Возможно, я перебарщиваю с легкими наркотиками, выпадая из жизни на недели, месяца, погружаясь в бесконечную череду блаженства, сменяемой зубодробительным кайфом. Закидываюсь в перерывах между работой. Переживаю, в прямом смысле, недельную ломку в запертой комнате без еды и воды, разговаривая с Богом и его сыном, пока мое тело пронзают миллионы раскаленных игл, перекручивают в мясорубке, сдирают кожу, ломают кувалдой кости и высасывают глаза через соломинку.

Возможно, я злоупотребляю алкоголем. Очень сильно. Вливаю в себя тонны вина с утра до ночи и не пьянею, потому что уже выработался иммунитет. Спустя время, чувствуя упавший на себя весь гребаный мир, ненадолго разлепляю глаза, чтобы потом проспать несколько дней подряд. И, наконец, проснувшись от длительной спячки, рыдаю.

Возможно, я не глядя закидываюсь горстью таблеток от каждого недуга. Существующих или нет, какая разница? Придумывая себе болезнь, она начинает, так или иначе, проявлять свое действие. И с каждым разом, мутируя, она убеждает тебя в том, что это еще начало самого плохого.

Возможно, я слишком часто принимаю попытки самоубийства, но слишком эгоистична, чтобы покончить с собой. Отчаявшись, причиняю себе боль острыми предметами, чтобы почувствовать хоть что-то, убедиться, что все еще жива. Мое тело испещрено шрамами, внутренними и внешними, но я научилась их не стесняться. Прошлое нужно уважать, каким бы оно не было.

Возможно, я морю свое тело голодом, пытаясь вместе с жиром, которого у меня практически никогда не было, избавиться от внутренних демонов, приходящих ко мне по ночам.

Возможно, я разочаровалась во всех отношениях, в которых мне не посчастливилось побывать, из-за того, что сама прикладывала усилия у тому, чтобы меня как можно скорее бросили, не чувствуя вину за решение, которое я перекладывала на другого. Ведь я знаю свою своевольную натуру и то, что рано или поздно любая связь, будь она тверже алмаза, обращается в прах. Именно поэтому мне легче закончить все в самом начале, не чувствуя горечь утраты, любимого мной когда-то, человека.

Возможно, я нону крест на шее, несмотря на то, что не являюсь верующей, из-за моих долгов перед людьми. Грешница – слишком слабое описание меня, скорее похожее на комплимент.

Воз и маленькая тележка таких вот «возможно», тянущих за собой на дно. Дно столь глубокое и темное, что, предприняв попытку подняться с него, ты вмиг будешь погребен еще ниже зыбучими песками собственных иллюзий.

«Hide my head I wanna drown my sorrow.»

Образы, видения, галлюцинации, уродливые тени в углах комнат, дурные мысли, хорошие мысли, мысли о будущем – мрачные призраки упущенных возможностей.

Я давно научилась с этим жить и бороться. Еще с детства. Когда отец в моем присутствии мог смотреть фильмы эротического содержания, шевеля одной рукой у себя в штанах, а другой подзывая меня к себе. Мать грезила безуспешной идеей сделать из меня леди, носясь за мной по дому с желанием потушить об меня сигарету за то, что родилась дочерью, клейменой неоправданными ожиданиями.

В насквозь прокуренном доме, я засыпала на грязном диване под фон идущих по телевизору в соседней комнате сборнику фильмов ужасов, звук противной, до скрипа ушах, металлической музыки и громкую еблю родителей.

Потом им взбрело в голову отправиться в небольшое семейное путешествие, не включающее мое присутствие. С тех пор я их больше не видела. Как в той истории из «Симпсонов» про отца, ушедшего за пачкой сигарет.

Только это была реальная жизнь. Подросток, оставшийся один без средств к существованию, в квартире, которую в скором времени отберут за неуплату долгов.

Но я всегда была сильной. Всегда находила выход из сложных ситуаций. Я нашла работу, на которой, с горящими фальшивым интересом глазами, по полной выкладывала себя, нашла новые знакомства, поддержку друзей, которых я озаряла своей лицемерной маской напускного жизнелюбия, общительности, доброты, бескорыстности и прочих вещей, от которого меня тошнило по ночам.

Добившись практически всего, я была нужна всем, а мне – никто.

Я бомба замедленного действия, готовая рвануть в любой хреновый момент, сделав его еще хуже, поразив на своем пути все живое, имеющее какие-либо чувства, достав из них внутренности со всеми ей присущими эмоциями, оставив бездыханную пустую оболочку обессиленного отвращения и ненависти.

Поэтому, я не самый лучший человек для чего-либо. Встретив меня, вы не забудете моего лица, но пожалеете обо всем. Будете проклинать каждую минуту общения со мной, сожалея о том, что вернуть их уже никак не получится.

Лучше уходите. Закрыв за собой дверь, бегите далеко без оглядки и больше никогда в нее не стучитесь. Таков мой первый совет тем, кто решает выстроить со мной длительные и прочные взаимоотношения.

3

– Ты в порядке? – спросила Эс.

Но я уже не слушал. Пошатываясь, сквозь пелену и туман в глазах, пробираюсь к туалету с сильным приступом рвоты.

От вида антисанитарного помещения, представляющего точную копию сортира из фильма «На игле», меня тошнит еще сильнее. Кружится голова, и я поскальзываюсь на луже мочи, едва не ударившись затылком об раковину. Смерть посреди испражнений разных видов смотрелась бы не очень стильно.

Нельзя терять формы, показывая себя в дурном свете. Да, интоксикация может случиться с каждым, но не хочу, чтобы Эс видела во мне хоть каплю слабины.

Умывшись холодной водой для отрезвления, приглаживаю волосы, бью себя по щекам, закидываю в рот две пластинки жвачки, отряхиваюсь, выпрямляю координацию тела, фокусирую глаза, закрепляю мимику лица, и статно, как будто бы ничего не произошло, возвращаюсь обратно в зал.

– В порядке, – говорю, усевшись. ― Накрыло немного с непривычки, может, плохая погода или побочное действие нахождения в скверной лечебнице, как знать, – отшучиваюсь я.

«I got a fistful of whiskey, the bottle just bit me. That shit makes me bad shit crazy».

– А ты попробуй снять свой дурацкий плащ, для начала. Здесь довольно душно.

– Хорошая мысль.

Под плащом у меня насквозь соленая от пота черная рубашка. Надеюсь, естественный запах самца, давно не принимавшего душ, растворяется в табачном дыме и алкогольных испарениях. По крайней мере, выражение ее лица не говорит о том, что от меня пасет, как от осла.

Эс последовала своему же совету и сняла кофту.

– И что ты там делал? – спрашивает она, опершись на спинку дивана.

– Небольшой инцидент с потерей памяти.

– Как собираешься решать проблему?

– Я должен вспомнить что-то. Пока что, это вся доступная мне информация.

– Значит, прогресса нет. Есть идеи, насколько это было важно?

– Ни одной.

– Или ты всего лишь запамятовал какой-то незначительный эпизод из жизни?

– Может быть…

– Что может быть?

– И то и другое.

– А если точнее?

– А если точнее, то…То я даже не помню, как добрался до этого бара. Хотя все это было не так давно. Странно… Более того, мне трудно вспомнить ее местоположение, очертания, декорации. Сейчас это напоминает очень важный сон, который крутиться у тебя в голове, но который ты никак не можешь вспомнить.

– Да, память у тебя рыбья. Ты и в правду не помнишь? Это же я, твоя двоюродная сестра, навещавшая тебя в течение года, пока ты был в коме! – вскинула она руки.

– Животики надорвешь, – пасмурно ответил я.

– Я правильно делаю вывод о том, что ты пытаешься вспомнить то, не зная что, придя от туда, не зная откуда?

– Эмм… Да, полагаю.

– У тебя есть хоть что-то, чтобы подтверждало твои слова?

Немного поразмыслив, я вспомнил о записке. Протянувшись к плащу, я пошарил в карманах и достал из его недр листок с текстом, наскрябанный нечитаемым почерком, и протянул его Эс.

Краткий перечень информации был таков:

«Уважаемый пациент, напоминаю известие касательно вашего здоровья, подорвавшееся внезапной вспышкой амнезии, на случай, если Вы запутаетесь в себе, как это случалось здесь:

Вы были доставлены в лечебницу одним из Ваших знакомых, который предпочел остаться анонимным. По его уверениям Вы пребывали в состоянии отрешенности и полного забвения, не помня многих имен и событий, в том числе того, по которому вы здесь оказались.

На случай, если упустите фрагменты нахождения в нашей лечебнице, спешу сообщить о том, чтобы Вы ни в коем случае не беспокоились. Это всего лишь побочный эффект таблеток.

Завершение процесса теперь зависит полностью от Вас и Ваших дальнейших действий».

– Чувствуешь? – спросила Эс.

– Что?

– Пахнет детективной историей. И тем, что сейчас ты непременно решишь угощать меня выпивкой до тех пор, пока я не лопну, как мыльный пузырь от касания иголки, ведь тебе определенно понадобиться моя помощь, – с улыбкой сказала она и приподняла бокал на уровень виска.

– Не уверен, что ты сможешь чем-либо помочь, – пессимистично отвергаю я помощь.

– Без меня ты бы и не вспомнил о том, что тебе нужно о чем-то вспомнить, умник, – важно подняла она подбородок.

– Да, спасибо тебе и все такое, но дальше я сам. Не хватало нам еще в Шерлока с Ватсоном играть.

– И кто из них я?

– Миссис Хадсон.

Эс вытаращила на меня большие глаза.

– Вот так значит? – спросила она язвительно. ― Всю награду себе хочешь присвоить?

– О какой награде речь? Тебе есть дело до моего прошлого? По-моему, ты сама поднимала эту тему, а теперь опровергаешь собственные слова.

– Со мной сложно, я говорила. Думаешь, что, просидев здесь столько времени за светскими беседами и узнав под вечер что-то необычное, достойное рассмотрения, я просто сдам назад и оставлю тебя в покое?

– Хорошо, – терпеливо соглашаюсь. ― Есть догадки?

– Что ты уже вспомнил?

– Я помню отрезок времени до попадания в лечебницу. Как обычно сидел здесь и занимался тем, что умею лучше всего. Больше ничего. Это и логично, ведь у алкоголиков часто случаются провалы. Не удивительно, что я больше ничего не могу воспроизвести.

– Думаю, нужно копать глубже. Кто, теоретически, мог сделать это ради тебя?

Я выдержал паузу длинною в жизнь и продолжил:

– Друзей у меня больше нет. Последним вычеркнут из этого списка был друг, знакомый мне с детства, с которым я давно не общаюсь по определенным причинам. С матерью не виделся уже несколько лет, несмотря на то, что живем в одном городе. Также по определенным причинам. Отец живет своей жизнью, а ближайших родственников уже нет в живых. Бывшую девушку, которую я бросил из-за ее измены, можно вообще в расчет не брать. ― Зачем вспоминать то, что я предпочел бы на полном серьезе забыть? Единственно важный вопрос в этой данцовской истории: «Зачем кому-то из них это было нужно?». И он мне не особо интересен.

– Скучный ты. В твоей жизни произошло что-то, что может оказаться событием, перевернувшим твои взгляды на некоторые вещи, изменившим твою сущность, отношения к людям, образ мыслей, преподнесшим новый источник вдохновения, после которого ты написал бы книгу. Что-то, что ты забыл.

– Мне, конечно, интересно, как современное чтиво будет восприниматься будущим поколениями. Насколько, оставленные людьми-сегодняшними, произведения будут сатирическими, социально актуальными для людей-завтрашних. Будет ли в них тонны скрытого смысла, недоступному обычному ученику средней школы, но уже открывшемуся учителю на уроке классической литературы. Будем ли мы также перемывать все кости полюбившемуся всем роману. И так ли муторно, почти после каждого предложения, описывать окончание тона монолога, дающее понять настроение или действие говорящего персонажа. Но не настолько, чтобы докапываться до правды, которая, вполне вероятно, может заключаться в том, что я гей, например, – окончил я, почувствовав сухость во рту.

– Еще и зануда, – сказала Эс, закатив глаза. ― Так и быть. Может, это действительно того не стоит.

– Наконец, – выдохнул я. ―Давай больше об этом не говорить. Что там случилось когда-то со мной и зачем это когда-то пытаются мне помочь вернуть – я не знаю и знать не хочу. Я, по большому счету, плевать хотел на все предыдущие события в моей жизни, потому что они приносили одни неудачи. А уж вспоминать их и вовсе не имею тяги. Уверен, что это было очередной и необычайно «невероятный» эпизод, вроде скучных серий в сериалах, которые созданы для того, чтобы увеличить хронометраж.

– Как знаешь. Настаивать не буду.

– Все, что я хочу узнать, и все, что мне интересно на данный момент – уже находится напротив меня.

– Чересчур сентиментально, но мило, – сказала она, повернув голову в профиль.

Минут пять мы провели в молчании.

Комфортном молчании, знаете, а не то молчание, сотрясающее воздух, от накала которого хочется поскорее избавиться или провалиться сквозь землю.

Говорить можно с кем, когда и сколько угодно. Но умиротворенно помолчать, на мгновение оторваться от реальности, уединившись в своих мыслях, имеет возможность не каждая компания.

Так продолжается еще какое-то время. Мы сидим напротив, изредка посматривая друг на друга оценивающими взглядами, беспрестанно курим и потягиваем свои напитки. Идиллия в чистом виде.

Никто не нарушает покой предающихся гедонизму Адама и Евы, съехавших от родителей Ромео и Джульеты, соскачивших с наркоты Сида и Нэнси, угнавших в закат на бронированном форде Бонни и Клайда, остановившихся у ближайшего бара опрокинуть пинту-другую, а может и больше.

Уже без прежнего стеснения рассматриваю Эс, отрывая взгляд лишь тогда, когда ее большие глаза ловят меня на этом занятии. Она словно играет роль учителя, знающего, что ты списываешь на экзамене, но специально делающая вид, что ничего не замечает, давая незадачливому мальчишке небольшой шанс.

В вопросах, касающихся женщин, обычно принято распыляться скопом заезженных эпитетов, ворохом неподражаемых сравнений и тонной оригинальных метафор. Пальму первенства по слащавости занимает одухотворенные стихи, которые мне никогда не давались.

Поэтому, вооружившись своими многозначительными высказываниями, отчасти сносным слогом, тончайшим, как лед весной, сарказмом, невероятно высоким интеллектом, высшим образованием в степени магистра по флирту с противоположным полом и, разумеется, огромным самомнением, я спешу немного раскрыть все тонкости этого неувядающего букета цветов, сидящего передо мной:

Голова покрыта черными шелковистыми волосами, обрамляющими ровный овал бледноватого лица; высокий и чистый лоб; чайка подобные подкрашенные брови; миндалевидные изумрудные глаза, под одним из которых удобно располагается родинка, и, которые, кажется, способны поглотить своим размером и гипнотизмом; аккуратный нос; ярко выраженные скулы; острый, как бритва, подбородок, от взгляда на который можно буквально порезать сетчатку; губы – визитная карточка многих женщин, но в случае с Эс самому да Винчи не хватило бы жизни, чтобы со всей точностью запечатлеть эти розовые лепестки с кошачьими уголками; шея, ведущая тонким мостом к стройной фигуре, пикантным контурам тела, пышным грудям и двум упругим полушариям снизу, что мне посчастливилось разглядеть, когда она отлучалась в дамскую комнату; завершением композиции являются грациозные ноги.

Имея лишь малое понимание осмысленности своего существования, приятно находиться в ожидании какого-то интересного события, которое должно произойти в ближайшее время.

Будь то случайно найденный кошелек, под завязку набитый деньгами, поход на культурно-развлекательное мероприятие, судный день. А значит, еще есть повод вставать по утрам. Но, в конечном итоге, не так важно само событие, главное – с кем ты его разделишь. Если бы мне предложили этого кого-то, то в первую очередь я бы рассмотрел кандидатуру Эс.

И мне сейчас хорошо. Даже очень. Несмотря на непрошедшие рвотные позывы, я очень давно не испытывал такой легкости, непринужденности и открытости в общении. Я однозначно в своей тарелке.

– На что засмотрелся, мистер? – прервала она мои влажные фантазии.

Похоже, последние несколько минут я в упор на нее пялился, пуская слюни.

– Чего? Да…Так, задумался. Люблю думать, знаешь, – смолол я полную херню.

– Хотя бы делай это с закрытым ртом, мыслитель.

Мне ничего не оставалось, как стыдливо упереть взгляд на, внезапно ставший занимательным, стол.

– Расслабься, я просто шучу, – сказала она, махнув миниатюрной ладошкой. ― Похоже, я тебе интересна. Вот только какого рода этот интерес? Телесно-одноразовый или имеющий платонические мотивы?

– Скажем так, если бы ты предложила мне встречаться, то я бы недолго раздумал над ответом. Благо теперь, спустя кучу часов, что мы провели в этом месте, постепенно узнавая друг друга, мы вполне можем считаться полноправными любовниками. А я не рискую стать угрюмым дедом, преисполненным сожалений и умирающим в одиночестве бесконечного абсурда, который я каждодневно пытаюсь взорвать, – сказал я, подмигнув.

– Любовниками? – переспросила Эс, чуть не брызнув слюной.

– Да, Вы не ослышались, благороднейшая из женщин, чей идеал красоты является усладой для глаз моих, а голос – песней для ушей. Будьте моей женой, ma cher!

Мы оба не сдержали смеха.

– Ты забавный. И ты мне нравишься. С замужеством, пожалуй, можно повременить, но провести время где-нибудь еще, вдали от здешней рыгаловки я бы охотно согласилась, – с энтузиазмом сказала она.

– Да, было бы здорово, если бы в нашем городе было хоть одно достойное культурное заведение.

– Как насчет театра «У сквера»?

– Ходил туда еще подростком. Вполне сносный. Как сейчас там обстоят дела не представляю, но можно наведаться и выяснить.

– Беру на слове, – сказала на, прикусив нижнюю губу.

Мочевой пузырь снова атаковало пиво, поэтому я был вынужден сдаться без боя и пойти в туалет. Пока ходил, выносил в себе несколько комплиментов, которые обязательно должна оценить Эс.

Но, по моему возвращению, вместо нее на диване сидел и кружил вокруг стола невероятно стойкий и, скорее всего, дорогой парфюм, благоухающий всеми приятными вещами на свете: огромным букетом свежесобранных цветов, ветром в зной летний день, мяукающими котятами, улыбками детей, ломящимся от еды столом, безбедной жизнью и безграничным счастьем.

Я простоял несколько секунд в полном недоумении, пока не разглядел среди горы стаканов, бокалов и пепельниц белую салфетку, на которой тушью было выведено послание: «Советую тебе начать решение вопроса со своей памятью, а потом, как бы невзначай, пригласить меня в театр. Если согласен, жду завтра в шесть вечера на этом же месте. Спасибо, что оплатил счет».

Перевернув салфетку, я увидел, красующийся на ней, темно-красный след от поцелуя.

Пожалуй, я слишком пьян, чтобы негодовать от подобных выходок.

Сунув салфетку в карман, я расплатился уже трясущимися руками и вышел на улицу, начав, пошатываясь, пробираться сквозь тьму и холод.

Дальнейшие события моего путешествия были сокрыты от меня банальным отшибом памяти. Пришел в сознание я, лежа на спине у входной двери, вдыхая скопившуюся пыль, запах невыброшенных отходов и дома, запах у которого для каждого имеет свое описание.

Практически взяв себя за длинные волосы, как Мюнхгаузен, я пытаюсь закончить поход и разбить лагерь, водрузившись на царские хоромы.

На пути в спальню в нос прилетает резкая и прямая, как удар кулака, вонь разлагающейся плоти где-то на кухне.

Блядь, бедный кот. Совсем о нем забыл. Наверно, это и была та важная вещь, которую я должен был вспомнить и не забывать кормить.

Неважно, будет прекрасная возможность снова увидеть Эс и поведать ей о моей догадке. Главное не забыть свое новое имя.