайге шастал…

– Один, один, Дусенька. Причины тому были веские.

– Беды натворил, что ли?

– Это как подумать. Виноватым себя чувствовал, но от беды и сам ушел, думал одиночеством вылечиться. Ладно, это теперь уже неинтересно. Вернулся, как видишь. И снова работы много. Душу на рыбалке отведу, и – назад. Агентство у нас, сыщики, охранники. То с неверными супругами иметь дело приходится, а то и с преступниками – и бандиты, и убийцы. Тоже бегать надо…

– А я и смотрю, нет в тебе ни капельки жира, – она попробовала ухватить пальцами мышцу на его груди, но пальцы скользили – жарко. Тогда шлепнула и поцеловала место шлепка. – Нет, силен мужик, умеешь радость доставить.

– Так это, – засмеялся он, – надо понимать, у нас с тобой только начало? Или твой каприз?

Дуся хитро уставилась на него, потом тряхнула густыми черными волосами, рассыпавшимися на ее полных плечах.

– Знаешь-ка, давай тогда койку дружку твоему не у тебя в комнатке, а в сенцах поставим? Или на веранде? Чего ж вы будете мешать-то друг другу?

– Ох, Дусенька, и до чего ж ты сообразительная…

– А то! – Она откинула голову ему на руку, потерлась шеей. – Я знаешь что подумала? Зинку, пожалуй, приглашу на ужин, не возражаешь? Медсестра наша, здорово пострадала она, бедняжка, да об этом – потом как-нибудь. А девка она хорошая, сердечная и собой, я тебе скажу… вполне симпатичная. И не упрямая.

– Видишь, какая ты умница! Так тогда и я в магазин схожу, что ли, скажешь, чего взять надо? У меня, конечно, кое-что есть с собой, да и Саня привезет, бесспорно, но, может, тебе чего-нибудь еще потребуется, к столу, я имею в виду?

– Да не надо ничего, – отмахнулась она. – Или, может, вы городского захотите?.. У нас-то все просто, с чем живем, тем и питаемся. Вы – другое дело.

Грязнов поспешил уверить ее, что о приготовленном ею сегодня завтраке можно только мечтать, он давно такой вкусноты не ел, особенно рыба да помидоры – обалдеть можно. Она снова просияла, прижалась к его плечу щекой. Потом подняла голову со спутанными волосами и в упор взглянула ему в глаза смеющимся взглядом:

– А ты что ж, хотел, значит, меня ему подсунуть?

– С чего ты взяла? – опешил он.

– А разговор ваш случайно подслушала, вы громко разговаривали, не знаю, что он говорил, но твои-то слова я слышала. Насчет «запазухи»! – И продолжала смотреть в упор смеющимся взглядом.

– Да ну что ты, Дусенька, – совсем смешался Грязнов, – ты разве не поняла, что я так пошутил? Ну, может, неловко, тогда прости меня. А «запазуха» мне твоя, кстати, очень нравится. Так что и не думай, уж если ты мне сама позволила заглянуть туда, то больше никому не достанется такая радость. Хотя бы при мне.

– А ты еще и ревнивый? – Она засияла от удовольствия.

– Жуть какой… А эта твоя… Зина, да? У нее что, беда какая была?

– Доктора нашего, любила она его, подстрелили лихие люди. Давно уже, полгода назад, а то побольше. Думали, выживет… Зинка сильно переживала, бедная, а я только недавно встретила ее, – все дома да в медпункте, а тут вижу, идет, улыбается мне, кивает, похоже, отходить стала. Дружили мы раньше. Я и подумала, что, может, хорошая компания ей станет получше иных лекарств, а? Как думаешь?

– Ты абсолютно права, приглашай. Только скажи мне, а это не отразится как-то нехорошо на тебе? Народ-то ведь, он видит…

– А я ни с кем из соседей компании не вожу. Они ж еще Мишку помнят, и так моих нечастых постояльцев обсуждают, все равно новые сплетни пойдут, житья спокойного не будет, народу нынче делать нечего, вот языками и треплют. А Зинке я аккуратно скажу, что вот, мол, друзья мои московские, то, другое. А он не грубый, этот Саня-то твой?

– Да ты что?! Ласковый, как котенок. Это и опасно.

– А почему?

– Попадешься – не вырвешься. Сама не захочешь. Ну, это я про Зину. – Он нахмурился. – А то вдруг она чего не так подумает? А потом никто никого не принуждает, посидим, винца попьем вкусного, закусим твоими чудесами, а там что бог на душу положит… Но ты права, постель ему придется в любом случае поставить на веранде, это чтоб и ты сама не беспокоилась. Ты ж вон какая… жаркая.

– Заботливый… – хмыкнула она.

– Как ты говоришь, – а то? Ну, тогда показывай, что у тебя где.

– Отдыхай, я сама.

– Нет, Дусенька, уж позволь мужскую работу делать мужчине, не хватало, чтоб ты надрывалась.

– Ничего со мной не случится, мы – привычные. Но за заботу – спасибо…

Так хорошо сказала, что у Грязнова что-то в душе повернулось теплой стороной к сердцу. Вот как бывает…

– Это, милая, разве забота? Это – пустяки. А вот где сейчас наш Саня, давай-ка мы с тобой узнаем.

– Ну, узнавай, а я пойду, дела надо делать. – И она, ловко выскользнув из-под его руки, накинула свой халатик и скрылась в соседней комнате.

– Саня, – Грязнов услышал в трубке голос Турецкого, – где ты находишься и чем занимаешься?

– Только что миновал поворот к Иловле. Мне долго еще, не подскажешь?

– Ну, ты – метеор! Сейчас поглядим… – Грязнов взял со стола справочник «Автонавигатор», который привык возить с собой, раскрыл на трассе «М-6» и посмотрел. – Саня,