Цитаты из книги «Французский роман»

сюжет для романа – не более чем предлог, канва, главное – человек, стоящий за текстом, личность, которая ведет рассказ. До сих пор я так и не нашел лучшего определения для литературы, чем возможность услышать человеческий голос. Изложение истории – не цель, и персонажи просто помогают выслушать кого-то другого, кто может оказаться моим братом, моим ближним, моим другом, моим предком, моим двойником.

Я выводил букву за буквой, стремясь удержать неуловимое мгновение.

Но почему ни с того ни с сего у меня вдруг возникла непреодолимая потребность записывать все происходящее в тетрадь с двойной линейкой? Наверное, уже тогда я понял, что писать – значит вспоминать.

Забвение – это ложь умолчанием. Время подобно фотокамере, оно фиксирует нашу жизнь эпизод за эпизодом. Но если снимки стерлись, единственный способ узнать, что произошло со мной между 21 сентября 1965-го и 21 сентября 1980-го, – включить фантазию. Возможно, я уверовал в свою амнезию, тогда как на самом деле я – лентяй без воображения. И Набоков, и Борхес, оба говорят примерно то же: воображение есть форма памяти.

Приходится заново творить свое детство. Детство – тот же роман.

Взаперти человеческий мозг работает вхолостую, пускает в ход воображение, рождает кошмары, без конца мусоля одну и ту же мысль, пока дело не кончится безумием.

А правда, как лучше избавиться от привитой воспитанием вежливости, всяческих нелепостей и предрассудков, комплексов и чувства вины, от неловкости, косого пробора, свитеров с высоким кусачим горлом, блейзеров с золотыми пуговицами, колючих серых фланелевых брюк с острой стрелкой, самодовольства, снобизма и лжи? Выход один – потерять память.

Я на самом деле пережил все это или создаю историческую реконструкцию самого себя?

тщательно скрываемая неудовлетворенност

У них с матерью были одинаковые носы: иногда одной детали хватает, чтобы пробудить в душе самое дивное чувство.