– Так вот, – продолжил Наумочкин, скрестив, для солидности, руки на худом животе, – в середине девятнадцатого века был такой оружейник Кристофер Майнер Спенсер. В тысяча восемьсот шестидесятом году он изобрел для винтовки прикладный магазин, в котором патроны шли друг за другом, то есть, острие пули каждого последующего патрона упиралось в капсюль предыдущего. Под воздействием мощной пружины патроны выталкивались в ствол для последующего выстрела. Почти по такому же принципу устроена и наша ракетная шахта. Она чрезвычайно сложна в своем устройстве, но очень проста в использовании. В нашей шахте находится примерно сто ракет. Их могло бы быть намного больше, но, поверьте, что общей убойной силы этих «малюток», содержащейся в их зарядах, хватило бы для уничтожения нескольких городов-миллионников. Так что, наш остров – довольно грозная сила для того безумца, который однажды вознамерится напасть на нас. Что касается расположения ракет, то здесь всё очевидно: они отделены друг от друга толстыми плитами, сделанными из наипрочнейшего материала, который, кстати, создан на нашей базе. При запуске ракеты номер один, то есть, самой верхней, отработанные газы уходят в шахту, не причиняя вреда внизу стоящим ракетам. Газы проходят сквозь щели, специально оставленные между торцами защитных плит и стенами шахты. Ракетная шахта состоит из жаропрочного бетона, так что угрозы повреждения стенам нет. Отработанный газ, пройдя около сотни метров, выходит в боковой туннель, выходящий наружу – в сторону океана. Иногда, когда делаются пробные запуски, можно видеть, как пламя вырывается из «окон», сделанных по всей высоте горы. Но, как вы уже поняли, это могут видеть только туристы, которым заранее говорят о вулканической активности Пико, правда, не опасной в то или иное время года.

После запуска верхней ракеты, плита, стоявшая под этой ракетой, отодвигается и автоматически сбрасывается на дно шахты, где ее потом подбирают и складируют – она еще может пригодиться в будущем.

– И это всё? – наивно спросил Королев.

– Да – всё, – ответил, улыбаясь, Наумочкин. – А теперь, идите и работайте. Если вдруг я увижу вашего босса, то непременно ему передам, что вы его искали.

– Спасибо, – ответил Королев и пошел обратно, к себе в слесарку.

Когда Кульков вернулся обратно, Петрович все-таки чудом отыскал копировальную бумагу.

– Привет, – удивился Кульков, – где ты ее нашел?

Королев тряхнул головой.

– Сроду не догадаетесь.

– Ну-ка, ну-ка, давай, жги.

– Короче, возвращаюсь из столовки, и вижу – кот вылезает из под шкафа и мяукает: опять, значит, жрать просит, как в прошлый раз. А я из столовки как раз хотел ему принести, да забыл… Ну, не важно. Так вот. Вылезает кот, орет жалобно, на меня смотрит, не отрываясь. Потом, раз – снова под шкаф, и оттуда орет. Я наклонился и посмотрел туда – в темноту. Смотрю, значит, белеет что-то, будто плакат какой. Я лег на пол, залез под шкаф и тихонько вытащил этот лист – оказалось, что это копирка.

– Ну, ты и молодец: хоть по всему объекту искать не пришлось. Коту спасибо надо сказать. Ладно, давай снова иди в столовку и принеси ему что-нибудь в награду. Да побыстрее, а то у нас сегодня еще конь не валялся.

– Понял вас, – сказал Королев и снова пошел до столовой, надеясь в этот раз не забыть про голодного кота.

Глава 8

Королев с головой ушел в работу. Увеличение чертежа и его последующее копирование доставило ему много хлопот. Работа заняла почти неделю. Пришлось повозиться с черчением мелких деталей, а Королев еще в школе не отличался аккуратностью, так что, нужно было кое-что переделывать.

Наконец, шаблон был готов, и этот единственный образец послужит мерилом для всех последующих изделий, которые никак не должны отличаться от предыдущих. Петровичу снились толстые и тонкие линии, процарапанные на металле, который, кстати, тогда, неделю назад, так и не доставили. Уже в конце недели Кульков с кем-то ругался по внутреннему телефону, объясняя, что у них не сто рук, и что никто не потащится в такую даль. Он в гневе бросил трубку на рычаг и закурил пятую по счету сигарету. Петровичу не понравился взгляд Кулькова, но он не торопился спрашивать, в чем дело.

Через несколько минут после неприятного разговора, Кульков сам подал голос:

– Короче, Гриш, надо будет тебе ехать на тот остров, где гора, и самому доставлять сюда материал. Могли бы, конечно, и вдвоем поехать, но мне приказано не оставлять слесарку без присмотра – вдруг что случится, а здесь никого нет.

– Я так понимаю, что займемся мы этим завтра? – с надеждой в голосе спросил Королев.

– Правильно, Гриш, понимаешь – завтра. А теперь, иди – отдыхай. Вон и кот, видишь, довольный, лёг на свое любимое место.

Королев посмотрел на старый письменный стол, за которым никто из них ни разу не сидел, да и не собирался. Заваленный кучей разных бумаг, с зеленой лампой в правом углу столешницы, за ненадобностью, придвинутой к самой стене, стол был покинут лет десять назад. С него ни разу не вытирали пыль, не смахивали с ножек паутину, клоками повисшую, словно куски старой серой тряпки. Вообще, весь тот угол был каким-то заброшенным, и никто не стремился вдохнуть туда хоть сколько-нибудь жизни. Вот в этом «мертвом» уголке кот и нашел свое лежбище: никто не гнал его с вороха бумаг, а ему и то радость – пошелестеть когтями по скрученным ватманским листам, покрытым желтой сантиметровой пылью.

Петрович пошел отдыхать, а Кульков остался в мастерской по какой-то своей надобности.

Придя в комнату отдыха, Королеву бросилось в глаза, что никто не лежал на своих кроватях – все были, что называется, на ногах – шел оживленный спор сразу между всеми, кто сейчас был здесь. Такого Королев еще не видел – сотня человек, спорящих о том, что столовую закрывают, и что теперь есть они будут здесь, в этой самой комнате.

– Тогда все тараканы к нам сбегутся, – говорил один.

– Не бойся – их давно здесь нет: радиация давно всех убила.

– А, может, совсем наоборот – вскормила? – отозвался третий спорщик. – Слыхали, на днях кто-то заявил, что все они живут в метро, и так же, как в крупных городах, достигают довольно внушительных размеров и изобилуют многообразием форм.

– Да ладно вам придумывать, Степан Викентьевич. Вы еще скажите, что обыкновенный таракан вдруг превратился в необыкновенного, скажем, гигантского краба…

– А что вы думаете – и скажу: да, таракан мог стать крабом, если дать ему жить рядом с морской водой, ежедневно облучая его малыми дозами радиации. Учитывая специфику работы наших лабораторий, не удивлюсь, что в метро уже выросло такое чудо-юдо, что, раз взглянув на него, вмиг забудешь и свое имя, и собственный идентификационный номер.

– Вы, разве, его еще помните, уважаемый Степан Викентьевич?

– Я всё помню! – воззрился тот разгневанными очами на своего визави. – Я всегда должен помнить свой номер. На всякий случай. Тем более… Тем более, в этом страшном месте.

– Почему же страшном, позвольте вас спросить? Вот мне, например, чрезвычайно комфортно работать под искусственным освещением семнадцать часов в сутки – я чувствую себя нужным коллективу, и, следовательно, не зря живу на свете.

– Вы сейчас смеётесь что ли? – чуть не плача отозвался Степан Викентьевич. – Какая может быть радость, когда сидишь на вулкане, да еще знаешь, что кроме участи смертника, нам здесь ничего не светит? – он дрожал от гнева, и готов был кинуться с кулаками на собеседника, но понимал, что двухметровый бородатый детина, профессор по микробиологии, Курт Люттэ, при желании, сомнет Викентьича в комок, и выкинет в окошко, нарисованное на стене комнаты.

– Этот спор мне положительно надоел, Степан. Давай-ка, лучше, в шахматишки перекинемся, а то опять не уснешь от нервов, – басом прогремел гигант на всю комнату.

Его товарищ странно дернулся при последних словах и пошел к своей тумбочке за шахматной доской.

Между тем спор в комнате не утихал: всем хотелось знать, что же будет со столовой, и кто, собственно, будет им приносить еду в таких количествах. По сути, предполагалось, что завтраком, обедом и ужином будут кормиться одновременно триста человек, а это не совсем легкая задача – три раза в день таскать еду в другой конец коридора, то есть, примерно, полкилометра.

– А почему столовку закрывают? – спросил Петрович у Люттэ.

Бородач к нему обернулся и сказал:

– Никто не закрывает нашу столовку – просто они временно отдают помещение под фармацевтическую минифабрику, потому что все тесты прошли успешное испытание, и теперь надо, в срочном порядке, приступать к изготовлению вакцины, а кабинетов не хватает.

– А где они будут еду готовить? – спросил кто-то из толпы.

– Не наши проблемы, – громко ответил бородач, – этим занимается администрация, поэтому не надо паники!

Тут его прервал Степан Викентьич, грозно сверкая очками и потрясая шахматной доской:

– Уважаемые коллеги, давайте уже расходиться по своим делам.

Петрович понял, что сказанное относилось больше к нему, чем к Люттэ. Он извинился и отошел в сторону. Чудесным образом все спорщики, следуя примеру «шахматистов», как по команде, стали расходиться по своим углам, берясь, кто за карты, кто за телевизионный пульт. Через пять минут в комнате наступила полная тишина – спорить было более не о чем: обо всем позаботится руководство, а остальное – суета.

Глава 9

На следующий день Королев вновь столкнулся с Наумочкиным, правда, тот куда-то страшно спешил, и, едва поздоровавшись, бросил на ходу:

– Позже поговорим, только напомните мне обязательно!

– О чем напомнить? – сказал самому себе Петрович, видя, как мелькает спина убегающего Наумочкина.

Когда он пришел в слесарку, Кульков был уже на месте. Рядом с ним стоял человек в военной форме, которому Кульков что-то горячо объяснял, а тот всё время вертел головой в разные стороны, будто вокруг него летала муха.

– Вот, кстати и он, – сказал Кульков, показывая рукой на вошедшего Петровича. – Знакомьтесь, это майор Орешкин, а это – Григорий Королев.

– Очень приятно, – отозвался офицер и протянул руку. Петрович пожал ее, и майор, попрощавшись с Кульковым, пошел на выход.

– За мной, пожалуйста, – сказал он Петровичу. Королев не успел даже поздороваться со своим начальником, а тот и не настаивал – лишь рукой махнул, иди, мол, скорее отсюда, а то…

Офицер шел впереди. Королев думал, что, наверное, ему не удаться поговорить с этим человеком по поводу того, куда они направляются, хотя он догадывался, что их путь лежит прямиком к метро.

Шли они быстро. Офицер, не оборачиваясь, шагал четким уверенным шагом, как на параде. Петрович еле за ним поспевал, но не жаловался.

Наконец перед ними показались широкие стеклянные двери с надписью «Вход строго по пропускам». Майор вставил пластиковую карту в щель считывателя, приделанного на двери, и, пропуская вперед Королева, закрыл за собою дверь. Они вышли на перрон, помеченный номером первым, о чем ясно говорил маленький желтый плакат с черной цифрой, свисавший с потолка. Потянулись скучные минуты ожидания электрички, когда они стояли за красной линией безопасности. Королеву хотелось как-то скрасить короткую скуку, и он решил слегка разрядить обстановку:

– А правда, что в тоннеле есть огромные тараканы в виде крабов? – задал он глупый вопрос майору, когда прошло минут пятнадцать после того, как они вошли в метро. Майор удивленно посмотрел на Королева, но промолчал. Как ни странно, Петровичу стало легче от того, что он выговорился таким вот образом, и, на сей раз, решил молчать вплоть до того момента, пока тот сам с ним не заговорит.

Наконец, подошла электричка. Старые вагоны, возившие людей с середины семидесятых, выглядели, тем не менее, как новенькие. Бригады мастеров тщательно следили за состоянием корпусов, применяя для их обработки новейшие синтетические средства. Вообще, особая обстановка на островах каким-то непостижимым образом влияла на Королева. Он не мог себе объяснить, почему, например, все вещи, которыми он пользовался – от зубной щетки, до токарных станков, не стареют, и выглядят так, будто только что сошли с конвейера. Внешний вид вещей странным образом влиял на Королева, будто он тоже, вместе с ними, обновлялся, становясь моложе, когда касался их рукой, или проходя мимо них. Эта уверенность в тонких, невидимых глазу, переменах, была его единственным секретом, которым он ни с кем не хотел делиться. Он чувствовал, что именно в таком молчании ему становится по-настоящему хорошо и спокойно под трехкилометровым слоем земли. Остров, напичканный тайнами, сам сделал Королева живой тайной, эдаким ходячим секретом, который не хочется никому открывать.

Ехали, по-прежнему, молча. Королев обратил внимание, что за шесть километров пути, майору несколько раз хотелось что-то сказать, но он постоянно себя удерживал, потому что Королев был человеком для него новым, и офицер, видимо, опасался, что их разговор может быть передан наблюдающему органу, который, несомненно, тут существовал. Эта догадка молнией пронеслась в голове Королева и он не стал давать повода майору заговорить с собой. Он даже демонстративно отвернулся и уставился в большое квадратное окно, где, кроме черноты, ничего не было видно.

Королев мысленно прикинул, что если скорость электропоезда сто километров в час, то путь в шесть километров они преодолеют за три с половиной минуты. Был, правда, один момент, когда скорость значительно снизилась, но потом электричка настолько ускорилась, что только свист от колес стоял под полом.

В самом конце пути, майор повернул голову к Петровичу и сказал:

– Обратно поедете по аварийной ветке. А дома уже разгрузитесь с обратной стороны своей мастерской. Это понятно?

Королев кивнул, не проронив ни слова.

Вскоре они прибыли на место. Это был точно такой же перрон, в середине которого стоял столб с надписью «Перрон № 2». В конце огромного зала поблескивали двери трёх лифтов, видимых с той точки, где стоял Королев. Майор быстрым шагом снова шел впереди – они направлялись к лифтам. Широкие двери грузовых лифтов показались Королеву настолько высокими, что он не поверил словам Наумочкина о двух с половиной метрах в высоту, если только сам Королев не убавил в росте за время поездки в метро. Ненароком мелькнула мысль о чрезмерном употреблении кислородных коктейлей, но, постоянно слыша об их пользе, он постарался об этом больше не думать. Подойдя вплотную к лифтам, майор нажал кнопку вызова. Петрович прикинул, что пара минут у него есть и обошел вокруг лифтовую «восьмерку». «Да, красиво», – подумал он, завершая «круг почета». Лифты смотрелись цельным железным столбом с едва заметными швами дверей. Точно пригнанные детали создавали впечатление, что всю конструкцию вылили из единого куска металла и установили здесь, снабдив, для красоты, кнопками вызова. Если бы не эти кнопки, то было бы довольно трудно отделить одну кабину лифта от другой. «Кому нужна эта красота, если ее никто, кроме нескольких человек персонала, не видит?», – вновь, с сожалением, подумал Королев. Наконец лифт подъехал. Майор вставил прозрачную пластиковую карту в едва видимую щель над кнопкой вызова. Что-то щелкнуло внутри стальной стены, и двери, с мягким свистом, вышли из своих пазов ровно настолько, что майор мог просунуть ладонь и распахнуть одну дверь за другой. Вошли в просторную кабину, которая была явно больше, чем кухня Петровича в московской квартире. Ехали быстро. Лифт набирал скорость так, как если бы за ним, в темном лесу, гнались разбойники. Майор спокойно смотрел на закрытые двери. Королев же не мог стоять на месте, как оловянный солдатик, и повернулся к противоположным дверям, которые были более заметны, чем внешние. Так же, как и снаружи, на правой стороне внутренних дверей была еле заметная щель для карты доступа.

Приехали довольно быстро. Вышли в мрачный коридор, бывший не таким широким, как около метро.

– Мы сейчас находимся внизу на глубине семь километров, – подал голос майор. – Идем на склад, где собраны, как новые, так и отработанные материалы.

– Понял, – ответил Королев, ясно осознавая, что кроме этого слова, он больше из себя здесь не выдавит. Темный коридор с зелеными стенами как-то странно действовал на психику. Петровичу хотелось скорее загрузиться и, не оглядываясь, покинуть это место. «Чем больше смотришь на горшок, тем дольше он не закипает», – вспомнилась ему вдруг старая поговорка. И чем сильнее он будет хотеть вырваться отсюда, тем дольше и томительнее будут минуты ожидания свободы от тесных стен.

Вскоре они дошли до двери с узеньким окошком. Офицер нажал черную кнопку звонка и окошко отворилось.

– Чего вам? – буркнул голос.

– На склад за материалом номер четырнадцать.

Окошко тут же закрылось. Через минуту оно снова блеснуло в полумраке единственной своей створкой.

– Пропуск.

Майор сунул пластиковую карту в щель около окна.

– Порядок, – отозвались по ту строну двери. – Ожидайте.

– Ну, вот, опять ждать, – выдохнул офицер: видимо, он тоже хотел поскорее вырваться из цепких объятий темного коридора, в котором, казалось, не хватало воздуха.

Королев продолжал молчать, чтобы не выглядеть ждущим общения, а потому беззащитным перед гнетущей тишиной.

Десять минут прошло без единого звука. Иногда в стенах что-то жужжало, будто там находился огромный голодный желудок, бродивший своими соками в ожидании пищи.

Наконец, окошко открылось, и голос сказал:

– Пройдите прямо пятнадцать метров до двери номер три и ждите дальнейших указаний.

Офицер тихо вздохнул и зашагал вперед. Петрович поплёлся за ним, думая лишь об одном – пусть это будет последняя дверь, а потом – домой. Он вдруг поймал себя на мысли, что только что назвал домом то место, в котором жил лишь третью неделю, но настолько привык вставать по расписанию, есть по распорядку и работать строго до семи вечера, что не очень-то хотел перемен в своей наладившейся жизни, пусть и без семьи.

Когда они дошли до нужной двери, над ней загорелась красная лампа. Через минуту дверь отворилась и голос сказал:

– Войдите.

Офицер вошел первым. В довольно просторной комнате тихо работал радиоприемник, передающий старые иностранные песни. Высокий широкоплечий человек в черной спецовке велел им следовать за собой, махнув рукой. Он шел прямо до противоположной стены с огромными стеллажами, на которых лежали длинные железные пруты разной толщины и ровно порезанные металлические листы.

– Это новый материал – он вам не нужен, – сказал человек в спецовке. – Пройдите сюда, – он вновь показал рукой на соседние стеллажи, на которых валялась всякая рухлядь, типа сломанных радиоприемников, телевизоров, рваных огромных бидонов из-под молока, ломаной арматурной проволоки и кусков листового металла, с неровными, будто обкусанными краями.

– Вот отсюда и будете брать, – сказал он и сел на стул, стоявший по соседству со стеллажами.

Королев тоскливо посмотрел на лежавшие в двух метрах от него новенькие листы, и, надев грубые рабочие рукавицы, стал вытаскивать лист за листом, стараясь не порвать свой халат. Листы он ставил рядом со стеллажом. Майор помогал ему, как мог, но Королеву лучше работалось одному, поэтому он жестко сказал:

– Я сам.

Майор тут же отошел в сторону, будто только и ждал этих волшебных слов. Королев, правда, ошибся в своих скоропалительных выводах, так как офицер пошел за огромной телегой с высокими бортами и, вскоре, подкатил ее к Королеву. Как оказалось, это была электрическая телега с универсальными колесами. Когда грузчик оказывался в ограниченном пространстве, где невозможно повернуть телегу, то нужно было всего лишь нажать кнопку рядом с поворотной тягловой ручкой. В ту же секунду из днища выскакивали длинные штыри в виде широких вилок – они упирались в пол и приподнимали телегу всего на сантиметр, что было вполне достаточно. В это время колеса автоматически поворачивались на девяносто градусов, и штыри убирались – телега «вставала» на колеса и была готова к новым маневрам. Теперь она могла двигаться боком, и никакие узкие коридоры не были преградой для движения. Мощный электропривод телеги позволял перевозить до пяти тонн груза, но Королеву нужно было всего лишь полторы тонны материала для выполнения заказа.

Через три часа телега была набита доверху. Великан в черной спецовке попросил Петровича расписаться в получении материала и, только после этого, широкие двери открылись (как оказалось, это были складские выдвижные ворота), и Королев с майором очутились в том же узком коридоре, из которого попали на склад.

Мерно жужжал электропривод, толкая телегу вперед. Петровичу было уже не так тоскливо на душе: задание он наполовину выполнил и теперь возвращался домой, где его ждали токарные станки, начальник и кот.

Путь назад оказался намного быстрее. Пройдя по тому же самому коридору и дойдя до лифтов, майор сказал, что здесь им придется расстаться, и что Королеву нужно самостоятельно добираться до перрона номер четыре аварийной ветки метро, а там уже и до родной мастерской пятнадцать минут ходу, считая поездку в электричке.

Действительно, путь до метро занял около получаса. Загрузившись в специальный товарный вагон, Королев с удовольствием растянулся на кожаном сиденье и даже задремал на пару минут, пока резкий толчок от остановки электрички не разбудил его. Выйдя на перрон номер три, он, по длинному коридору, шедшему параллельно основному «рабочему», вернулся назад, оказавшись по обратную сторону своей мастерской. Добрался он со своей телегой по короткому поперечному коридору, дойдя, наконец, до двери родной слесарки.

– Явился, не запылился! – весело приветствовал его Кульков. – Всё привез?

– Вроде как по списку всё, а так не знаю, может, еще чего надо было прихватить?