Глава II. Женщины в эпоху раннего Средневековья

Пятивековая история Римской империи (27 г. до н. э. – 476 г. н. э.) отмечена серьезными завоеваниями в области прав и свобод женщин по сравнению с их статусом в городах-государствах Греции и в Римской республике. В Афинах, например, по оценке историка Верна Буллоу, «положение женщин было чуть ли не самым тягостным за всю историю западного мира»¹⁵. Афинянок отдавали замуж без их согласия, они проводили жизнь затворницами в гинекее, имели минимум имущественных прав и состояли под опекой родственников мужского пола. При решении вопросов, связанных с прелюбодейством и расторжением брака, применялись двойные стандарты. В республиканском Риме дело обстояло немногим лучше.

Совсем иную картину мы наблюдаем в эпоху поздней Римской империи: к тому времени на большей части тогдашней Западной Европы женщины не только добились фактического равенства с мужчинами в области семейно-брачных и имущественных прав, но и пользовались известной экономической независимостью. Положение слабого пола улучшилось настолько, что некоторые историки XIX века даже усматривали в такой «эмансипации» одну из причин падения Рима.

Совершеннолетние римлянки практически свободны от опеки мужчин; супруге позволительно подать на развод; за ней остается право собственности на приданое; дочери (с некоторыми ограничениями) признаются законными наследниками наряду с сыновьями. Кроме того, слабый пол играет важную роль в религиозной жизни: жены совместно с мужьями распоряжаются обрядами домашнего культа, целомудренные девы служат весталками, иные становятся верховными жрицами. Существуют даже чисто женские культы, к участию в которых не допускаются мужчины. Политических прав римлянки формально лишены (в частности, не могут занимать административные должности и участвовать в работе местного самоуправления), но через мужей нередко оказывают заметное влияние на государственные дела.

Девушки из знатных семейств получали хорошее образование. Известно, например, что жена Плиния Младшего (ок. 61 – ок. 113 гг. н. э.) Кальпурния обладала тонким литературным вкусом и необычайно высоко ценила произведения мужа. «Она поет мои стихи и даже аккомпанирует себе на кифаре: у нее не было учителя музыки; ее учила любовь, лучший наставник»¹⁶, – радуется польщенный супруг. Впрочем, отнюдь не все мужчины столь доброжелательно оценивали женские интеллектуальные увлечения. Современник Плиния Ювенал в одной из своих сатир высмеивает типичную «ученую матрону», которая вместо музыки и рукоделия занимается вопросами политики и права и вдобавок рвется осчастливить окружающих своими суждениями о поэзии: «Риторы ей сражены, грамматики не возражают, / Все вкруг нее молчат, ни юрист, ни глашатай не пикнут»¹⁷.

Знаменитый Отец церкви IV века блаженный Иероним придавал большое значение женскому образованию. Когда он жил в Риме, вокруг него сложился кружок благочестивых патрицианок, для которых он устраивал на Авентинском холме занятия по чтению и изучению Писания. В послании, адресованном невестке одной из своих знатных учениц, пресвитер дает наставления по поводу воспитания ее малолетней дочери, высказывая идеи, во многом созвучные педагогике нашего времени:

Нужно сделать ей буквы либо буковые¹⁸, либо из слоновой кости и назвать их ей. Пусть играет ими и играючи обучается. И пусть она запоминает не только порядок букв и не только по памяти напевает их названия, но пусть ей неоднократно путают и самый порядок, перемешивая средние буквы с последними, начальные со средними, дабы она знала их не только по звуку, но и по виду. Когда же она еще нетвердою рукою начнет водить стилем по воску, то пусть кто-нибудь водит ее нежными пальчиками, или пусть на таблице начертают ей буквы, чтобы она шла по бороздкам и не могла бы сбиться в письме, следуя указанным контурам. За составление слогов ее награждать: поощрять такими подарками, которые приятны в ее возрасте. Пусть у нее при учении будут подруги для соревнования: похвалы им пусть задевают ее за живое. Не надо ее бранить за медлительность, но похвалами возбуждать ее усердие, чтобы она радовалась при успехе и горевала при неудаче. Прежде всего надо опасаться, как бы она не возненавидела ученья…¹⁹

Римский историк Тацит в одном из своих сочинений пишет о германцах, изображая их благородными дикарями в противовес развращенной и изнеженной, утопающей в роскоши римской элите. Германские женщины живут в строгости и простоте наравне с мужчинами. В обществе царит чистота нравов и демократический аскетизм. Девушки и юноши воспитываются одинаково и сочетаются браком в одинаковом возрасте, «столь же крепкие и столь же здоровые»²⁰. Жены всюду сопровождают мужей. Во время сражений они находятся рядом с полем боя и врачуют раны. Нередко женщины ходят с мужчинами на охоту. Приданое приносит не жена мужу, а муж жене (имеется в виду обычай Morgengabe^[1]), причем состоит этот брачный дар не из каких-нибудь безделушек или украшений для женских прихотей, но, восхищенно отмечает Тацит, «то должны быть быки, взнузданный конь и щит с фрамеей и мечом…Это наиболее прочные узы… И чтобы женщина не считала себя непричастной к помыслам о доблестных подвигах… все, знаменующее собою ее вступление в брак, напоминает о том, что отныне она призвана разделять труды и опасности мужа и в мирное время и в битве, претерпевать то же и отваживаться на то же, что он»²¹. Так «ограждается их [женщин] целомудрие»²². Плотская распущенность и супружеская неверность, обычные среди похотливых римлян, у благочестивых варваров крайне редки. Жене, уличенной в прелюбодеянии, муж обрезает волосы и, раздев донага, гонит ее бичом по всей деревне. Употреблять противозачаточные средства и умышленно прерывать беременность, как то делают испорченные римлянки, считается постыдным. Матери сами кормят грудью своих детей, а не отдают их служанкам и кормилицам, как избалованные римские матроны.

Считая, что «в женщинах есть нечто священное и что им присущ пророческий дар», германцы «не оставляют без внимания подаваемые ими советы и не пренебрегают их прорицаниями»²³. Поклоняются эти народы Матери-Земле и другим божествам женского рода.

Важно, однако, иметь в виду, что Тацита заботило в первую очередь обличение пороков современного ему римского общества конца I века н. э., а потому достоверность приведенного «этнографического описания» вызывает справедливые сомнения. При всей скудости документов, относящихся к истории древних германцев, до нас дошли судебники ряда племен, расселившихся в процессе миграций на территории Италии, Франции, Испании и Британии, – и согласно этим источникам, положение германских женщин было далеко не столь радужным. С одной стороны, «варварские правды» предусматривают особую защиту слабого пола и нередко устанавливают за ущерб женщине повышенный вергельд (денежный штраф за убийство или изувечение, выплачиваемый преступником родичам жертвы), с другой – ясно дают понять, кому принадлежит реальная власть. Дееспособность женщин предельно ограничена, и в этом смысле германское право близко греческому и раннеримскому. Так, например, по нормам Лангобардской правды женщина юридически приравнивалась к несовершеннолетнему ребенку. Она пожизненно состояла под опекой мужа или родственника мужского пола и при совершении любых сделок обязана была получать его согласие. Саксонский капитулярий 785 года содержит сходные положения: вдова поступает под опеку ближайшего родственника умершего мужа, а если вторично вступает в брак, то под аналогичную опеку отдаются ее дети.

У большинства германских племен существовало многоженство. Брак был подобием торговой сделки: мужчина покупал жену, а ее отец или родные ее продавали; изнасилование трактовалось как кража. Свобода разводов понималась односторонне, как право мужа «отпустить» от себя жену, без распространения на нее такого же права уйти от мужа. Франкский король Хлодвиг принял христианство на рубеже V и VI веков, но еще долгое время спустя его преемники вовсе не считали зазорным жить по старым языческим обычаям: они имели несколько жен (не считая конкубин, то есть наложниц) и разводились, когда им заблагорассудится, не смущаясь церковными запретами. Так, у младшего сына Хлодвига, Хлотаря I, было семь жен (с некоторыми он жил одновременно) и целый «гарем» конкубин. Однажды его жена Ингунда обратилась к супругу с просьбой найти для ее сестры Арегунды «уважаемого и состоятельного мужа». «Этим я не буду унижена, но скорее возвышена и сумею еще более преданно служить вам», – сказала она. Услышав эти слова, король, «человек весьма распутный», внезапно начал проявлять к Арегунде недвусмысленный интерес. Посетив девушку на вилле, где она жила, он вернулся к Ингунде и заявил: «В поисках богатого и умного мужа для твоей сестры я не нашел никого лучше, чем я сам. Так знай, что я взял ее в жены, и я не думаю, чтобы это тебе не понравилось». Ингунде только и оставалось, что смиренно ответить: «Пусть мой господин делает то, что ему кажется хорошим, лишь бы твоя служанка [Ингунда] была в милости у короля»²⁴.

За исключением лангобардов с их консервативной правовой системой, общественные порядки большинства германских племен испытывали на себе влияние римской цивилизации и эволюционировали в сторону расширения прав женщин. Примером может служить Бургундская правда, записанная в 474–561 годах, когда контакты с римлянами насчитывали уже три века. В этом своде законов зафиксировано, в частности, что «если мать пожелает иметь опеку [над своими детьми], никто из родственников не может оспорить у нее этого права»²⁵, а «если кто не оставил сыновей, пусть тогда дочь вступит в наследство»²⁶. Близкая по времени Вестготская правда несет на себе следы столь же продолжительного взаимодействия с римскими юридическими институтами и является, пожалуй, наиболее либеральной. Она устанавливает право мужа и жены совместно управлять земельной собственностью – как добрачной, так и нажитой в браке. Последняя считается общим имуществом супругов, и жена может претендовать на свою долю. Если женщина овдовела, за ней остается право распоряжения семейным имуществом и наследством несовершеннолетних детей. Дочери равноправны с сыновьями в вопросе наследования даже в том случае, если родители умерли, не оставив завещания.

Со временем заметное влияние на германское законодательство стало оказывать не только римское право, но и этические принципы, исходившие от церкви (даром что первые христианские правители вроде Хлотаря преспокойно их игнорировали). На женщину уже не смотрели как на вещь, а брак приобретал черты относительно равноправного и устойчивого союза. Закрепленная в Салической правде норма об устранении женщин от наследования была скорректирована в VI веке, когда эдикт короля Хильперика разрешил наследовать землю дочерям (при отсутствии наследников-сыновей). К VIII столетию – концу правления Меровингской династии – взрослые женщины во Франкском государстве освобождаются из-под мужской опеки. Ограничения их прав в области наследования и распоряжения собственностью уходят в прошлое.

Многоженству церковь тоже положила конец. Фриульский собор, созванный по инициативе Карла Великого в 796 году, постановил, что даже супружеская измена не является основанием для расторжения «священных уз»: неверную жену могли подвергнуть наказанию (иногда достаточно суровому), муж имел право ее прогнать, но повторный брак, пока она жива, был исключен. В 802 году Карл Великий распространил действие этого правила на всю свою державу.

При этом самого Карла едва ли можно назвать эталоном семейной морали. Первую жену он по неизвестной причине «отослал», а после смерти пятой предпочел не обременять себя новым браком, а завести четырех наложниц. И тем не менее основатель империи Каролингов обычно изображается как почтенный семьянин, всячески заботившийся о своих многочисленных детях. Он никогда не садился без них за стол и не отправлялся без них в путь: сыновья ехали верхом рядом с отцом, а дочери следовали чуть поодаль. Эйнхард в своей биографии Карла Великого сообщает, что дочери его были очень красивы и он «сильно их любил», однако, «представьте себе, ни одну из них не пожелал отдать в жены ни своим людям, ни чужеземцам; всех он удерживал дома, вплоть до своей смерти, говоря, что не может обойтись без их близости»²⁷. Дочери недалеко ушли от отца: замуж они хотя и не вышли, но вели бурную личную жизнь и произвели на свет несколько незаконнорожденных детей.

Если перенестись на Британские острова, то мы увидим, что ранние англосаксонские кодексы следуют в русле той же традиции: невеста является предметом торговой сделки, женщина воспринимается как собственность. Так, судебник кентского короля Этельберта, составленный около 597 года, вводит дифференцированную шкалу штрафов за внебрачные связи. Человек, обесчестивший²⁸ девушку из королевской челяди, должен уплатить 50 шиллингов. Если речь идет о служанке эрла (представителя знати), взыскание составляет 12 шиллингов, а если о служанке кэрла (рядового свободного общинника), то деяние карается суммой всего в 6 шиллингов. Во всех этих случаях штраф взимается в пользу хозяина служанки. Если же «свободная женщина, носящая локоны [длинные волосы отличали свободную женщину от рабыни²⁹], совершит бесчестящий ее поступок»³⁰, назначается штраф в 30 шиллингов. Наконец, если женщина замужем, то согрешивший с ней мужчина обязан не только уплатить потерпевшему супругу штраф, но и купить ему новую жену. Расторгнуть же брак позволяется по обоюдному согласию: «Если [жена] желает уйти [выделиться из хозяйства мужа] с детьми, она получит половину имущества…Если супруг хочет оставить [детей] при себе, [она получит] такую же часть [имущества], какая полагается каждому ребенку». Если жена родит живого ребенка и муж умрет прежде нее, она получит половину движимого имущества³¹.

Дочери в англосаксонском обществе обладали правом наследования наряду с сыновьями. Так, король Альфред Великий, завещание которого датируется приблизительно 873–888 годами, разделил свои земельные владения между сыновьями и дочерьми, женой, племянником и другими родственниками. Кроме того, он отписал по 500 фунтов двум своим сыновьям и по 100 фунтов жене и трем дочерям. Одновременно он высказывает пожелание, чтобы земли и в дальнейшем оставались в руках родичей: «Мне более всего угодно… чтобы они перешли к отпрыску с мужской стороны, буде найдется достойный. Ведь мой дед завещал землю свою не по женской линии, но по мужской». Король также оговаривает, что родичи мужского пола могут при желании выкупить земли, завещанные женщинам, при жизни последних; если же этого не произойдет, то после смерти женщин земля обычным порядком перейдет к потомкам по мужской линии. Альфред считает нужным прописать условие о денежной компенсации женщинам-наследницам, подчеркивая, что хочет иметь возможность завещать свои земли «как по женской, так и по мужской линии, по своему желанию»³².