Глава 9

Вера нашла меня в торговом центре.

Рабочий день мой проходил однотипно: выкрики про приработок (вероятно так никто и не заинтересовался работой, иначе бы раздачу листовок прекратили). Роль зазывалы мне позволялось прекращать только на время обедов и коротких отлучек по естественным надобностям. Я приноровился осведомлять людей о свободных вакансиях, не отрываясь от экрана смартфона и даже во время телефонных разговоров. Просил, например, тётю:

– Прости, мне надо обратиться к толпе с призывом.

Отводил трубку, горланил нужный текст и возвращался к родственнице, от души веселившейся и столь же искренне недоумевавшей: кто придумал для меня корявую фразу?

Я как раз закончил разговор с тётей Люсей (дядя тоже добавил пару слов, скупых и очень мужских). С дядей проще: перед ним не надо отчитываться за то, что ел, во что одет и отвечать на вопрос: хорошая ли Таня девочка? (Тётя от него так и не отказалась). Дядя знает, что я уже взрослый мальчик и могу общаться с девочками не только хорошими.

По голосам родственников я понял, что они скучают и что гордятся моей самостоятельностью.

–Домой пока не собираешься? – уточнил дядя несколько напряжённо, и мне показалось, что он облегчённо вздохнул, услышав отрицательный ответ. Верно, я тот ещё засранец, столько лет сидел на шее у родни.

– Ну целую тебя, Арсюша, родной,– это снова тётя,– развлекайся, мальчик. Гуляй!

– Ага,– коротко бросил я, потому как пришла пора снова кричать про приработок и вдобавок в поле зрения появилась моя странная соседка из 96-й квартиры. Она шагала вдоль витрин с одеждой, не глядя на манекены. Её однозначно не интересовало, во что предпочитает наряжаться прогрессивный, хоть и провинциальный, Ямгород. Стиль для себя Вера давно уже выбрала.

Сегодня на ней снова была юбка. Другая. Но снова длинная. И снова тёмная. На сером фоне хаотично разбросаны ромбы в крапинку. Такое ощущение, что на юбку уронили коробку с обгоревшим до углей печеньем «Земелах» с белыми точечками почему-то не расплавившегося сахара. Рубашка вроде прежняя. Вязаной кофты нет, оно и понятно: жарища! Я сам сегодня в коротких шортах и майке (скинуть бы их и сбежать на пляж, но такового в Ямгороде нет).

– Я пришла не к тебе,– без приветствия предупредила она.

– Я всё равно не могу отвлечься от работы,– и я гаркнул ей почти в лицо,– приработок! Приработок в торгово-развлекательной структуре!

– Я в зоомагазин,– тихо сообщила она,– мне очень хочется посмотреть на…

– Козлика Боню? – перебил я.– Он всем нравится. Славный.

– На дискуса,– договорила она.

– На кого? – эту барышню козлом не заинтригуешь.

– Рыбку в аквариуме.

Мы опять стояли друг против друга. Опять киношно. Так стоят герои под дождём, например, когда встречаются случайно, и она не брала с собой зонта, а он почему-то не помнит, что брал. И они не замечают дождя, глядя друг на друга, но при этом ни он, ни она не решаются приблизиться, дотронуться, обнять.

– Приработок,– прокричал я, чтобы остановить нафантазированную съёмку,– приработок в торгово-развлекательной структуре!

И даже сунул листовку девчонке в изодранных вдрызг джинсах. Немного полюбовался «вдрызгом» и перевёл взгляд на Веру.

– Я могла бы дождаться тебя, чтобы вместе пойти домой.

– Я заканчиваю через полчаса,– капризничать и ломаться мне не хотелось.

–Мне хватит. Ты будешь здесь же?

– Я могу зайти за тобой в зоомагазин.

– Не нужно.

– Как скажешь.

Я проводил Веру взглядом, потом почти насильно впихнул нескольким покупателям листовки с абракадаброй. Ага, так прям они и мечтают работать в торговом комплексе!

Мы дошли до дома.

– Зайдёшь ко мне, если этаж на месте? – спросила Вера.

– Зайдёшь ко мне, если этажа нет? – в тон ей ответил я.

Она покачала головой.

– А я зайду! – весело откликнулся я.

Ничего ж не теряю: шагну за порог и снова буду выставлен вон.

Но, видимо, один финт Вера не повторяет дважды.

Я прошёл в комнату. Вера задержалась в коридоре. Мой взгляд тут же привлекла швейная машинка, укрытая деревянным колпаком. У моей бабушки была такая же. Я словно видел сквозь колпак гладкие блестящие изгибы с иностранными надписями, штырьки для катушек, серебристый вращающийся валик сбоку. Иглу приводила в движение ножная педаль – качающаяся вперёд-назад широкая площадка, на которую можно поставить сразу обе ступни. Как в детстве, у бабушки, я тут же босой ногой втихаря нажал на педаль. Под колпаком заурчало, словно в голодном желудке. Стрекотня иглы затихла, и я опять качнул педаль.

Вера появилась в комнате, когда я решился приподнять колпак.

– Никогда не трогай мою швейную машинку.

Я вернул колпак в исходное положение, а Вера тут же схватила спицы, лежавшие в кресле, и принялась вязать. Возможно, ей мнится, что я начну приставать немедля, и она воткнёт мне вязальную принадлежность в печень?

– Ещё один медведь? – уточнил я. По набору петель пока ничего нельзя было понять.

Я сел в соседнее кресло. Нас разделял торшер с полкой-столиком и плафоном, будто собранным из больших жёлтых чипсин с загнутыми краями. Кнопка включения света у него снизу. Знаю такой. Сейчас он не горел, не работала и двухрожковая люстра.

На столике ещё одна пара спиц и несколько разноцветных клубков. На подоконнике тоже клубки и спицы: некоторые в упаковках. Стопка журналов о шитье и вязании. И книга, толстая. Кулинарная. Мне не надо даже вставать с кресла, чтобы увидеть покрытую золотистой корочкой запечённую курицу на обложке.

– Любишь готовить? – спросил я. Мне казалось, что мы пытаемся соединить диалог мифическим клеем с Мишкиных подошв – тем самым, которого нет. Потому и диалог не клеится.

– Говорила же: людей ем.

Я всё-таки встал с кресла и взял книгу в руки. Может, она какая-то особенная? Для тех, кто ест людей? Нет, обычная. Ладно, оставим тему Вериного каннибализма до лучших времён.

– Связала бы лучше козлика Боню или своего любимого дискунса.

– Дискуса, а не дискунса. Не хочу.

– А медведей вязать не устала?

Я ещё полистал кулинарную книгу. Обыкновенная, как многие: закуски холодные, закуски горячие, первое, второе, десерты…

– Слушай, а людей ты готовишь по обычным рецептам или импровизируешь?

– Я не готовлю людей, а ем,– она сказала это чуть раздражённо. От вязания не отвлеклась.

– Плохо есть, не приготовив,– пробормотал я и вдруг рассердился,– людей она ест, хорош пургу нести! Расскажи нормально.

– Не расскажу.

– Тогда хоть вязать научи. Сяду рядом с тобой. За ночь игрушек наделаем больше, чем целая фабрика.

– На подоконнике есть литература. Интересно – читай, учись.

Я взял наугад журнал из стопки и открыл на первом попавшемся месте.

– Давай хоть свет включим? Ты вяжешь впотьмах, я в темноте читать пытаюсь. Странноватая парочка.

Она пожала плечами, а я, нащупав кнопку снизу торшерного столика, включил свет и опустился в кресло с журналом.

– Итак, что тут у нас? Пышный столбик, пышный недовязанный столбик, оттянутая петля, пико вниз, скрещенный столбик с накидом, двойной недовязанный столбик с накидом,– читал я вслух.

Во-во, это будто про нас, это мы – двойной недовязанный столбик с накидом. Сидим тут вдвоём, но ничто нас не связывает и при этом Вера меня, похоже, опять киданула. Пригласила и не выгнала вроде, а всё равно что выгнала. Лучше б и выгнала. Сиди, читай журналы. Всю жизнь мечтал медведей вязать.

Я послюнил палец и перелистнул страницу:

– Так, жакет, ага, джемпер, понятно… Блузон, блузон с пелериной…– перелистал дальше,– «делают накид, крючок вводят в цепочку, вытягивают петлю и так повторяют 4—5 раз»… К утру научусь, это ж очень просто,– позубоскалил я.

– Я по кулинарной книге смотрю, на какое блюдо человек похож. Каждого нового знакомого так сравниваю,– поделилась Вера.

Я оторвался от журнала, перевёл глаза на девушку со спицами, она, не обращая на меня внимания, сосредоточенно делала тройные накиды. Шучу. Не знаю я, какие там накиды она делала и делала ли вообще. Вязала, короче.

– И многие люди похожи на блюда из кулинарной книги?

– Нет, не многие.

– Удивительно,– я не знал, как отреагировать на неожиданное признание, поэтому начал ёрничать.

– Немного всё-таки готовлю, ты прав,– продолжала Вера,– Если мне кажется, что человеку не хватает каких-то ингредиентов, чтобы быть похожим на выбранное блюдо, я предлагаю ему измениться.

– И как это выглядит? Милый, мы можем быть вместе, но в тебя следует добавить банку зелёного горошка и упаковку крабовых палочек? И соды, совсем чуть-чуть, на кончике ножа?

– Почти,– серьёзно подтвердила Вера,– составляющие блюда это те же черты характера. Скажем, если сухарь обмакнуть в яйцо и пожарить, а потом посыпать сахаром, получится нежнейшее угощение.

– Эй,– я пощёлкал пальцами у неё перед лицом,– эй, Вера, ты что, правда пытаешься переделать всех знакомых под рецепты из поваренной книги? И многие соглашаются?

– Немногие,– опять сказал она,– никто.

– А ты всё равно продолжаешь?

– Да, я должна получить однажды идеальное блюдо. Я шеф-повар своей жизни.

Круто. Миша – Архитектор, Вера – Шеф-повар, Женя – Исследователь, Огарёвы – не знаю кто.

Разговор начал меня раздражать.

Кажется, мы оба хотим, чтобы дверь не открылась – по разным причинам, но при этом ждём минуты, когда можно будет остаться наедине. В смысле – порознь. Каждый у себя дома.

– Смотри,– я перелистнул пару страниц в другом журнале,– тут тоже почти рецепт: возьмите 100 граммов чёрной пряжи, белые нитки, синтепон… Может тебе воспользоваться, а? Только вместо медведя связать человека, как ты любишь: с горошком и содой на кончике…

– По-моему, тебе пора!

– Я тоже так думаю,– резко поднявшись из кресла, я уронил с колен раскрытый журнал и задел рукой торшер. Он покачнулся, жёлтый плафон колоколом помаячил взад-вперёд, свет дрогнул, задёргались тени в комнате.

Звонок мобильного отвлёк меня. Кто бы это мог быть? Опять тётя с дядей? Они никогда не звонят больше одного раза в день.

Юлия Владимировна. Кто это? Ах, да. Танькина начальница и подруга. Что ей надо? Дело к ночи!

– Алло,– я так и стоял у кресла. Плафон перестал качаться, тени замерли. Казалось, замерло вообще всё в комнате, кроме Вериных спиц: они как ни в чём не бывало продолжали набрасывать петли.

– Арсений, ты знаешь колыбельную «Ночка тёмная до края расстелила небеса»?

Ладно, после Вериных выкрутасов мне уже ничего не страшно. Сегодня вечер пятницы, голос у Юлии взвинченный. В караоке отжигают? Не хватало мне только чужих пьяных начальниц с песнопениями.

– Нет,– буркнул я и собрался отсоединиться, но почему-то решил уточнить,– а вам зачем?

– Таню пациент в заложницы взял,– быстро заговорила Юлия,– рак гортани, доходяга, в чём только душа держится, а туда же: требования выдвинул, чтоб ему песню эту спели, как мама в детстве. У меня твой номер с конференции остался. Я всем подряд звоню, вдруг кто-нибудь знает эту колыбельную. Ему ж из Интернета не годится, ему живьём подавай, спасибо хоть не под рояль!

«Таню взял в заложницы умирающий больной и требует спеть ему песню,– подумал я мимолётно,– это Ямгород такой ненормальный или весь мир окончательно сошёл с ума?»

– Спросите у преподавателей музыки или у руководителя оркестра. Есть же в вашем Ямгороде оркестры и учителя музыки?

– Да я-то их откуда знаю… Ой, ладно, буду искать.

– Скрутите вы его. Что у вас охраны нет?

– Страшно, Арсений. Он ей нож к горлу приставил – вдруг покалечит ещё… Извини, что побеспокоила.

Что за день такой? Одна, видите ли, любит людей с горошком на кончике, вторая – в заложницах у доходяги. Я совершенно не умею выбирать девчонок!

– Так и будешь стоять?

Я, оказывается, и трубку от уха не убрал. И выражение лица не убрал – чёрт знает какое выражение… Надо делать что-то, а не стоять. В больницу бежать, Таню спасать. А дверь? По какому-нибудь идиотскому закону жанра именно сейчас она окажется запертой!

Я кинул взгляд на окно – шторы мы не задвигали. Пейзаж показался живым, впрочем, сквозь июльский полумрак с четвёртого этажа мало что удавалось разглядеть, разве что немного звёзд да отражённый фонарный свет.

Дверь открылась. Этаж был на месте. Вторая попытка использована, но я и думать об этом забыл.

На пороге я обернулся.

– Ты колыбельную «Ночь до края расстелила тёмные небеса…» не знаешь?

Ну мало ли!

– «Ночка тёмная до края расстелила небеса»,– поправила Вера.

– Ну да. Ладно, пора мне. Спешить надо,– и вдруг стряхнул задумчивое оцепенение,– так ты знаешь эту песню?

– Что-то могла позабыть, но – да, знаю.

– Поехали со мной немедленно!

И она, ни слова не говоря, поехала. Только прихватила пресловутую шерстяную кофту.

По дороге мы перезвонили Юле.