Изложению следствий корреальности необходимо предпослать два замечания. Во-первых, следствия эти одинаковы и для активного, и для пассивного корреального отношения, так что всякое древнее указание в пользу одного должно служить доказательством и для другого; во-вторых, правила, которые мы здесь укажем, приложимы также и к акцессорным корреальным отношениям (§ 17, f), кроме модификаций, которые могут быть изложены при акцессорных обязательствах вообще.
Во главе всех последствий стоят два простейших и несомненных:
A. Всякий веритель имеет право требовать от общего должника полного удовлетворения[291].
Всякий должник обязан ответствовать перед общим кредитором в полной претензии. Впрочем, это право общего кредитора; если он предпочитает преследовать каждого должника по отдельности, то имеет и на это право, так как подобный процесс представляется только облегчением для должников[292]. Если один из должников препятствует положительными своими действиями исполнению обязательства (например, убивает обещанного раба), то за это отвечают прочие; напротив, просрочка (mora) одного (как простое упущение) не вредит остальным должникам[293].
B. Удовлетворение одного верителя погашает в то же время претензии прочих, независимо от того, будет ли это удовлетворение вынужденное или добровольное. То же последствие наступает, когда все кредиторы получат удовлетворение претензии по частям[294].
Также и наоборот: каждый из должников может удовлетворением со своей стороны погасить долг всех остальных[295] или же удовлетворение может быть совершено каждым должником по частям[296].
Кроме удовлетворения есть еще много других фактов, влекущих за собою более или менее полное прекращение обязательства, и также следует определить влияние их на корреальное отношение, но здесь мы встречаем много затруднений и сомнений. Основательное исследование этого вопроса возможно только в учении о прекращении обязательств и для нашей цели достаточно коснуться только одной его части. Эти факты сводятся к четырем категориям:
Суррогаты удовлетворения (ведущие к тем же последствиям, только иным путем).
Согласие воль участвующих лиц о прекращении обязательства.
Факты, касающиеся иска и процесса.
Случайные факты.
Особенное затруднение при этом исследовании заключается в том, что категории не отделяются друг от друга резкими границами, так что отдельные факты могут быть отнесены то к одной из них, то к другой.
Приступая к изложению целого ряда отдельных фактов, я при каждом из них постараюсь ответить и на вопрос: имеет ли он погашающее влияние на корреальное обязательство (как и действительное удовлетворение), или нет[297]?
Прежде всего – о суррогатах удовлетворения.
1. Отдача на хранение (deposition) в судебное место денег, предложенных кредитору, но которых тот не принял. Этот акт вполне равносилен действительному платежу; кредитор имеет такое же право на истребование этих денег, как если бы он сам их туда вложил[298].
Если же этот акт совершен общим должником по отношению к одному из многих кредиторов, то прочие кредиторы не имеют никакого права на деньги, так как должник может выбрать того из кредиторов, кому желает уплатить (прим. d), и представленные деньги считаются назначенными для удовлетворения избранного кредитора.
Таким же образом освобождаются и все должники, если один из них предлагает деньги общему кредитору и затем вносит их в суд на хранение.
2. In solutum datio.
Если должник с согласия кредитора вместо денег представляет в уплату другую вещь, то ipso jure освобождается от долга[299]. Это общее правило приложимо и к случаю стечения многих кредиторов in solidum и многих должников in solidum, когда один из них вступил со своим противником в подобную сделку. Здесь возможно сомнение только в одном отношении: может ли in solutum datio считаться истинным суррогатом исполнения, так как весьма возможно, что переданная вещь будет малоценной, следовательно, не покроет всего долга. Это сомнение устраняется тем соображением, что подобная сделка представляет в действительности сложный характер: она составляется из продажи вещи за сумму, равную прежнему долгу, и из платежа долга посредством компенсации с покупной ценой.
3. Новация.
Новация, предпринятая одним из кредиторов с общим должником, погашает долг и для других кредиторов. Подобное же действие производит и новация между общим кредитором и одним из многих должников. Новация освобождает их всех[300]. Последний из этих случаев не может возбудить никакого сомнения, так как кредитор, принявший участие в сделке, допустил модификацию добровольно; в первом же возникает некоторое сомнение ввиду того, что прочие кредиторы не дали согласия на модификацию. Но мы можем, не колеблясь, признать его последствия справедливыми. Новация представляется настоящим суррогатом удовлетворения; она есть погашение первоначальной претензии посредством замены ее новой; следовательно, характер ее совершенно одинаков с in solutum datio. Этот принцип неоспоримо верен для простой новации, состоявшейся между первоначальными кредитором и должником; он еще очевиднее по отношению к более сложным ее формам, когда, например, кредитор принимает нового должника вместо первоначального; или когда кредитор подставляет своего должника третьему лицу (своему собственному кредитору) и таким образом освобождается от собственного долга. Все эти комбинации изложены весьма наглядно у Венулея в указанном нами месте (прим. k).
В тексте Венулея мы читаем: «Secundum quae si unus ab aliquo stipuletur, novatione quoque liberare eum ab altero poterit, cum id specialiter agit: eo magis cum eam stipulationem simile esse solu-tioni existimemus». По новейшему толкованию смысл его таков: не всякая новация погашает корреальное требование, существовавшее в момент ее совершения, а только имевшая специально целью целостное погашение. Таким образом, толкование это дополняет выражения мысленно следующими словами: «Cum id specialiter agit, u t cum ab alter o liber et[301]».
По моему мнению, всякая истинная новация безусловно погашает всякое корреальное обязательство; но не всякая новая стипуля-ция между теми же лицами есть истинная новация, и потому мысль текста должна быть дополнена таким образом: «Cum id specialiter agit, ut prior obligatio novetur». Не принимая этих выражений за первоначальный текст Венулея, я считаю их за вставку компиляторов, имевшую цель согласить это место с последующим предписанием Юстиниана, по которому не всякая новая стипуляция, присоединяемая к обязательству, должна считаться истинной новацией (L. 8 С. de novat. 8. 42). Мнение наше подтверждается следующими словами императорских конституций, которые, очевидно, согласны с указанным местом Дигест: «Nisi ipsi specialiter remiserint… priorem obligationem». Далее в его пользу говорит вполне аналогичное место в L. 29 eod.: «Si id specialiter actum est».
Нельзя, однако, не согласиться с тем, что новация имеет несколько двойственную природу. Мы понимаем ее здесь как суррогат удовлетворения (как замену прежнего обязательства), и в большей части случаев природа ее действительно такова. Но она может иметь значение простой формы, например, сначала для превращения обязательства в стипуляции, а потом для погашения его акцептиляцией, хотя бы с целью дарения. В этом случае последствия ее вытекают не из тождества с удовлетворением, а из простой воли. Если римские юристы допускают безусловно погашающую силу новации, не обращая внимания на приводимое различие, то это – следствие (неизвестной нам) строго формальной природы новации; то же и при ак-цептиляции.
Для контракта с новацией вспомним о конституте.
У древних юристов вопрос о степени влияния конститута на продолжение первоначальной претензии был спорным. Наконец, его решили так, что конститут служит не погашением претензии, следовательно, не суррогатом удовлетворения, а только подтверждением прежней претензии прибавлением нового иска. Поэтому и предъявление constitutaria actio не считается поглощением первоначального иска; только (добровольный или вынужденный) действительный платеж может иметь значение одновременного погашения обоих долгов[302]. Необходимым последствием такого взгляда было то, что и конститут, присоединенный к корреальному обязательству, нисколько не ослаблял действительности первоначального права иска. Поэтому нам представляется ошибкою компиляторов то место из Павла, которое, с точки зрения древнейшего и вообще опровергнутого мнения, утверждает, будто конститут, состоявшийся между общим должником и одним из многих кредиторов, равносилен платежу долга, прекращает претензии остальных кредиторов[303]. Итак, место это не может служить указанием на истинный смысл юстиниановского права.
4. Компенсация.
Простое существование у должника денежной претензии еще не погашает требования кредитора, следовательно, не может считаться равносильным действительному платежу[304]. Например, если один из многих кредиторов ищет с общего должника, то последний не может компенсировать иск встречным требованием на другого кредитора. Точно так же и один из должников не может компенсировать иск, предъявленный к нему общим кредитором, посредством встречного требования, принадлежащего совокупному с ним должнику на кре дитора-истца; но последнее правило допускает исключение, когда оба содолжника состоят в товариществе, потому что из этого отношения возникают для обоих содолжников общие интересы и права[305]. Однако если встречное требование не только существует, но и выставляется и признается действительным средством уплаты, то оно является полным суррогатом наличного платежа, погашающим, подобно последнему, права совокупных кредиторов и обязанности содолжников. Погашение совершается как добровольным учетом между кредитором и должником, так и эксцепцией о компенсации, предъявленной в течении процесса и уваженной судьей. Главное требование может быть тогда прекращено или во всей целости, или в части, смотря по величине встречной претензии.
Теперь следуют случаи погашения, основанные на простой воле сторон.
5. Акцептиляция.
Погашающее действие этого факта с точки зрения древних юристов не подлежало никакому сомнению.
Так, если между одним из многих кредиторов и общим должником совершалась акцептиляция, то право прочих кредиторов погашалось[306]. Точно так же акцептиляция между общим кредитором и одним из многих должников освобождала прочих должников[307].
Для объяснения этого несомненного правила, возбуждающего удивление при сравнении его с совершенно различным правилом изложенного ниже неформального договора, необходимо сделать два замечания.
Во-первых, оно объясняется строго формальной природой акцептиляции. Этим замечанием устраняется и возражение, что в активном корреальном обязательстве подобный непредвиденный и односторонний акт может нанести ущерб остальным кредиторам[308]. В данном случае все соглашались на такую именно форму договора и тем самым подчинялись его возможным последствиям. Во-вторых, необходимо принять в соображение несколько двойственную природу акцептиляции. Было бы несправедливо смотреть на нее просто как на договор о невзыскании и, в особенности, как на дар. Слова acceptos fero centum могли, конечно, иметь такое значение; но они могли быть принимаемы и в совершенно другом смысле, предполагающем действительное удовлетворение – путем ли прямого получения самой должной суммы (причем акцептиляция играла роль, так сказать, торжественного платежа) или другого какого-либо эквивалента. Такое мнение подтверждается одним местом из Ульпиана, где акцептиляция помещена в ряд суррогатов удовлетворения[309].
6. Неформальный договор о невзыскании (pactum de non petendo).
Такой договор, как известно, мог быть заключен двояким образом: in rem и in personam[310]. Первый случай составляет правило и везде предполагается сам собою, если только специальное распоряжение не ограничивает договора лицом управомоченным или обязанным; последний случай представляется специальным исключением. Итак, pactum in rem имеет силу за и против всех лиц, на ко торые вообще переходят права по общим правилам, следовательно, в частности, за и против наследников лиц, заключивших договор о невзыскании.
Казалось бы весьма естественным распространить это различие и на корреальные обязательства в том смысле, что договор о невзыскании, заключенный одним из многих кредиторов или одним из должников, имел силу и для других, когда был in rem (т. е. без оговорки о личном ограничении), а не in personam. Конечно, последняя часть этого естественного правила должна быть признана несомненной и истинной, так как выраженное личное ограничение исключает всякое действие договора на третье лицо; напротив, первая его часть должна быть отвергнута, a вместе с тем и действие договора о невзыскании in rem на остальных кредиторов или должников также должно быть отрицаемо, по крайней мере, с точки зрения истинной природы корреального отношения. Это-то последнее обстоятельство должно быть исследовано подробно.
Первый случай применения относится к двум верителям in solidum, из которых один заключает договор с общим должником о невзыскании. Этот договор не мешает второму верителю осуществить впоследствии свое право посредством иска. Следующее место из Павла, признающее этот принцип, требует внимательного рассмотрения: его двусмысленное содержание привело наших ученых ко многим заблуждениям[311].
Si unus ex argentariis sociis cum debitore pactus sit, an etiam alteri noceat exceptio? Neratius, Atilicinus, Proculus, nec si in rem pactus sit, alteri nocere; tantum enim constitutum, ut solidum alter petere possit. Idem Labeo, nam nec novare alium[312] posse, quamvis ei recte solvatur; sic enim et his, qui in nostra potestate sunt, recte solvi, quod crediderint, licet novare non possint; quod est verum. Idemque in duobus reis stipulandi dicendum est.
Павел, главным образом, говорит о юридическом отношении, упомянутом уже выше и похожем на корреальное обязательство только с внешней стороны, в сущности же совершенно отличном от него (§ 17, l, m, n).
Два товарища ведут сообща меняльное дело; постороннее лицо внесено в их книгу в качестве должника (через expensilatio); если один из них заключает с должником договор о невзыскании, то спрашивается: обязателен ли этот договор для другого товарища? Три юриста решают вопрос отрицательно (с чем безмолвно соглашается и Павел) даже когда договор направлен in rem (т. е. без личного ограничения). Несомненно, говорят они, императорские конституции предоставляют каждому товарищу порознь известное право распоряжения общей претензией, это распоряжение ограничивается правом всякого товарища предъявить иск о целой претензии и не простирается на заключение договора о невзыскании.
С этими выражениями непосредственно связаны последние слова текста, ради которых мы только и привели его: idemque in duobus reis stipulandi dicendum est. Следовательно, Павел желает выразить следующую мысль: то же самое нужно сказать о двух rei stipulandi; именно, что договор о невзыскании одного не связывает другого, если даже заключен in rem.
Отрывок текста, о котором нам остается еще сказать (от «Idem Labeo» до «quod est verum»), представляется вводным, вставленным только для подтверждения предыдущего предложения и не имеющим никакой связи с заключительными словами, которые прямо относятся к предложению предшествующему. Лабеон говорит, что один из этих двух менял может, без сомнения, принять долг в кассу; но не обновлять его (новация), так как вообще заключение от права принять в кассу к праву новации было бы неверно. Для подтверждения последнего поло жения он ссылается на пример сыновей и рабов, состоящих под нашей властью, которые также могли бы принять обратно (на наш счет) отданные ими взаймы деньги, но не имели бы права изменять претензию путем новации. Предположенный нами ход мыслей не лишен значения и положительно необходим: единственно таким путем можно ограничить изречение Павла о неспособности duo rei stipulandi вступить в договор о невзыскании, который был бы обязателен для сокредитора – пункт, не подлежащий никакому сомнению. Если же, напротив, следуя первому впечатлению, производимому текстом, мы захотим связать заключительные слова с непосредственно предшествующим им решением Лабеона, тогда выйдет, что будто по Павлу один из двух rei stipulandi не имеет права погасить общую претензию путем новации. Такое положение стояло бы в непримиримом противоречии не только с основными принципами права, но и с несомненными свидетельствами источников (прим. k).
Второй случай применения относится к двум должникам in solidum, из которых один заключил с общим кредитором договор о невзыскании. Спрашивается: может ли другой должник защищаться против иска кредитора посредством pacti exceptio? И этот вопрос, подобно однородному с ним о двух кредиторах in solidum, должен быть решен отрицательно на основании истинных принципов корреального отношения, хотя бы договор о невзыскании был in rem. Впрочем, сюда может примешаться другое юридическое отношение, чуждое корреальности, по которому pacti exceptio предоставляется и второму должнику (не заключившему договора), именно когда первый должник (заключивший договор) сам заинтересован в ссылке второго на эксцепцию, т. е. когда иск, направленный против второго, коснется своими последствиями и первого[313].
Если отказать в этом случае второму должнику в эксцепции, то тем самым придется отнять и у первого, заключившего договор о невзыскании, все преимущества, из него вытекающие.
Важнейшие и несомненные последствия этого правила сказываются в следующих приложениях.
Когда оба rei promittendi состоят в товариществе и один из них заключает договор о невзыскании, то и другой может защищаться эксцепцией против общего кредитора, так как в противном случае последствия обвинительного решения получат силу и для первого, лишая его выгод, вытекающих из договора[314].
Если по заключении главным должником договора о невзыскании предъявлен иск к поручителю, то последний по принципу может воспользоваться эксцепцией, иначе он получит право регрессивного иска к главному должнику, иска, который лишит последнего выгод договора[315].
Сравнивая изложенное здесь право акцептиляции (№ 5) с правом договора о невзыскании (№ 6), мы найдем, что к ним применяются прямо противоположные принципы. В этом нет никакой непоследовательности, а только разнообразие форм, могущее, по произволу сторон, вести к различным целям. У нас нет акцептиляции, а уцелело только право неформального договора о невзыскании, настолько обусловленное, что оно производит, смотря по обстоятельствам, в известных частных случаях, по воле сторон то же последствие, какое могла произвести у римлян гораздо вернее и удобнее весьма употребительная форма акцептиляции. Следовательно, с точки зрения действующего права, вполне ошибочно приписывать нашему неформальному договору о невзыскании решительное действие римской акцептиляции и таким образом прямо извращать истинный характер нашего действующего права[316].
7. Мировая сделка.
Если между одним из многих кредиторов или должников и общим их противником возникает процесс о корреальном обязательстве, оканчивающийся мировой сделкой, то спрашивается – погаша ется ли последней корреальное отношение для совокупных кредиторов и должников, не участвовавших в сделке?
Всякая мировая сделка необходимо основывается на обоюдных уступках[317], поэтому ее можно рассматривать как сложную сделку, состоящую из частичного удовлетворения и частичного невзыскания. Предполагая, например, что долговая претензия составляет сумму в 100 руб., а по мировой сделке должник платит наличными деньгами 60 руб., под условием освободиться от всякого взыскания, мы найдем, что долг в сумме 60 руб. погашается настоящим платежом для всех кредиторов и всех должников (прим. с, d, e, f); что же касается остальных сорока рублей, то в силу мировой сделки о них заключен договор о невзыскании; обязательность его для не участвовавших в сделке обсуждается по правилам, выше указанным подробно.
О проекте
О подписке