Смысл его речей доходил до нее лишь урывками, остальное всплывало из подсознания – как первые, пропущенные, удары часового боя, о которых догадываешься только по ритму, отложившемуся в памяти.
Так повелось, что право думать она передала ему и в его отсутствие неосознанно руководствовалась в своих поступках лишь одним соображением: понравится ли это Дику, поэтому теперь не была в состоянии противопоставить свои намерения намерениям мужа.
Восемнадцать – это чрезвычайно важный возраст.– В свое время я думала: все, что происходит с тобой до восемнадцати, не имеет никакого значения, – сказала Мэри.– Это правильно, – согласился Эйб. – И все, что происходит после, – тоже.
Станете старше – сами узнаете, какие страдания испытывает тот, кто любит. Это адская мука. Лучше уж быть молодым и бездушным, чем любить. Со мной и раньше такое случалось, но никогда еще вот так, внезапно, когда ничто не предвещало беды.
– Я разделила участь тех женщин моего времени, которые решились бросить вызов мужчинам и вступить с ними в битву.
– И к вашему великому удивлению оказалось, что эта битва ничем не отличается от других, – продолжил ее мысль Дик.
– Ничем. – Она помолчала. – Вы принимаете правила и либо одерживаете пиррову победу, либо оказываетесь изувеченной и уничтоженной – становитесь лишь призрачным эхом, которое отражается от давно разрушенной стены.
В отличие от любовников они не имели общего прошлого; в отличие от супругов – общего будущего, тем не менее до сегодняшнего утра Эйб нравился Николь больше, чем кто бы то ни было, кроме Дика, а Эйб тяжко, с каким-то животным страхом многие годы любил ее.