Цитаты из книг автора «Фернандо Пессоа»

что делает, никто не знает, чего хочет, никто не знает, чтó он знает. Мы просыпаем жизнь, вечные дети Судьбы. Поэтому, если я думаю этим ощущением, я испытываю неопределенную и безмерную нежность ко всему инфантильному человечеству, ко всей спящей общественной жизни, ко всем, ко всему.

к невинности жизни без осмысления, к животной естественности этой одетой спины. Я направил взгляд на спину человека – окно, в котором я увидел эти мысли. Ощущение было точно таким же, как то, что охватывает нас, когда мы смотрим на спящего. Всякий спящий снова становится ребенком. Возможно, из-за того, что во сне невозможно причинить зло и жизнь не осознается, самый большой преступник, самый законченный эгоист, благодаря естественной магии, священен, пока спит. Я не вижу никакой ощутимой разницы между убийством спящего и убийством ребенка. Сейчас спина этого человека спит. Весь он, шагающий впереди меня такой же походкой, что и я, спит. Он идет несознательно. Он живет бессознательно. Спит, потому что все мы спим. Вся жизнь – сон. Никто не знает

Я очень компанейский человек в глубоко отрицательной форме. Я – воплощение безобидности. Но и не более того – я не хочу быть чем-то большим, я не могу быть чем-то большим. Ко всему сущему я испытываю зрительную нежность, ласку разума – но ничего в сердце. Я ничему не верю, ни на что не надеюсь, не занимаюсь никакой благотворительностью. Мне до тошноты и исступления противны все искренние люди со всей их искренностью и все мистики со всем их мистицизмом или, если точнее выразиться, искренность всех искренних людей и мистицизм всех мистиков. Эту тошноту я ощущаю почти физически, когда этот мистицизм активен, когда они пытаются убедить чужой разум или сподвигнуть чужую волю, найти истину или преобразовать мир.

Если бы однажды я смог обрести такую великую способность выражения, которая сосредоточила бы во мне все искусство, я написал бы апофеоз сна. Во всей моей жизни я не знаю большего удовольствия, чем возможность спать. Совокупное угасание жизни и души, полное отстранение от того, что есть существа и люди, ночь без памяти и без иллюзий, отсутствие прошлого и будущего ‹…›

Так же, как мы моем тело, нам следовало бы мыть судьбу, менять жизнь, как мы меняем белье – не для того, чтобы сохранить жизнь, как когда мы едим и спим, а из-за того постороннего уважения к нам самим, которое мы, собственно, и называем чистоплотностью. Есть много людей, для которых нечистоплотность – это не веление воли, а лишь пожимание плечами ума. И для многих блеклость и однообразие жизни – это не форма любви к ней или естественное приспособление к нелюбви к ней, а затухание собственного разума, автоматическая ирония познания. Есть мерзавцы, которым отвратительна их собственная мерзость, но которые не уходят от нее из-за той же обостренности чувства, из-за которой напуганный человек не уходит от опасности.

Труп производит на меня впечатление оставленного костюма. Кто-то ушел, и ему не понадобился тот единственный костюм, который он

Литература, которая представляет собой искусство, обвенчанное с мыслью, и безупречное воплощение реальности, на мой взгляд, есть цель, к которой должно было бы стремиться всякое человеческое усилие, если бы оно действительно было человеческим, а не бесполезным проявлением животного нутра.

…Там, где, съежившись на скамье ожидания на полустанке, спит мое презрение, укутавшись в пальто моего уныния… …Мир виденных в грезах образов, из которых в равной степени состоят мои познания и моя жизнь… Сомнения, охватывающие меня в этот час, меня нисколько не тяготят и длятся недолго. Я жажду расширения времени и хочу существовать без условий.

Я разматываю себя, словно разноцветный клубок, или делаю из себя веревочные фигурки, как те, что плетут на расставленных пальцах и что переходят от одних детей к другим. Я слежу только за тем, чтобы большой палец не испортил петлю, которая ему выпадает. Потом переворачиваю руку, и образ оказывается иным. И начинаю заново. Жить значит вязать и думать о других. Но во время вязания мысль свободна и все зачарованные принцы могут гулять по своим паркам между стежками спицы из слоновой кости с перевернутым крючком. Кружево из явлений… Интервал… Ничего…

Быть пессимистом значит воспринимать все как трагедию, такой подход – досадное преувеличение.