Отзывы на книги автора «Федор Достоевский»

Огарок уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги.

Подумалось: а ведь всю эту последнюю неделю я сам читал вечную книгу - "Преступление и наказание". Мне никогда не доводилось читать Евангелие. В какой-то степени эта вечная книга доходит сегодня до читателя лишь внутри других книг в качестве переработки, и "П и Н" - одно из таких произведений-носителей, содержащих в себе (и переносящим сквозь века) многие библейские сюжеты; одна из "вечных" книг нашего поколения. Есть вероятность, что теперь уже книги Достоевского через 100-150 лет будут переработаны и дойдут до читателя лишь отрывками и общими мотивами; также вероятно, что у новых поколений в будущем вовсе не будет своих "вечных" книг, а будет лишь нечто вроде пабликов в соцсетях. Лично же я, прочитав "П и Н", взял с бабушкиной полки Новый Завет и добавил его к себе в "резерв" (так у меня называется большая стопка книг, которые я собираюсь прочесть не вскоре, а в несколько отдалённом будущем), при том в Бога я не верую, но описанными темами, вроде воскрешение Лазаря, весьма заинтересовался.

Это уже пятый роман, который я читаю у Достоевского, и всякий раз его произведения оказывают на меня неимоверное психическое воздействие. Например, после (и во время) "Братьев Карамазовых" было просветление, благость; после "Бедных людей" - меланхолия, зачатки депрессии; после "Идиота" и вот теперь "П и Н" - глубокая задумчивость, в некотором роде ступор. Почему-то вот уже в какой раз книги Достоевского мне совсем не хочется препарировать и анализировать - не потому, что я ничего не понял, а потому что его тексты для меня, как то же Евангелие, как будто священны, монолитны, и разбивать их на части кажется занятием мелочным. Поэтому сегодня я побольше напишу не о сюжетных линиях и заложенных смыслах, а о том, что меня наибольшим образом эмоционально возбудило.

Меня поразило то, что Раскольников не может пройти мимо кого-то. Я сначала думал: зачем в романе сцена с девочкой в рваном платье и жирным франтом? Это один из случаев, когда Раскольников проявляет своё участие. Пьяная девочка на скамейке, сбитый лошадью человек, нищета Мармеладовых, забиваемая до смерти лошадь (ибо сны - тоже часть героя), и т.д. - наш герой не может оставаться в стороне. Сколько сегодня людей проходят мимо лежащего на земле бомжа или просящей милостыню бабушки! 99 из 100. И ведь я сам - в числе девяносто девяти, и не чувствую при этом никаких угрызений совести.
Кроме того, как подметила достоевист Т.Касаткина, Раскольников ещё и всем раздаёт деньги, которых у него и без того почти нет: Катерине Ивановне, проститутке, городовому...

Меня поразило то, что он признался. Забыв школьные читки, я до последнего надеялся, что он каким-то образом обернёт всё в лучшую сторону, ускользнёт от подозрений и успокоит совесть. Казалось бы, я не должен покрывать преступника, но пусть отзовётся тот читатель, который хотел, чтобы герой был как можно скорее пойман и наказан! Нет такого! А если и есть, то в той же пропорции: 1 из 100. И когда Родион стоит у двери, в которую ломятся двое, а колокольчик заливается - никто не хочет, чтобы дверь взломали. Я очень не люблю экстраполировать книжные реалии на себя, но всё же если пофантазировать, то я, какое бы преступление не соверши, (убей старуху, или своруй пирожок) вряд ли признался бы при том условии, что на меня нет ни единой улики. Чудесным, истинно чудесным образом герой скрывается с места преступления, ему очень сильно повезло. Справшивается: зачем нужно такое везение, как не для того, чтобы ни в коем случае не раскрыть себя?

Меня поразил эпизод с утопленницей. Жара, вонь, духота и пыль; безнадёжность, тлен, уныние; ноги несут тебя к мосту, и где-то в уголку сознания уже теплется эта мысль; и вот, когда осталась всего пара шагов, из-за спины как будто появляется твой двойник, ты видишь себя со стороны - видишь, как ты переносишь ногу через перила, потом другую, и... Нет тебя.
Какой ужасный, жуткий эпизод! Как если бы я сам стоял на краю моста и собирался сброситься в воду. Утопленница Афросиньюшка, заметим, выжила, её выловили. Это символично и встаёт в один ряд образов под общим мысленным заголовком "Воскрешение": опричь того, что комнатка Родиона была как будто гроб; опричь того, что говорит: "Я не старуху убил, я себя убил!", читай, он уже мёртв.
А утопленница - это к тому же один из вариантов исхода, которые Провидение (или что бы там ни было) указывает (подсказывает) герою. Иные варианты: исход Свидригайлова - самоубийство как результат неспособность полностью покаяться; исход Сони/подсказанный Соней - полное и безоговорочное покаяние и признание.

Меня поразило и то, что (как я уже отметил выше) мы сочувствуем всем героям, у которых есть значительные изъяны, грехи или даже преступления за душой (убийце, блуднице, сладострастнику, алкоголику и т.д.), и не любим Лужина, который на вид вполне себе "чистенький" и "правильный". У нас с вами нет чётких, непоколебимых моральных принципов; наши воззрения в морали и грехе, понятия о справедливости варьируются в зависимости от огромного множества обстоятельств. Книжным и киношным персонажам мы почему-то почти всегда сочувствуем, а настоящих убийц и преступников - без раздумий общественно осуждаем. Чужие злодеяний мы не приемлим, а на свои готовы закрыть глаза. И т.д., и т.п. Посему, я готов признать, что развязка книги правильная - какой бы ни была справедливость, восторжествовал таки закон!

Простите за такую концовку рецензии, но меня также поражают слова друзей и знакомых, которые говорят, что им не интересен Достоевский и иже с ним, потому что они читали "Преступление и наказание", "Обломова", "Мёртвые души" и т.д. - в школе. Вы даже не помните что делали в прошлом месяце - как же вы упомните то, что читали 5-10 лет назад?! Если для вас в книгах главное - сюжет и рассказанная история, то оставлю вас в покое; читайте краткое вики-содержание. Ежели вы всё таки зрите в корень и надеетесь хотя бы на йоту приблизиться к разгадке тайны человека, которую Фёдор Михайлович всем своим творчеством пытался разгадать, то знайте, что вы не потратили время зря, открыв и перечитав эту книгу.

Огарок уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги.

Подумалось: а ведь всю эту последнюю неделю я сам читал вечную книгу - "Преступление и наказание". Мне никогда не доводилось читать Евангелие. В какой-то степени эта вечная книга доходит сегодня до читателя лишь внутри других книг в качестве переработки, и "П и Н" - одно из таких произведений-носителей, содержащих в себе (и переносящим сквозь века) многие библейские сюжеты; одна из "вечных" книг нашего поколения. Есть вероятность, что теперь уже книги Достоевского через 100-150 лет будут переработаны и дойдут до читателя лишь отрывками и общими мотивами; также вероятно, что у новых поколений в будущем вовсе не будет своих "вечных" книг, а будет лишь нечто вроде пабликов в соцсетях. Лично же я, прочитав "П и Н", взял с бабушкиной полки Новый Завет и добавил его к себе в "резерв" (так у меня называется большая стопка книг, которые я собираюсь прочесть не вскоре, а в несколько отдалённом будущем), при том в Бога я не верую, но описанными темами, вроде воскрешение Лазаря, весьма заинтересовался.

Это уже пятый роман, который я читаю у Достоевского, и всякий раз его произведения оказывают на меня неимоверное психическое воздействие. Например, после (и во время) "Братьев Карамазовых" было просветление, благость; после "Бедных людей" - меланхолия, зачатки депрессии; после "Идиота" и вот теперь "П и Н" - глубокая задумчивость, в некотором роде ступор. Почему-то вот уже в какой раз книги Достоевского мне совсем не хочется препарировать и анализировать - не потому, что я ничего не понял, а потому что его тексты для меня, как то же Евангелие, как будто священны, монолитны, и разбивать их на части кажется занятием мелочным. Поэтому сегодня я побольше напишу не о сюжетных линиях и заложенных смыслах, а о том, что меня наибольшим образом эмоционально возбудило.

Меня поразило то, что Раскольников не может пройти мимо кого-то. Я сначала думал: зачем в романе сцена с девочкой в рваном платье и жирным франтом? Это один из случаев, когда Раскольников проявляет своё участие. Пьяная девочка на скамейке, сбитый лошадью человек, нищета Мармеладовых, забиваемая до смерти лошадь (ибо сны - тоже часть героя), и т.д. - наш герой не может оставаться в стороне. Сколько сегодня людей проходят мимо лежащего на земле бомжа или просящей милостыню бабушки! 99 из 100. И ведь я сам - в числе девяносто девяти, и не чувствую при этом никаких угрызений совести.
Кроме того, как подметила достоевист Т.Касаткина, Раскольников ещё и всем раздаёт деньги, которых у него и без того почти нет: Катерине Ивановне, проститутке, городовому...

Меня поразило то, что он признался. Забыв школьные читки, я до последнего надеялся, что он каким-то образом обернёт всё в лучшую сторону, ускользнёт от подозрений и успокоит совесть. Казалось бы, я не должен покрывать преступника, но пусть отзовётся тот читатель, который хотел, чтобы герой был как можно скорее пойман и наказан! Нет такого! А если и есть, то в той же пропорции: 1 из 100. И когда Родион стоит у двери, в которую ломятся двое, а колокольчик заливается - никто не хочет, чтобы дверь взломали. Я очень не люблю экстраполировать книжные реалии на себя, но всё же если пофантазировать, то я, какое бы преступление не соверши, (убей старуху, или своруй пирожок) вряд ли признался бы при том условии, что на меня нет ни единой улики. Чудесным, истинно чудесным образом герой скрывается с места преступления, ему очень сильно повезло. Справшивается: зачем нужно такое везение, как не для того, чтобы ни в коем случае не раскрыть себя?

Меня поразил эпизод с утопленницей. Жара, вонь, духота и пыль; безнадёжность, тлен, уныние; ноги несут тебя к мосту, и где-то в уголку сознания уже теплется эта мысль; и вот, когда осталась всего пара шагов, из-за спины как будто появляется твой двойник, ты видишь себя со стороны - видишь, как ты переносишь ногу через перила, потом другую, и... Нет тебя.
Какой ужасный, жуткий эпизод! Как если бы я сам стоял на краю моста и собирался сброситься в воду. Утопленница Афросиньюшка, заметим, выжила, её выловили. Это символично и встаёт в один ряд образов под общим мысленным заголовком "Воскрешение": опричь того, что комнатка Родиона была как будто гроб; опричь того, что говорит: "Я не старуху убил, я себя убил!", читай, он уже мёртв.
А утопленница - это к тому же один из вариантов исхода, которые Провидение (или что бы там ни было) указывает (подсказывает) герою. Иные варианты: исход Свидригайлова - самоубийство как результат неспособность полностью покаяться; исход Сони/подсказанный Соней - полное и безоговорочное покаяние и признание.

Меня поразило и то, что (как я уже отметил выше) мы сочувствуем всем героям, у которых есть значительные изъяны, грехи или даже преступления за душой (убийце, блуднице, сладострастнику, алкоголику и т.д.), и не любим Лужина, который на вид вполне себе "чистенький" и "правильный". У нас с вами нет чётких, непоколебимых моральных принципов; наши воззрения в морали и грехе, понятия о справедливости варьируются в зависимости от огромного множества обстоятельств. Книжным и киношным персонажам мы почему-то почти всегда сочувствуем, а настоящих убийц и преступников - без раздумий общественно осуждаем. Чужие злодеяний мы не приемлим, а на свои готовы закрыть глаза. И т.д., и т.п. Посему, я готов признать, что развязка книги правильная - какой бы ни была справедливость, восторжествовал таки закон!

Простите за такую концовку рецензии, но меня также поражают слова друзей и знакомых, которые говорят, что им не интересен Достоевский и иже с ним, потому что они читали "Преступление и наказание", "Обломова", "Мёртвые души" и т.д. - в школе. Вы даже не помните что делали в прошлом месяце - как же вы упомните то, что читали 5-10 лет назад?! Если для вас в книгах главное - сюжет и рассказанная история, то оставлю вас в покое; читайте краткое вики-содержание. Ежели вы всё таки зрите в корень и надеетесь хотя бы на йоту приблизиться к разгадке тайны человека, которую Фёдор Михайлович всем своим творчеством пытался разгадать, то знайте, что вы не потратили время зря, открыв и перечитав эту книгу.

С отзывами на Достоевского всегда одна и та же петрушка (не оговориться бы с «Бесами», не ляпнуть «Петруша») – очень трудно найти ту изначальную печку, от которой ноги сами пойдут в пляс. Я начну с рассказчика. Тот редкий случай, когда история у Достоевского льется не от имени никого и не от имени автора, а от вполне конкретного дяденьки, который якобы во всех событиях «Бесов» оказался замешан. Это немного странно, по той простой причине, что временами автор «забывает» о том, что этот рассказчик есть и начинает вещать от имени того непонятного и безликого демиурга произведений, которым он и является. Потом словно спохватывается – и в повествовании вновь появляется дяденька с именем и будто бы биографией, хотя он до самого последнего момента останется самым картонным и схематичным из всех персонажей «Бесов». Зачем же Достоевскому понадобилась эта ширма? Мне кажется, что автор намеренно не хочет говорить о Ставрогине, нечаевщине и революционных идеях от своего лица, чтобы читатели на стали приписывать ему лишних идей и мыслей. Отсюда и появляется невнятный дяденька, который будто бы нам про «Бесов» и вещает, хотя добрую половину информации, описанной в романе, он просто не мог знать. Вторая мысль по этому поводу – рассказчик понадобился, чтобы подчеркнуть интерес к Ставрогину не Достоевского, как автора, а простого обывателя. Действительно, его яркая фигура не так интересна Фёдору Михайловичу, чем чуть менее заметные, но более важные для автора герои-идеи. Опять же, повторюсь, это всего лишь мои мнения и догадки, бесы его знают, что там на самом деле.

Ну да ладно, танцуем дальше. Расправились с рассказчиком, берёмся за название. В романе есть сцена, в которой упоминается сон о России, одержимой революционными идеями, словно бесами. Но это только одна грань «бесовщины», потому что о каких только её проявлениях в масштабном полотне романа речь не пойдёт… Как мне показалось, самое главное во всех этих возможных трактовках – слово «одержимость». Не зря перевод на английский (на французский, кажется, тоже как-то похоже) блумсберийцы сделали с акцентом на название Obcessed, «Одержимые». Ведь «бесы» - это действительно не демонические сущности с рогами, копытами и пятачками, а беспокойные думы. Одержимых в романе пруд пруди, каждый второй, если не первый. Тем не менее, одержимые иной раз кажутся нам больше типажами, чем реальными людьми. Типажи до сих пор не меняются. Всё так же бродят по улицам Верховенские-старшие, которые так хотят прослыть интеллектуалами, что выглядят полными ослами. Забавно, кстати, наблюдать за трансформацией его речи по ходу течения романа. Если в начале он лишь изредка вворачивает в речь парочку изящных французских словечек, то к последним главам он почти полностью переключается на басурманскую французщину.

О героях, впрочем, чуть позже. Пока не забыла, хотелось бы ляпнуть ко всем тем, кто долетел до середины отзыва: если вы еще не читали «Бесов», а только собираетесь, то обязательно проверьте, если ли в вашем издании глава «У Тихона». В советских сборниках сочинений ее зачастую не печатали (почему, кстати, ума не приложу – вещи там, конечно, говорятся жутковатые, но не настолько, чтобы вдруг уничтожать целую главу). Глава, кстати, сыроватая, возраст девочки в ней дается в двух вариантах, но это не суть. Какой бы вариант ни был, он все равно не слишком красит Ставрогина. Зато без этой главы, как мне кажется, вся суть его образа совершенно теряется. А так как для многих читателей главным персонажем будет являться именно он (хотя, как водится, о главенстве персонажей в таком их изобилии – как и почти всегда – у Достоевского можно поспорить), то не хотелось бы лишнего недоумения по поводу некоторых аспектов его диковатого поведения.

Ещё для прочтения «Бесов» надо запастись небольшим запасом истории и фактов. Во-первых, хотя бы краем уха послушать, что такое нечаевщина и с чем её едят, а заодно узнать про прототипа Шатова. Впрочем, во всех уважающих себя изданиях это прописано где-то в сносках или заметках, надо просто не лениться и вовремя в них заглядывать, тогда в романе откроется огромная сцена иносказательного действия. Во-вторых, неплохо бы вспомнить про вражду Достоевского и Тургенева. В «Бесах» очень сильна сатирическая линия (ах, как изумительна сцена бала у Виргинских, где на орехи достается всем и вся!), и катком юмора Фёдор Михайлович проходит по своему врагу. Заодно в образе Кармазинова перепало стёба и романтизму (наверное, отсюда и фамилия, похожая на Карамазина) в розовых ленточках и пурпурных сопельках. Реализм vs. Романтизм: отражение событий и фактов против извечного пихания себя и своих ощущений вместо реальности.

Под конец же можно и немного про персонажей. Как ни крути, а характеры у Достоевского всегда интереснее всего. От проклятого Ставрогина никуда не убежишь, он так и будет прорываться в центральные интересные фигуры. Не зря про него в самом начале говорят, что всё в нём «что-то уж очень». Очень и чересчур, слишком много. Поначалу он кажется демоническим, но это всё псевдодьявольщина. Настоящий бес и дьявол в романе – завистливый Петруша Верховенский, вот уж кто воистину не только одержимый, но и почти шизофреник. Его восприятие реальности искажено в угоду его собственным желанием. Вспомните самые первые сцены с ним. Когда кто-то шепчет, он говорит, что кричат. Когда кто-то спокоен, он возмущается, что человек ухмыляется или смеётся. Начинаешь задумываться, к чему вообще этому двигателю романа все его интриги и понимаешь, что логической причины-то и нет. Просто Петруша одержим завистью, из-за неё и творит всякую бесовщину.
Кириллов поначалу тоже кажется чем-то иным, каким-то сверхчеловеком. На деле же оказывается, что он и вовсе не человек, а какая-то идея выраженная антропоморфно.
Самый светлый персонаж – это Шатов, маленький клончик князя Мышкина. Заодно он оказывается прекрасным психологом, который «загадку» Ставрогина видит насквозь.

Наконец, Николай Всеволодович. На первых страницах кажется нам пустым провокатором, позже о нём начинает идти слава сумасшедшего… Но это не физическое сумасшествие, а, опять же, одержимость. Образ Ставрогина раскрывается на протяжении всего действия. Это не обычный человек, это логическое начало без души. У него под ногами духовной почвы, он от всего отстранён из-за этого и постоянно чувствует свою ущербность. Если уж распределять грехи по персонажам, то Николаю Всеволодовичу по полной достаётся равнодушие. И этот грех, как мы видим, действительно страшный. Ставрогин чувствует внутри себя бурную карамазовщину, какое-то начало, которое хочет действовать, делать, жить, а не просто существовать. Но отсутствие духовности мешает ему приложить куда-то свои силы. Так и получается, что внешне он всем из-за этого кажется скучающим обаятельным демоном, а внутри – испуганный и одинокий неприкаянный ребёнок. Ставрогину не хватает простых человеческих эмоций, в которых он разбирается, как свинья в апельсинах. Поэтому он пытается откуда-то их добыть… Пусть и негативные. Хотя бы такие. Тем более, что негативчик-то получать куда легче.

В итоге роман потрясает. Очень масштабный, многоплановый, глубокий. Можно рассматривать его только с того аспекта, который вам интересен. Психологизм? Пожалуйста. Революция и история? Туточки. Сатира или реализм? Да всё тут есть, выбирайте и читайте. Впрочем, лёгким это чтение не будет.

С отзывами на Достоевского всегда одна и та же петрушка (не оговориться бы с «Бесами», не ляпнуть «Петруша») – очень трудно найти ту изначальную печку, от которой ноги сами пойдут в пляс. Я начну с рассказчика. Тот редкий случай, когда история у Достоевского льется не от имени никого и не от имени автора, а от вполне конкретного дяденьки, который якобы во всех событиях «Бесов» оказался замешан. Это немного странно, по той простой причине, что временами автор «забывает» о том, что этот рассказчик есть и начинает вещать от имени того непонятного и безликого демиурга произведений, которым он и является. Потом словно спохватывается – и в повествовании вновь появляется дяденька с именем и будто бы биографией, хотя он до самого последнего момента останется самым картонным и схематичным из всех персонажей «Бесов». Зачем же Достоевскому понадобилась эта ширма? Мне кажется, что автор намеренно не хочет говорить о Ставрогине, нечаевщине и революционных идеях от своего лица, чтобы читатели на стали приписывать ему лишних идей и мыслей. Отсюда и появляется невнятный дяденька, который будто бы нам про «Бесов» и вещает, хотя добрую половину информации, описанной в романе, он просто не мог знать. Вторая мысль по этому поводу – рассказчик понадобился, чтобы подчеркнуть интерес к Ставрогину не Достоевского, как автора, а простого обывателя. Действительно, его яркая фигура не так интересна Фёдору Михайловичу, чем чуть менее заметные, но более важные для автора герои-идеи. Опять же, повторюсь, это всего лишь мои мнения и догадки, бесы его знают, что там на самом деле.

Ну да ладно, танцуем дальше. Расправились с рассказчиком, берёмся за название. В романе есть сцена, в которой упоминается сон о России, одержимой революционными идеями, словно бесами. Но это только одна грань «бесовщины», потому что о каких только её проявлениях в масштабном полотне романа речь не пойдёт… Как мне показалось, самое главное во всех этих возможных трактовках – слово «одержимость». Не зря перевод на английский (на французский, кажется, тоже как-то похоже) блумсберийцы сделали с акцентом на название Obcessed, «Одержимые». Ведь «бесы» - это действительно не демонические сущности с рогами, копытами и пятачками, а беспокойные думы. Одержимых в романе пруд пруди, каждый второй, если не первый. Тем не менее, одержимые иной раз кажутся нам больше типажами, чем реальными людьми. Типажи до сих пор не меняются. Всё так же бродят по улицам Верховенские-старшие, которые так хотят прослыть интеллектуалами, что выглядят полными ослами. Забавно, кстати, наблюдать за трансформацией его речи по ходу течения романа. Если в начале он лишь изредка вворачивает в речь парочку изящных французских словечек, то к последним главам он почти полностью переключается на басурманскую французщину.

О героях, впрочем, чуть позже. Пока не забыла, хотелось бы ляпнуть ко всем тем, кто долетел до середины отзыва: если вы еще не читали «Бесов», а только собираетесь, то обязательно проверьте, если ли в вашем издании глава «У Тихона». В советских сборниках сочинений ее зачастую не печатали (почему, кстати, ума не приложу – вещи там, конечно, говорятся жутковатые, но не настолько, чтобы вдруг уничтожать целую главу). Глава, кстати, сыроватая, возраст девочки в ней дается в двух вариантах, но это не суть. Какой бы вариант ни был, он все равно не слишком красит Ставрогина. Зато без этой главы, как мне кажется, вся суть его образа совершенно теряется. А так как для многих читателей главным персонажем будет являться именно он (хотя, как водится, о главенстве персонажей в таком их изобилии – как и почти всегда – у Достоевского можно поспорить), то не хотелось бы лишнего недоумения по поводу некоторых аспектов его диковатого поведения.

Ещё для прочтения «Бесов» надо запастись небольшим запасом истории и фактов. Во-первых, хотя бы краем уха послушать, что такое нечаевщина и с чем её едят, а заодно узнать про прототипа Шатова. Впрочем, во всех уважающих себя изданиях это прописано где-то в сносках или заметках, надо просто не лениться и вовремя в них заглядывать, тогда в романе откроется огромная сцена иносказательного действия. Во-вторых, неплохо бы вспомнить про вражду Достоевского и Тургенева. В «Бесах» очень сильна сатирическая линия (ах, как изумительна сцена бала у Виргинских, где на орехи достается всем и вся!), и катком юмора Фёдор Михайлович проходит по своему врагу. Заодно в образе Кармазинова перепало стёба и романтизму (наверное, отсюда и фамилия, похожая на Карамазина) в розовых ленточках и пурпурных сопельках. Реализм vs. Романтизм: отражение событий и фактов против извечного пихания себя и своих ощущений вместо реальности.

Под конец же можно и немного про персонажей. Как ни крути, а характеры у Достоевского всегда интереснее всего. От проклятого Ставрогина никуда не убежишь, он так и будет прорываться в центральные интересные фигуры. Не зря про него в самом начале говорят, что всё в нём «что-то уж очень». Очень и чересчур, слишком много. Поначалу он кажется демоническим, но это всё псевдодьявольщина. Настоящий бес и дьявол в романе – завистливый Петруша Верховенский, вот уж кто воистину не только одержимый, но и почти шизофреник. Его восприятие реальности искажено в угоду его собственным желанием. Вспомните самые первые сцены с ним. Когда кто-то шепчет, он говорит, что кричат. Когда кто-то спокоен, он возмущается, что человек ухмыляется или смеётся. Начинаешь задумываться, к чему вообще этому двигателю романа все его интриги и понимаешь, что логической причины-то и нет. Просто Петруша одержим завистью, из-за неё и творит всякую бесовщину.
Кириллов поначалу тоже кажется чем-то иным, каким-то сверхчеловеком. На деле же оказывается, что он и вовсе не человек, а какая-то идея выраженная антропоморфно.
Самый светлый персонаж – это Шатов, маленький клончик князя Мышкина. Заодно он оказывается прекрасным психологом, который «загадку» Ставрогина видит насквозь.

Наконец, Николай Всеволодович. На первых страницах кажется нам пустым провокатором, позже о нём начинает идти слава сумасшедшего… Но это не физическое сумасшествие, а, опять же, одержимость. Образ Ставрогина раскрывается на протяжении всего действия. Это не обычный человек, это логическое начало без души. У него под ногами духовной почвы, он от всего отстранён из-за этого и постоянно чувствует свою ущербность. Если уж распределять грехи по персонажам, то Николаю Всеволодовичу по полной достаётся равнодушие. И этот грех, как мы видим, действительно страшный. Ставрогин чувствует внутри себя бурную карамазовщину, какое-то начало, которое хочет действовать, делать, жить, а не просто существовать. Но отсутствие духовности мешает ему приложить куда-то свои силы. Так и получается, что внешне он всем из-за этого кажется скучающим обаятельным демоном, а внутри – испуганный и одинокий неприкаянный ребёнок. Ставрогину не хватает простых человеческих эмоций, в которых он разбирается, как свинья в апельсинах. Поэтому он пытается откуда-то их добыть… Пусть и негативные. Хотя бы такие. Тем более, что негативчик-то получать куда легче.

В итоге роман потрясает. Очень масштабный, многоплановый, глубокий. Можно рассматривать его только с того аспекта, который вам интересен. Психологизм? Пожалуйста. Революция и история? Туточки. Сатира или реализм? Да всё тут есть, выбирайте и читайте. Впрочем, лёгким это чтение не будет.

С отзывами на Достоевского всегда одна и та же петрушка (не оговориться бы с «Бесами», не ляпнуть «Петруша») – очень трудно найти ту изначальную печку, от которой ноги сами пойдут в пляс. Я начну с рассказчика. Тот редкий случай, когда история у Достоевского льется не от имени никого и не от имени автора, а от вполне конкретного дяденьки, который якобы во всех событиях «Бесов» оказался замешан. Это немного странно, по той простой причине, что временами автор «забывает» о том, что этот рассказчик есть и начинает вещать от имени того непонятного и безликого демиурга произведений, которым он и является. Потом словно спохватывается – и в повествовании вновь появляется дяденька с именем и будто бы биографией, хотя он до самого последнего момента останется самым картонным и схематичным из всех персонажей «Бесов». Зачем же Достоевскому понадобилась эта ширма? Мне кажется, что автор намеренно не хочет говорить о Ставрогине, нечаевщине и революционных идеях от своего лица, чтобы читатели на стали приписывать ему лишних идей и мыслей. Отсюда и появляется невнятный дяденька, который будто бы нам про «Бесов» и вещает, хотя добрую половину информации, описанной в романе, он просто не мог знать. Вторая мысль по этому поводу – рассказчик понадобился, чтобы подчеркнуть интерес к Ставрогину не Достоевского, как автора, а простого обывателя. Действительно, его яркая фигура не так интересна Фёдору Михайловичу, чем чуть менее заметные, но более важные для автора герои-идеи. Опять же, повторюсь, это всего лишь мои мнения и догадки, бесы его знают, что там на самом деле.

Ну да ладно, танцуем дальше. Расправились с рассказчиком, берёмся за название. В романе есть сцена, в которой упоминается сон о России, одержимой революционными идеями, словно бесами. Но это только одна грань «бесовщины», потому что о каких только её проявлениях в масштабном полотне романа речь не пойдёт… Как мне показалось, самое главное во всех этих возможных трактовках – слово «одержимость». Не зря перевод на английский (на французский, кажется, тоже как-то похоже) блумсберийцы сделали с акцентом на название Obcessed, «Одержимые». Ведь «бесы» - это действительно не демонические сущности с рогами, копытами и пятачками, а беспокойные думы. Одержимых в романе пруд пруди, каждый второй, если не первый. Тем не менее, одержимые иной раз кажутся нам больше типажами, чем реальными людьми. Типажи до сих пор не меняются. Всё так же бродят по улицам Верховенские-старшие, которые так хотят прослыть интеллектуалами, что выглядят полными ослами. Забавно, кстати, наблюдать за трансформацией его речи по ходу течения романа. Если в начале он лишь изредка вворачивает в речь парочку изящных французских словечек, то к последним главам он почти полностью переключается на басурманскую французщину.

О героях, впрочем, чуть позже. Пока не забыла, хотелось бы ляпнуть ко всем тем, кто долетел до середины отзыва: если вы еще не читали «Бесов», а только собираетесь, то обязательно проверьте, если ли в вашем издании глава «У Тихона». В советских сборниках сочинений ее зачастую не печатали (почему, кстати, ума не приложу – вещи там, конечно, говорятся жутковатые, но не настолько, чтобы вдруг уничтожать целую главу). Глава, кстати, сыроватая, возраст девочки в ней дается в двух вариантах, но это не суть. Какой бы вариант ни был, он все равно не слишком красит Ставрогина. Зато без этой главы, как мне кажется, вся суть его образа совершенно теряется. А так как для многих читателей главным персонажем будет являться именно он (хотя, как водится, о главенстве персонажей в таком их изобилии – как и почти всегда – у Достоевского можно поспорить), то не хотелось бы лишнего недоумения по поводу некоторых аспектов его диковатого поведения.

Ещё для прочтения «Бесов» надо запастись небольшим запасом истории и фактов. Во-первых, хотя бы краем уха послушать, что такое нечаевщина и с чем её едят, а заодно узнать про прототипа Шатова. Впрочем, во всех уважающих себя изданиях это прописано где-то в сносках или заметках, надо просто не лениться и вовремя в них заглядывать, тогда в романе откроется огромная сцена иносказательного действия. Во-вторых, неплохо бы вспомнить про вражду Достоевского и Тургенева. В «Бесах» очень сильна сатирическая линия (ах, как изумительна сцена бала у Виргинских, где на орехи достается всем и вся!), и катком юмора Фёдор Михайлович проходит по своему врагу. Заодно в образе Кармазинова перепало стёба и романтизму (наверное, отсюда и фамилия, похожая на Карамазина) в розовых ленточках и пурпурных сопельках. Реализм vs. Романтизм: отражение событий и фактов против извечного пихания себя и своих ощущений вместо реальности.

Под конец же можно и немного про персонажей. Как ни крути, а характеры у Достоевского всегда интереснее всего. От проклятого Ставрогина никуда не убежишь, он так и будет прорываться в центральные интересные фигуры. Не зря про него в самом начале говорят, что всё в нём «что-то уж очень». Очень и чересчур, слишком много. Поначалу он кажется демоническим, но это всё псевдодьявольщина. Настоящий бес и дьявол в романе – завистливый Петруша Верховенский, вот уж кто воистину не только одержимый, но и почти шизофреник. Его восприятие реальности искажено в угоду его собственным желанием. Вспомните самые первые сцены с ним. Когда кто-то шепчет, он говорит, что кричат. Когда кто-то спокоен, он возмущается, что человек ухмыляется или смеётся. Начинаешь задумываться, к чему вообще этому двигателю романа все его интриги и понимаешь, что логической причины-то и нет. Просто Петруша одержим завистью, из-за неё и творит всякую бесовщину.
Кириллов поначалу тоже кажется чем-то иным, каким-то сверхчеловеком. На деле же оказывается, что он и вовсе не человек, а какая-то идея выраженная антропоморфно.
Самый светлый персонаж – это Шатов, маленький клончик князя Мышкина. Заодно он оказывается прекрасным психологом, который «загадку» Ставрогина видит насквозь.

Наконец, Николай Всеволодович. На первых страницах кажется нам пустым провокатором, позже о нём начинает идти слава сумасшедшего… Но это не физическое сумасшествие, а, опять же, одержимость. Образ Ставрогина раскрывается на протяжении всего действия. Это не обычный человек, это логическое начало без души. У него под ногами духовной почвы, он от всего отстранён из-за этого и постоянно чувствует свою ущербность. Если уж распределять грехи по персонажам, то Николаю Всеволодовичу по полной достаётся равнодушие. И этот грех, как мы видим, действительно страшный. Ставрогин чувствует внутри себя бурную карамазовщину, какое-то начало, которое хочет действовать, делать, жить, а не просто существовать. Но отсутствие духовности мешает ему приложить куда-то свои силы. Так и получается, что внешне он всем из-за этого кажется скучающим обаятельным демоном, а внутри – испуганный и одинокий неприкаянный ребёнок. Ставрогину не хватает простых человеческих эмоций, в которых он разбирается, как свинья в апельсинах. Поэтому он пытается откуда-то их добыть… Пусть и негативные. Хотя бы такие. Тем более, что негативчик-то получать куда легче.

В итоге роман потрясает. Очень масштабный, многоплановый, глубокий. Можно рассматривать его только с того аспекта, который вам интересен. Психологизм? Пожалуйста. Революция и история? Туточки. Сатира или реализм? Да всё тут есть, выбирайте и читайте. Впрочем, лёгким это чтение не будет.

За эту книгу в моей жизни спасибо margo000

Вот как-то так совпало, что все время, пока я читала эту, несомненно, прекрасную книгу, мне на глаза попадались интервью и фильмы Тарантино, так что я, наверняка, слишком предвзята в том, что сейчас скажу, но

Мне кажется, что Тарантино - это Достоевский в кино.

Опустим мораль.

Я, признаться, Достоевского не за мораль люблю. Слишком циничное я существо, чтоб искренне переживать всем его персонажам, которые сами себя радостно загоняют в безвыходное положение, выбраться из которого возможным уже не представляется.

Но вот просто вспомните, с чего начинаются Бешеные псы. Правильно, с обсуждения песни Мадонны. Как это влияет на сюжет? Да никак, но ведь хорошо-то как!

Вот в Достоевском мне всегда нравилось именно это.
То, что сюжет и диалоги у него существуют отдельно друг от друга. Все эти нескончаемые разговоры, которые ведут персонажи ну никак не приближают нас ни к развязке, ни к чему бы то ни было. Просто автору хотелось рассказать пару забавных историй - и он их рассказывает. И, кажетсчя, делов-то - взять и бросить читать.
А у меня, тем не менее, ни разу в жизни не вышло бросить читать Достоевского. Вот потому что начала - и он не отпускает меня до самого конца.

И вот я читаю все эти истории про эксгибионистов, жестокость, несчастье, публичные дома, пьянство, бедность, патологическую гордость и все такое прочее, а на их фоне случается невероятного накала история расставания. И остановиться я решительно не могу.

Это я к тому, что Достоевский прекрасен.

От эмоций, которые это короткое произведение вызывало во мне, я отгораживалась дробным чтением, закрывалась, словно щитом, западной моралью, полностью согласующейся со здравым смыслом: каждый сам за себя, спасение утопающих - дело рук сами знаете кого, здоровый эгоизм и проч. и проч. Всё тщетно. Достоевский слишком русский. Он знает, где именно находятся корни культурно-нравственной самоидентификации . Он знает, как до этих корней добраться через десятилетия приобщения к цивилизации, чуждой его героям.

"Бедные люди" пробились в ту часть моего сознания, которая отвечает за слёзы 9го мая каждого года, которая заставляет, наплевав на время, бытовую суету и неотложные дела, тащить чужим бабушкам сумки до квартиры, доставать из грязного подвала котят и вытаскивать из луж червяков, выползших на асфальт после дождя. Одним словом, Достоевский обращается к лучшей, категорически иррациональной, не способствующей выживанию, наивной и неискушенной части человеческой сущности.

А какой чудесно противоречивый Макар Девушкин получился. Сначала не жалость и сострадание, но волна плотного негодования поднималась во мне от его самоуничижительных пассажей. Я уже мысленно его обвинила и в малодушии, и в лизоблюдстве, и в эгоизме, и в наивности, и в неприспособленности к жизни. Ну как можно пить и дебоширить, последние деньги проматывать, когда от него столько зависит? И всяким попрошайкам денег давать, когда самому есть нечего? И доверять людям, которые этого доверия не заслуживают? И неэкономным таким быть? И слогом своим похваляться в ответ на такое письмо? И про любовь какую-то говорить? И от гордости страдать, когда беднякам гордость по статусу не положена? Я даже припомнила ему, что гордость не порок, но большое свинство! Да-с... Но если судить о человеке не по его словам и манере эти слова складывать, а по тому, что он для других делает, чем жертвует, как в них только хорошее видеть старается, вопреки всему... Так что же получается?

А получается смесь обиды, отвращения и боли. Боли и раздражения. Так может быть только от боли и обиды из-за близкого человека. А последние несколько страниц - это и вовсе такая лавина боли и одиночества, что никаких слов для описания этого нет. Одни мурашки да слёзы.

Достоевский - это тяжёлая артиллерия, метко бьющая в самую душу. Раньше, чем через полгода, я за его книги точно не смогу взяться.

Не совсем отзыв, скорее размышление на тему.
Склонна полагать, что данная книга написана совсем не про Раскольникова и не про его юношеские искания. Его история приводится скорее для отвода глаз, для контраста. В конце концов на все вопросы ответил одним своим появлением Свидригайлов. И, думается мне, именно он и есть центральный персонаж книги, ради которого всё это затевалось.

Раскольниковых таких - вся страна, которые под влиянием максимализма мучают себя похожими вопросами, другое дело, что грань не все переходят. Но и Раскольников перешёл грань потому что так хотелось автору. Но это всё не важно. Важна бессмысленность. Нет цели для так такового человеческого существования, и во-многих своих книгах Достоевский копает именно это. То есть по сути выбор стоит не "Тварь ли дрожащая или право имею?", а "смириться или не смириться?". И правильный ответ - "смириться". Раскольников потрепыхался-потрепыхался да и сдался. Пришёл к освобождению через любовь и раскаяние, хотя тут ещё спорно, лично я считаю, что там было больше страха и отчаянья.

А Свидригайлов, думаю, уже понял и не боялся. Всё попробовал, но смысла не нашёл и бога своего не нашёл, веры так называемой. Попробовал было в любовь удариться, как Раскольников, но и там всё глухо. И суицид - лишь логичное завершение жизни, которая уже не приносит ничего. На его _глубине_ уже нет разницы живёт он или нет, всё одно. Вечность - банька с пауками.
Эта же тема потом нашла своё более развёрнутое воплощение в Бесах. Когда Кириллов не принимая бессмысленность жизни пытался найти смысл в смерти, а Ставрогину уже просто было на всё плевать, почти как Свидригайлову. В Карамазовых бессмысленность воплощали собой Смердяков и Иван. Но, если Иван ещё сомневался, то Смердяков уже только развлекался.

Вообще, выходы то может Достоевский и предлагает в своих книгах, но не для таких как они. Не для тех, кто пытается искать ответы. Тут скорее так, не лезьте куда не просят, живите себе. Верьте в Бога или любовь, или хоть во что-то, главное верьте. Потому что, если начнёте искать - ничего не найдёте, только веру потеряете, а без веры - выход только смерть.

Впервые я прочитала «Бесов», когда мне было 16. Потом перечитала в 23. Теперь в 26. И я уверена, что буду читать их и в 31, и в 45, и в 54 и даже и потом, если доживу. Потому как мне всей жизни кажется мало, чтобы осознать, что же со мной творит эта книга
Я не буду врать и говорить, что поняла, о чем хотел сказать Федор Михайлович. Не буду утверждать, что поняла его намеки и неприкрытую карикатуру. Потому как ни черта я не поняла, да и наверное никогда не пойму. Я просто люблю эту книгу, просто так, без ее отсылок, без ее истории и предпосылок.
Ближе и вместе с тем загадочней книги для меня, пожалуй, и не существует. Иногда кажется, что я ее «раскусила», разложила все по полочкам. Но через секунду я понимаю, что ничего не понимаю, ни того, что в строках, ни того, что между ними. Да я и не хочу ничего понимать. Ведь узнаешь - интерес пропадет, все станет предсказуемо и просто. А так сохраняется тайна, почти мистическая, потусторонняя.

Хотя нет, вру. Одну тайну я разгадала. Николай Ставрогин. В 16 я была в него влюблена, в 23 – восхищалась им, сейчас мне его просто жаль. Человек, у которого есть все и в то же время – ничего. Его любят ненавидя, его уважают презирая. Он все и ничего. Он страшно силен, но в то же время невероятно слаб. Он ни в чем не видит смысла, в то время как сам является центром вселенной для многих людей, готовых по одному его зову побежать на край света. В книге он занимает так много места, хотя почти что и не появляется совсем, лишь изредка, тенью на полях. Бесы в его душе гуляют на всю катушку, но и бог от него не спешит отказываться. Шатов, Верховенский, Кириллов, Лебядкин – все они хороши, у каждого тараканов с добрый вагон будет, но ни один из них и в подметки не годится Ставрогину. А ведь все просто: они-то живые, стремятся, любят, ненавидят, пропагандируют, обманывают, верят. Ставрогин же мертв, живущий, но неживой. Ему нечего терять, потому что ничего нет. Ему все равно, что в ад, что в рай. И эта его фатальность пугает и восхищает. Уродство, физическое или моральное, всегда будет привлекать внимание.
Я люблю людей отчаянных, готовых кинуться в омут с головой. Есть в них что-то, что заставляет устои пошатнуться. Недаром же Верховенский имел такие виды на Ставрогина.

Книга полна терзаний и безумных идей, как всегда у Достоевского. Они мечутся, как ненормальные, сбивая с ног и кружа голову. Но одна идея уверенно и спокойно идет сквозь весь роман тонкой, но яркой нитью. Кто бы мы ни были, откуда бы мы ни приехали, перед каким бы богом ни замаливали свои грехи, в нас сидят бесы. В каждом из нас. Они рвут нас на части, топят в болоте и клеймят раскаленным железом. И что бы мы ни делали, они всегда будут частью нашей души. Иной раз удастся их задобрить и ненадолго заставить сидеть спокойно. Но рано или поздно они напомнят о себе. И тогда начнется хаос, в отдельно взятой голове, в небольшом городе или даже в целом мире, но он обязательно будет.

А ведь я повзрослела. В 16 на последней странице я истерила, сейчас же просто новопассита напилась :)

И да, помните:

Вернись чистым,
Несмотря на...
На молодость, на безразличие...
На стертые колени..
На бесконечное повторение агонии...
На всполохи красных нитей на стеклах...
На тени, узоры, на старость...
На бесконечное повторение агонии...

Я всегда думала, что же мне напоминает этот трек. Теперь понимаю, "Бесов".

Огарок уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги.

Подумалось: а ведь всю эту последнюю неделю я сам читал вечную книгу - "Преступление и наказание". Мне никогда не доводилось читать Евангелие. В какой-то степени эта вечная книга доходит сегодня до читателя лишь внутри других книг в качестве переработки, и "П и Н" - одно из таких произведений-носителей, содержащих в себе (и переносящим сквозь века) многие библейские сюжеты; одна из "вечных" книг нашего поколения. Есть вероятность, что теперь уже книги Достоевского через 100-150 лет будут переработаны и дойдут до читателя лишь отрывками и общими мотивами; также вероятно, что у новых поколений в будущем вовсе не будет своих "вечных" книг, а будет лишь нечто вроде пабликов в соцсетях. Лично же я, прочитав "П и Н", взял с бабушкиной полки Новый Завет и добавил его к себе в "резерв" (так у меня называется большая стопка книг, которые я собираюсь прочесть не вскоре, а в несколько отдалённом будущем), при том в Бога я не верую, но описанными темами, вроде воскрешение Лазаря, весьма заинтересовался.

Это уже пятый роман, который я читаю у Достоевского, и всякий раз его произведения оказывают на меня неимоверное психическое воздействие. Например, после (и во время) "Братьев Карамазовых" было просветление, благость; после "Бедных людей" - меланхолия, зачатки депрессии; после "Идиота" и вот теперь "П и Н" - глубокая задумчивость, в некотором роде ступор. Почему-то вот уже в какой раз книги Достоевского мне совсем не хочется препарировать и анализировать - не потому, что я ничего не понял, а потому что его тексты для меня, как то же Евангелие, как будто священны, монолитны, и разбивать их на части кажется занятием мелочным. Поэтому сегодня я побольше напишу не о сюжетных линиях и заложенных смыслах, а о том, что меня наибольшим образом эмоционально возбудило.

Меня поразило то, что Раскольников не может пройти мимо кого-то. Я сначала думал: зачем в романе сцена с девочкой в рваном платье и жирным франтом? Это один из случаев, когда Раскольников проявляет своё участие. Пьяная девочка на скамейке, сбитый лошадью человек, нищета Мармеладовых, забиваемая до смерти лошадь (ибо сны - тоже часть героя), и т.д. - наш герой не может оставаться в стороне. Сколько сегодня людей проходят мимо лежащего на земле бомжа или просящей милостыню бабушки! 99 из 100. И ведь я сам - в числе девяносто девяти, и не чувствую при этом никаких угрызений совести.
Кроме того, как подметила достоевист Т.Касаткина, Раскольников ещё и всем раздаёт деньги, которых у него и без того почти нет: Катерине Ивановне, проститутке, городовому...

Меня поразило то, что он признался. Забыв школьные читки, я до последнего надеялся, что он каким-то образом обернёт всё в лучшую сторону, ускользнёт от подозрений и успокоит совесть. Казалось бы, я не должен покрывать преступника, но пусть отзовётся тот читатель, который хотел, чтобы герой был как можно скорее пойман и наказан! Нет такого! А если и есть, то в той же пропорции: 1 из 100. И когда Родион стоит у двери, в которую ломятся двое, а колокольчик заливается - никто не хочет, чтобы дверь взломали. Я очень не люблю экстраполировать книжные реалии на себя, но всё же если пофантазировать, то я, какое бы преступление не соверши, (убей старуху, или своруй пирожок) вряд ли признался бы при том условии, что на меня нет ни единой улики. Чудесным, истинно чудесным образом герой скрывается с места преступления, ему очень сильно повезло. Справшивается: зачем нужно такое везение, как не для того, чтобы ни в коем случае не раскрыть себя?

Меня поразил эпизод с утопленницей. Жара, вонь, духота и пыль; безнадёжность, тлен, уныние; ноги несут тебя к мосту, и где-то в уголку сознания уже теплется эта мысль; и вот, когда осталась всего пара шагов, из-за спины как будто появляется твой двойник, ты видишь себя со стороны - видишь, как ты переносишь ногу через перила, потом другую, и... Нет тебя.
Какой ужасный, жуткий эпизод! Как если бы я сам стоял на краю моста и собирался сброситься в воду. Утопленница Афросиньюшка, заметим, выжила, её выловили. Это символично и встаёт в один ряд образов под общим мысленным заголовком "Воскрешение": опричь того, что комнатка Родиона была как будто гроб; опричь того, что говорит: "Я не старуху убил, я себя убил!", читай, он уже мёртв.
А утопленница - это к тому же один из вариантов исхода, которые Провидение (или что бы там ни было) указывает (подсказывает) герою. Иные варианты: исход Свидригайлова - самоубийство как результат неспособность полностью покаяться; исход Сони/подсказанный Соней - полное и безоговорочное покаяние и признание.

Меня поразило и то, что (как я уже отметил выше) мы сочувствуем всем героям, у которых есть значительные изъяны, грехи или даже преступления за душой (убийце, блуднице, сладострастнику, алкоголику и т.д.), и не любим Лужина, который на вид вполне себе "чистенький" и "правильный". У нас с вами нет чётких, непоколебимых моральных принципов; наши воззрения в морали и грехе, понятия о справедливости варьируются в зависимости от огромного множества обстоятельств. Книжным и киношным персонажам мы почему-то почти всегда сочувствуем, а настоящих убийц и преступников - без раздумий общественно осуждаем. Чужие злодеяний мы не приемлим, а на свои готовы закрыть глаза. И т.д., и т.п. Посему, я готов признать, что развязка книги правильная - какой бы ни была справедливость, восторжествовал таки закон!

Простите за такую концовку рецензии, но меня также поражают слова друзей и знакомых, которые говорят, что им не интересен Достоевский и иже с ним, потому что они читали "Преступление и наказание", "Обломова", "Мёртвые души" и т.д. - в школе. Вы даже не помните что делали в прошлом месяце - как же вы упомните то, что читали 5-10 лет назад?! Если для вас в книгах главное - сюжет и рассказанная история, то оставлю вас в покое; читайте краткое вики-содержание. Ежели вы всё таки зрите в корень и надеетесь хотя бы на йоту приблизиться к разгадке тайны человека, которую Фёдор Михайлович всем своим творчеством пытался разгадать, то знайте, что вы не потратили время зря, открыв и перечитав эту книгу.