9
Четверг, 3 мая, 23:54

Вик неподвижно стоял под уличным фонарем и вглядывался в здание из красного кирпича, отражавшееся в мокром асфальте. Как странно было оказаться лицом к лицу с этим сооружением, печально известным каждому полицейскому подразделению Парижа! В тусклом лунном свете парижский Институт судебной медицины, что на набережной Рапе, смотрелся как крепость.

Отвезя Вана в отделение – видимо, его коллега мало спал и много работал, – Вик вполне мог вернуться домой, к Селине, погладить ее по животику. Но что-то привело его сюда: любопытство, стремление докопаться, сделать дело как можно лучше, утвердить свое присутствие здесь, а самое главное – властное желание ни за что не спать. Не спать в эту первую ночь. В эту ночь он попытается стать сыщиком. Попытается.

Войдя в старое здание, Вик ощутил давящее присутствие смерти. Он прошел сквозь пустынные залы, где выстроились большие столы из нержавеющей стали. Стены пропитались гнилостным запахом. За долгие годы здесь производилось столько вскрытий…

Ему еще ни разу не приходилось входить в прозекторский зал, где вскрывали трупы. Только он собрался толкнуть дверь, как из нее, опустив голову, вышел майор Мортье. Заметив молодого лейтенанта, он вытаращил глаза. Потом стащил с себя маску, защитные очки и шапочку.

– Маршаль? А ты что здесь делаешь?

Дверь в тамбур за его спиной с шипением прикрылась, но Вик успел услышать за дверью женский голос. Значит, судмедэксперт – женщина?

– Я узнал, что экспертиза начнется в двадцать один тридцать. Вана я отвез в отделение, а потом подумал, что у меня еще есть шанс…

– Шанс?

– Ну, это просто такой оборот речи.

Мортье покачал массивной бритой головой:

– Я вышел покурить. Покурю и пойду обратно. Мы уже почти закончили. Пошли, выйдем вместе.

Стоя на асфальте перед входом, он нервно затянулся сигаретой.

– Грязная история. Чертовски грязная история.

– А что показывает вскрытие?

Майор медленно выпустил струю дыма в небо. Атмосфера была наэлектризована до предела, напряжение хоть рукой трогай.

– А эта садомазо, Жюльетта Понселе, что говорит?

– Она встречалась с Леруа два-три раза в неделю. Исключительно ради секса. Махровый садомазохизм, а главное – с уклоном в акротомофилию.

– Это ты докопался?

– Ван устроил ей в отделении такое шоу, что она хочешь не хочешь, а заговорила.

– Он это умеет, если надо. Можно подумать, у него природный дар развязывать языки.

Вик кивнул. Они только что обедали с Ваном вместе в закусочной, и он рассказал ему всю свою жизнь. А когда выходили, Вик вдруг осознал, что ничего не знает о коллеге, не знает даже, где тот живет. Зато узнал, как зовут его рыбку, карликового сомика: Пуаша, Сомик-крошка.

– По словам Понселе, жертва всегда питала склонность к разного рода ампутантам. Стоило ей на улице встретить человека с ампутированной ногой или рукой, у нее сразу же возникало страстное желание вступить с ним в сексуальный контакт.

– Да она просто чокнутая!

– И да и нет. Склонность и даже страсть к изуродованным телам – на самом деле не новость. Тут дело в образе, гораздо более распространенном, чем кажется. Леруа зарегистрирована на множестве интернет-форумов под ником «Bareleg», «Голоножка». Там ищут контактов те, кто именует себя преданными или поклонниками. Кого там только нет: подростки, замужние дамы с детьми, адвокаты, профессора. И все чувствуют тягу к ампутантам. Есть там и инвалиды, которые выходят на сайт, и, бывает, образуются пары поклонник – ампутант.

– Леруа и Понселе так и познакомились?

– Нет, Жюльетта Понселе в этих форумах не участвует. Это Леруа, увидев фильмы с Понселе и заметив, что у нее нет руки, сделала все, чтобы ее разыскать. И это ей удалось.

Мортье сделал три глубокие затяжки. Вдоль забора пес выгуливал своего старого хозяина, как выгуливал его каждый день, в одно и то же время. Согнутый старостью силуэт приветственно кивнул им.

– Что еще?

Вик вертел в руках свой разряженный мобильник. Мортье всегда говорил очень твердым и жестким тоном. И никаких тебе «спасибо, славно сделано, Маршаль» или «хорошая работа». Видимо, для него Вик был действительно хорош в плане добывания информации, как и всякий новичок, которому никто ничего не должен.

– Компьютер жертвы напичкан омерзительными фото и видео.

– Это Ван тебе рассказал?

– Почему опять Ван?

– Потому что обычно ему поручают все это дерьмо: его скотскими штучками не проймешь. Даже полиция нравов зовет его, чтобы просматривать фото, фигурирующие в делах педофилов. Ему от них ни жарко ни холодно. Как, впрочем, и от всего остального. Грустно об этом говорить, но парни с его закалкой ой как нужны. Так что там разглядели, в компе?

Вик слегка поморщился:

– Фотографии с хирургических операций, крупные планы окровавленных тел, отпиленных костей. Она снимала на видео вскрытия. Иногда сама появлялась в кадре, лаская отрубленные части мертвых тел. Судя по всему, у нее был либо приятель, либо клиент из судебных медиков.

– Из судебных медиков? Ты хочешь сказать, что…

– Не здесь ли это снимали? Не знаю. Я в жизни не был в зале, где происходит вскрытие. Однако, судя по следам от треноги на ковре, можно заподозрить, что убийца запечатлевал свою… работу, чтобы сдельно отчитаться для оплаты.

– А на тех видео в компьютере появляется судебный медик?

– Нет. Но поблизости нет и тридцати шести институтов судебной медицины.

– Но зато полно судебных медиков.

Мортье загасил сигарету каблуком.

– Все это объясняет, почему ты здесь ошиваешься, верно? Хотел узнать по виду помещения, не здесь ли снимали?

– Отчасти. Но есть еще куча вещей, которые мне хотелось бы узнать.

– То-то ты скачешь как блоха.

– А мне любопытно. Я же ведь проныра, мне все интересно.

– А ты в курсе, что тебе повезло расследовать такое дело, будучи еще зеленым новичком?

– Надо быть полицейским, чтобы считать это везением.

– А ты полицейский?

Вик не задумываясь ответил:

– Пока не знаю.

– Это хорошо. Для блатного ты хоть умника из себя не корчишь. Не то что некоторые.

– Никакой я не блатной.

Мортье о чем-то задумался, потом сказал:

– Слушай, V8, я все думаю о том изуродованном пупсе, что валялся возле кровати.

Вик громко, не таясь, с шипением втянул в себя воздух: это прозвище выводило его из себя.

– И что?

– У него ведь была отрублена рука. Как думаешь, почему?

– Я весь вечер об этом думал. Это должно быть как-то связано с поклонниками. Наш убийца нарочно изуродовал пупса. А это означает, что он был осведомлен о фантазмах Леруа. Может, это кто-нибудь из пользователей Интернета, с кем она входила в контакт…

– Или один из миллионов парней, с которыми она трахалась с самого рождения. Можно брать всех без разбора.

– Не так уж и без разбора, если мы имеем дело с ампутантом.

Мортье покачал головой:

– Судя по тому, что он с ней сделал, вряд ли он инвалид.

– В наши дни делают хорошие протезы. На шарнирах, ну и все такое… Некоторые легкоатлеты бегают на протезах стометровку быстрее, чем вы пробежите пятьдесят.

– А ты не так-то легко сдаешься, а?

Вик почувствовал, как в нем зашевелилась гордость. Нет, не напрасно он сюда приехал и хорошо, что встретил майора, даже если назавтра его сочтут жополизом.

– Это как в шахматах. Сдаваться никогда нельзя.

– Ну, это вряд ли тебе поможет скорее стать хорошим сыщиком.

Мортье чуть прищурился:

– Ты объехал все ортопедические магазины и больницы, находящиеся поблизости?

– К сожалению, время не растягивается. Я займусь этим завтра.

– Ладно, завтра так завтра.

Вик вытащил из кармана леденец, развернул прозрачную обертку и отправил конфету в рот.

– Но это не объясняет, зачем туда положили еще семнадцать кукол, – продолжил он. – И почему их разложили именно так, как они лежали? Что за мизансцена? Матери бросаются защищать своих детей, словно им угрожает гнев Господень.

Мортье разглядывал фантик. Вик порылся в кармане и вытащил спичечный коробок, который сразу же сунул обратно, и целую пригоршню конфет.

– Хотите? Это Ван мне насыпал. Они с перцем. Здорово дерет! Он их называет «дыхание дракона».

Лицо Мортье озарилось улыбкой.

– Никогда не слышал. Должно быть, это большая редкость. А откуда они?

– Из супермаркета.

Вик прокашлялся.

– Скажите… я только что в отделении обнаружил у себя в ящике стола одну странную штуку.

– Презерватив, что ли?

– Намокший рулон пипифакса. Как вы думаете, чьих это рук дело?

– Спроси у Вана.

– Ван? Ну а если не он, тогда кто?

– Ты, должно быть, единственный не знаешь, кто это. Слабовато для следователя.

– Может, Жоффруа?

Майор направился к Институту судебной медицины, оставив Вика там, где тот стоял. Потом обернулся:

– Ну так ты идешь или будешь дожидаться, пока все мертвецы разбегутся?

Вик потихоньку выплюнул забористую конфетку и пошел следом за ним.

– У тебя есть жена? – спросил Мортье, которому конфетка очень понравилась, судя по тому, как резво он ее гонял во рту.

Вик улыбнулся, потом ответил:

– Есть. Селина. Мы ждем ребенка. Определенно будет девочка.

– Ну да, ну да, это хорошо.

Мортье вздохнул и прибавил:

– Малышка, может быть, позволит твоей семье не развалиться.

10
Пятница, 4 мая, 0:10

Того, кто рискнет войти в прозекторский зал, больше всего шокирует открывающийся с порога прямой, откровенный вид распростертого тела под яркой, не дающей тени хирургической лампой. И разрезанное, выпотрошенное человеческое тело производит впечатление некоей окровавленной ложбины, где после перенесенных потрясений плоть – уже и не плоть вовсе, а просто органическая руина.

Под маской Вик старался сохранять самообладание. Он не знал, то ли подойти, то ли отступить… Справа он заметил офицера криминальной полиции, который сидел за дверцей с окошечком. Оттуда он боязливо протягивал руку за очередной порцией материала для экспертизы. Самого вскрытия он не видел и сидел в укрытии для тех, кто не выносит подобных зрелищ.

– Ну что? – шепнул Мортье. – Похоже на помещение из видео?

Вик помедлил с ответом. Запах кишечных газов и прочие ароматы, носившиеся по залу, начали заползать под маску.

– Не знаю. Думаю, все прозекторские залы похожи один на другой.

– Новичок? – спросила Демектен.

Ее белый пластиковый передник окрашивали длинные кровавые потеки, плечи были обсыпаны костной пылью. Выглядела она лет на сорок, черты лица резкие и суровые.

Молодой лейтенант кивнул.

– Вы неудачно выбрали время. Мы уже почти закончили, смотреть не на что.

– У него просто мания, – бросил Мортье, – появляться, когда остальные уже домой собираются.

Вик не услышал. Его взгляд был прикован к стальному баку, стоявшему рядом с отобранными для экспертизы материалами. Из него торчали длинные окровавленные иглы.

– Ровно сто одна игла, – уточнила прозекторша. – И были глубоко введены по большей части в мышцы или в нервы. Должно быть, это причиняло сильнейшую боль.

Она покосилась на Мортье, и тот одобрительно кивнул.

– Подходите, лейтенант, – сказала Жизель Демектен. – Вы в порядке? Обычно я ввожу новичков в курс дела, если что… Но вас мы действительно не ждали.

Вик глубоко вдохнул и постарался представить себе кусочек еды. Надо было точно, в деталях, представить кусок холодного жареного мяса. Обонятельные рецепторы носа насытились, и он почти перестал чувствовать вонь. Теперь надо было подойти к огромному застывшему ломтю мяса.

Ему вдруг во всей красе открылась вся эта еще сочащаяся кровью красная глыба, из которой вынули главные органы. Он быстро подумал о говяжьем филе, об отбивной с косточкой. Но потом, когда желчь начала медленно подбираться к горлу, образы тоже становились все хуже. Почки. Потроха. Мозги.

– Вам рассказать подробно или вкратце? – поинтересовалась Демектен.

Вик сделал три крошечных шажка назад и обернулся. Метра два. Отступить всего на два метра, чтобы удрать отсюда и умчаться к Селине. Это нездоровое место, это растерзание плоти вызывало в нем отвращение.

– Пожалуйставкратце.

Он выдохнул это единым духом. И прозекторша адресовала ему истинно прозекторскую улыбку:

– Не знаю почему, но у меня на этот счет есть сомнения. Что-то вы очень бледный. Вы можете…

– Все в порядке.

Демектен взяла сердце, лежавшее на весах для взвешивания органов, упаковала его в пакетик и положила на место внутрь скелета. Она заново «укомплектовывала» выпотрошенное тело.

– По номограмме Хенссге^[19] при температуре 18 градусов в секционном зале, где производится вскрытие, по весу тела и температуре печени я могу заключить, что смерть наступила в ночь со среды на четверг, со второго на третье мая 2007 года, примерно около полуночи, вследствие многочисленных ран, нанесенных потерпевшей. Раны имеются на лице, на груди, а также на нижних и верхних конечностях.

По мере того как Демектен объясняла, Вик внимательно следил за каждой анатомической деталью, о которой шла речь. Все эти синяки, кровоподтеки, гематомы прочно впечатывались ему в память. Образы такого сорта обычно хранят при себе и никогда о них не говорят.

– Верхняя и нижняя губа, а также последние фаланги пальцев и кончик языка, длиной примерно сантиметра два, отрезаны весьма чисто. Убийца пользовался старым расширителем, скорее всего, чтобы жертва его не укусила, пока он режет. Расширитель был ржавый. Думаю, такими пользовались еще до появления челюстно-лицевой хирургии. Стоит проверить.

Демектен обошла труп и легким движением руки пригласила Вика подойти ближе. Мортье так и остался стоять в глубине зала, прислонившись к выложенной кафелем стене.

– Частицы кожного эпителия, найденные в смывах с правой ладони трупа, видимо, принадлежат убийце. Кроме того, я с определенностью могу заявить, что это продолговатые фрагменты высохшей, мертвой кожи, похожей на сброшенную во время линьки кожу змеи. Пробы находятся у меня за спиной. Еще я обнаружила на всей поверхности тела – на груди, на бедрах, на лобке – следы кукурузного крахмала. Обычно этот крахмал наносят на внутреннюю поверхность латексных перчаток.

На левом бедре жертвы Вик заметил татуировку в виде змеи. Что-то вроде питона с широко раскрытой пастью и хорошо видными зубами.

– …Что говорит о том, что этот говнюк снял перчатки, чтобы ее потрогать, – уточнил Мортье.

– Да, но при этом позаботился стереть отпечатки. И еще одна деталь. Кончики волос жертвы в нескольких местах обожжены. Видимо, он развлекался с зажигалкой или еще чем-то в этом роде.

Она чуть отодвинулась и продолжала:

– А теперь взгляните сюда, на правое предплечье. Тут следы инъекций. Кололи многократно и достаточно агрессивно, даже спровоцировали небольшие гематомы. Видимо, жертва отчаянно сопротивлялась, несмотря на то что была крепко привязана. Пробы предстоит отправить в токсикологическую лабораторию.

Вик вгляделся в предплечье, испещренное лиловатыми следами гематом:

– А что ей вкололи? Наркотик? Седативное средство?

Всякий раз, как он открывал рот, ему казалось, что его сейчас вырвет. Привыкнуть к такому было невозможно.

– Может быть, гемостатик. Кровь в ранах везде свернулась. Видимо, мучитель хотел замедлить кровотечение.

Вик обернулся к Мортье.

– Ага, – вмешался майор, – гаденыш хотел продлить удовольствие. Очевидно, ему это удалось.

Вик заставил себя взглянуть на размозженное лицо, на искривленный, застывший в трупном окоченении рот. Даже мертвая, эта женщина, казалось, еще кричала. Может, она повстречала самого дьявола?