Глава 3 Лес

Пустота прыгала на батуте моего сердца. Она пела весёлые песенки, лаяла, кричала. Но я старался не обращать на неё внимания, игнорировать её, делать вид, что пустота – где-то далеко, а не внутри меня. Я старался смотреть в лицо реальности. За окном дул сильный ветер, который стучался в окна, пел песни, убаюкивающие мёртвых малышей. Кажется, этот ветер никогда не прекращался. Шагал по улицам, махал невидимой картонкой на серый, обшарпанный город, словно на горящий мангал. Дворники пытались убрать снег, но они не справлялись с этой гигантской, великанистой белой волной, которая заваливала двери подъездов и частных домов.

Небо цвета воды из лужи выливалось на землю медленно, по частям. По двору колесили железные клетки с преступниками, управляемые людьми в чёрной одежде и в шапках с кокардами. Каменные стены засасывали в себя чувство свободы, словно чёрные дыры. Я сидел на стуле и пытался написать эссе по русскому языку. Ничего не получалось. Вернее, получалась какая-то хрень. Я писал лист за листом, потом читал и выбрасывал. И так уже три часа. Ни одного нормального слова. Ни одной нормальной фразы не ложилось на белый, пустой лист бумаги… Да, я ничем не мог разбавить ни пустоты бумаги, ни пустоты жизни. Что я за человек? Встал. Пошёл на кухню. Там воняло чем-то кислым, противным. Мусорка была до краёв заполнена. Она напоминала огромную гусеницу, которая, удобно усевшись в ведре и широко раскрыв пасть, ждала своей самой главной добычи. Меня.

Игнорируя запах, я достал из холодильника йогурт. Хотелось перекусить чего-нибудь лёгкого, вкусного, сладкого, и йогурт был в самый раз. Я открыл упаковку, но йогурт оказался просроченным. Затем я открыл вторую пачку. То же самое. Проклятье.

Я кинул гусенице добычу и ушёл в свою комнату – разлагаться, чтобы в конце концов оказаться в мусорке. По частям или целиком – не так важно.

Я не знал, чем себя занять. Вернее, дел было полно, но заниматься ни одним из них я не мог. Попробовал включить порнуху и расслабиться, но от вида голой девушки и полового члена меня чуть не стошнило. Наверное, я пересмотрел слишком много порнухи. Когда мне по-настоящему хотелось её смотреть? Давно. Зачем тогда я из раза в раз включаю эту гадость? Просто так. Чтобы на секунду, в тот самый момент, когда всё заканчивается, почувствовать себя живым.

Я снова посмотрел в окно. Последнее время зима казалась мне настоящим разрушителем. Как она борется, как старается уничтожить, заморозить любую жизнь… Обесцветить её, создать вокруг холодную, безжизненную, воющую от боли пустыню. Да, природе тоже знакомо саморазрушение, желание убить в себе всё, каждого таракана и всех тараканьих богов.

Я хотел, чтобы сейчас пришла фигуристка и поговорила со мной. Но её приход никогда не зависел от меня. Она существовала сама по себе и вела себя, как хотела сама.

Вспомнив про фигуристку, я решил посмотреть на её тень. На Алису. Нашёл её аккаунт и пролистал её фотографии. Начал со старых. Одна фотография у воды. Жёлтый песок, камни, лавочки и голубое, бархатное море, сливающееся с тёплым, чистым и безоблачным небом. Она, беловолосая, улыбающаяся, мокрая стоит по центру. С широкой улыбкой с белыми, как страницы только что купленной книги, зубами, с воздушными губами, похожими на два облака, на две подушки, небольшие, но такие мягкие и приятные, что хочется улечься на них и заснуть крепким сном. На Алисе был розовый купальник и такого же цвета трусы. Всё намокшее, влажное. Сочетание желтых волос, белой, молочной кожи с розовым бельём напоминало мне мороженое. Сладкий пломбир с клубничным джемом в вафельном рожке. Брови, глаза – словно маленькие капельки шоколада, добавленные аккуратно и осторожно, чтобы не сделать мороженое слишком сладким.

Сзади стояло несколько лавочек, на которых, правда, никого не сидел. Кроме, разве что, высокого, широкоплечего, хорошо сложенного парня в майке и с татуировкой в виде льва на левом плече. Он внимательно смотрел на Алису. На его неподвижном, забетонированном лице не было ни единой эмоции. Его по-барсучьи маленькие, голубые глаза выражали недоброжелательность, в них хранилась большая любовь к себе и желание выглядеть настоящим мужчиной. Его прекрасные, как у принца из мультика, чёрные волнистые волосы, зачёсанные назад, ярко блестели от лака.

Мне показалось, что где-то я уже видел этого человека. Ещё бы… Такие лощёные парни все на одно лицо. Я посмотрел ещё несколько фотографий. На парочке фоток был он. Алиса обнималась с ним, целовалась. Она висела у него на шее, обхватив его торс двумя своими маленькими, красивыми ножками в розовых кедах и белых носочках. «Видимо, это её бывший парень», – сразу подумал я.

Я пролистал дальше. Свежих фотографий с ним у неё не было. Я открыл список её друзей и порылся там. Черноволосого красавца в списке точно не присутствовало. Интересно. Я снова вернулся на её страницу. Здесь стояла ссылка на её Instagram. Ник: lilissa98. Оригинально.

В её инсте было совсем мало фотографий. Всего восемь штук. Одна фотка с тем самым черноволосым парнем, несколько фотографий её красивого лица, зато последнее фото – с Артуром. Непросто фото после концерта… Они лежали вместе на каком-то белом ковре. Он – голый (по крайней мере, на фото были видны только его оголённые плеч и грудь), а она – в той самой рубашке, в которой Клык читал свои мерзлотные стишки. Интересно. И, главное, понятно. Он сделал то, что обещал. Сделал, не постеснялся. Молодец, сука. Хороший ход. Я улыбнулся и поставил лайк со своего пустого профиля, на котором не было ни одного снимка – только дурацкие картинки, нарисованные дураками.

Я вернулся к её фотографиям с тем брюнетом и лайкнул и их. Пусть порадуется.

«Она такая же, как все, – подумал я. – Просто сентиментальная, глупая девка, которая бегает от одного красивого парня к другому. Что я делаю? Она же вчера показалась мне дурой. Она – просто пустота. Такая же, как все девушки. В них же нет ничего… Или есть всё? Мне кажется то так, то иначе. Наверное, это означает, что у меня совсем нет собственного мнения. И плевать».

Может, я просто слишком впечатлительный. Может, красота способна породить в моей голове человека, которого нет на самом деле. Да, это так. Всё, что я думаю про девушек – не по-настоящему. Я могу быть счастлив только со своей фантазией. Только фантазию я смогу по-настоящему полюбить. Только ради фантазии смогу убить себя. Выкинуть из квартиры под названием «мир» этот мусор под названием «я».

Вспомнив о мусоре и его вони, я решил от него избавиться. Оделся, пошёл на кухню, достал из ведра мешок и закрыл пасть гусенице. Затем я взял его в руки. С него стекали маленькие, противные капельки-слюни. Я быстро вынес истекающую кровью гусеницу из квартиры, закрыл дверь и нажал кнопку вызова скрипучего лифта. Однако он где-то застрял и не двигался. Пришлось нести мусор по лестнице. Поверженная гусеница оставляла на лестнице кровавый след. Пусть все видят, как она умирала.

Я вышел из подъезда и бросил мусор в большой контейнер, стоящий рядом. Попал. Какая удача. Три очка.

Я развернулся, рассчитывая вернуться в подъезд, однако со спины услышал знакомый голос. Меня звал тот самый рыжий, как дьявол, мальчик с кипой листовок в руках.

– Эй, стой, – воскликнул он.

Я послушался. Когда парнишка был уже совсем близко ко мне, он поскользнулся, упал и выронил часть листовок из рук. Я подошёл к нему и, присев, помог мальчику собрать бессмысленные бумажки с самодовольной, чистенькой рожей Дровосецкого, которая чем-то напоминала мне лицо только что виденного на фотографиях Алисы брюнета.

– Что ты здесь забыл? – спросил я мальчика. – Меня что ли подкарауливал?

– Ещё чего… – протянул он, – я в этом доме только что листовки развешивал. У меня вообще целая гора была. Я больше всех взял в штабе. И быстрее всего их разношу… Смотри, как мало осталось!

– Лучше бы уроки учил, – сказал ему я, – чем заниматься такой глупостью.

– Я и так учу их, – сказал он мне. – Не все, правда, а только те предметы, которые мне нравятся, которые помогут мне сражаться за будущее страны.

– Ты ещё маленький, чтобы сражаться за неё, – усмехнулся я. – Да и страна обычно не любит тех, кто за неё сражается. Стране нужно, чтобы ей прислуживали… Точнее, государству, а не о стране.

– А кому ещё за неё сражаться? – перебил меня мальчик. – Взрослые же не хотят.

– Н-у-у-у… – протянул я. – Они знают, что листовками тут ничего не изменишь.

– А чем изменишь? – спросил он меня.

– Не знаю… Может, только чудом. Но я не верю в чудеса.

– А почему? – не отставал мальчик.

– Потому что я в принципе не верю в то, с чем лично не сталкивался, – соврал я.

– Ну тогда и не говори, что тут только чудо всё изменит… – промолвил мальчик. – Это лишь оправдание для собственного бездействия. Просто тебе лень бороться, а ещё тебе страшно, вот ты придумываешь нелепые отмазки! Но Дровосецкому не страшно! Он хочет этих воров взять и выкинуть.

– Как в сказке, – усмехнулся я.

– Причём здесь сказка? – не понял он.

– Потому что только в сказке зло можно победить, – сказал я. – В реальности же его куда больше, чем добра, и оно всегда одерживает верх. Сама власть, парень, и есть зло. Она пробуждает всё худшее, что есть в человеке. Она даёт обычному муравью понять, что другие должны ему подчиняться, она ставит его во главе пищевой цепи, и он начинает пожирать всё и вся, будто огромный червяк.

– Врёшь ты всё, – ответил мне Ваня. – Были и хорошие правители.

– Хорошие они только по сравнению с уродами, – усмехнулся я. – А если посмотреть лучше, то обнаружишь, что «хороший правитель» – тот ещё злодей. Просто зло, малой, очень часто выглядит как абсолютное, божественное добро. Поэтому, собственно, люди на него и ведутся.

– Нет, Дровосецкий – не злодей! – крикнул мальчик. – Он хороший человек, живёт в обычной квартире в центре города, его дети ходят в обычную школу! Он закончил наш университет, а не какой-нибудь московский! Поэтому он – наш, а не назначенец из Москдора. Я сам с ним общался и точно могу сказать, что это честный человек.

– Он может казаться кем угодно, – сказал я. – Это же политик. Среди политиков нет ни одного честного человека. Все они пытаются трахнуть нас, обычных людей, в жопу, ну и некоторые, особенно жестокие, ещё и в рот. Разница между всеми политиканами только в том, что они выбирают для этого разные позы и стили. Некоторые насильно держат твою голову, заставляя заглатывать глубже, и их называют тиранами, а некоторые поправляют твои волосы, чтобы они не мешали тебе сосать, это либералы. Но суть-то одна.

– Фу! – крикнул мальчик. – Какой ты пошляк! При чём тут это вообще?

– Всё это выглядит как-то так. Возможно, сравнение грязное, но политика – это тот ещё свинарник или бассейн с дерьмом. Если ты туда входишь, то сразу по шею погружаешься в говно. У тебя сразу есть выбор – либо тонуть и в конечном итоге умереть, либо плыть, бороться с другими. Так или иначе, находясь в бассейне с говном, ты сам в скором времени сольёшься с ним… Вы будете пахнуть одинаково, вы станете одним целым. Это безвыходная ситуация.

– Ты всё усложняешь, – сказал мне мальчик. – Есть хорошие губернаторы, при которых область развивается, её экономические показатели растут… Ну, люди большую зарплату получают, город развивается, идёт куда-то, а не существует где-то на периферии, в пустоте. Короче, есть примеры хороших людей во власти. Ну или более ли менее хороших. В конце концов, у всех есть свои недостатки. У кого-то их больше, у кого-то меньше. Вот у Дровосецкого их меньше, чем у всех его конкурентов вместе взятых. Поэтому я – за него.

– Ну я рад за тебя, – пожал я плечами. – От меня-то ты чего хочешь?

– Чтобы ты поверил в Дровосецкого! – крикнул Ваня. – Ты вроде умный человек, но слишком злой. Вроде за правду, но она у тебя какая-то исковерканная, чёрная. Не понимаю, как так.

– Правда всегда чёрная, парень, – сказал я.

– Будь она такой, я бы её не принял.

– А тебе и не надо её принимать, – проговорил я. – Извини, что занимаюсь наставлениями, но это так… Правда делает жизнь скучнее, мразотнее. Она отнимает желание пробовать что-то новое, не позволяет любить людей, радоваться обычным, приятным вещам. Она окутывает тебя и вырывает сердце… Грабит тебя, ворует способность сопереживать. Она делает это потому, что правда в сочетании с состраданием – это большая боль… Это – смерть. Поэтому в правде нет никакой силы… Да, всё не так, как у Балабанова в «Брате». В правде есть только боль. Бесконечная боль от того, что ничего никогда не изменится, что весь мир – только пустота.

– Ты потерял смысл жизни? – задумчиво промолвил мальчик. – Так вот, почему ты такой грустный. Ты не подумай… Мне нравятся грустные люди.

– Почему?

– Грустные люди кажутся мне настоящими, – заявил мальчик.

– Сомневаюсь, что твой Дровосецкий – грустный.

– Я да при чём тут Дровосецкий? Он-то политик, а я про обычных людей говорю.

– Ну как же… – устало вздохнул я. – Этот твой политик, наверное, тоже пока ещё человек. По крайней мере, он не царь и живёт совсем не в городе царей.

– Ну и что? – удивился Ваня. – Всё равно Дровосецкий – тот, кто владеет умами. Поэтому он уже не совсем человек… Он выше.

– А ты хочешь владеть умами людей? – спросил я.

– Да, было бы неплохо, – странно ответил мальчик.

– Тогда пошёл бы лучше читать книжки, учиться, играть с друзьями, – наставлял его я, слово священник. – Попробовал бы подружиться с какой-нибудь. Это куда полезнее, чем агитировать за какого-то кандидата, мысли которого похожи обыкновенный сборник либеральных клише и истинные мотивы которого неясны никому.

– Ты же ничего не знаешь о Дровосецком! – запротестовал мальчик. – Зачем выносишь суждения? Со мной, кстати, такая же ситуация. Ты не знаешь меня, а уже учишь, словно старший брат какой-то. Книжки… Думаешь, эти книжки хоть что-то дают? Вот ты… По тебе заметно, что ты читаешь книжки. И что они тебе принесли? Только всякие фантазии, мечты, которые ничего не значат. Книжки – это просто мысли больных людей, записанные от скуки, ну или затем, чтобы просто заглушить свою тоску. Зачем это читать? Нет, я, конечно, почитываю от любопытства, но признаю, что практической ценности в чтении нет никакой. С учёбой такая же ситуация. Я учусь, но без особого энтузиазма. Всё равно в жизни победит более хитрый, более предприимчивый, а не более умный. Ты ещё сказал про девочек… Они любят красивых, предприимчивых, сильных… Со мной любой девочке будет стыдно. Я ведь рыжий, гадкий. Меня собственная сестра стыдится. Так зачем же причинять девочкам неудобства? Лучше я буду сам по себе. Мне и одному хорошо. Без девочек. Без друзей, которые, на самом деле, мало у кого есть. У меня вот нет. Просто нет людей, которым я хоть сколько-нибудь важен. Я как бы общаюсь с некоторыми, но это так, от скуки. Вроде бы мне никто не нужен, и я никому… Понимаешь?

– Понимаю, – сказал я и подумал, насколько же Ваня похож на меня… Или я на него. Такой же ребёнок, как он. Единственное различие между нами только в том, что мы с ним по-разному сходим с ума.

На этом разговор закончился. Он увидел, что я дрожал от холода (что весьма понятно, ведь одежды на мне было совсем мало) и поторопился закончить разговор.

– Ладно, мне пора, – сказал он. – Надо расклеивать листовки. А то я так приду в штаб не первым, как планировал, а последним.

– Давай, удачи, революционер, – произнёс я и, пожав мальчику руку, поспешил вернуться в подъезд.

Зайдя домой, я сразу взял в руки телефон. Пришло сообщение от Алисы. Видимо, она увидела мой дурацкий, искорёженный лайк и решила ответить.

«Привет, – написала она, – ты как? Хочешь встретиться?»

Я остановился. Конечно, я не должен был с ней встречаться… Конечно, она просто решила найти себе дружка-импотента. Конечно, она хочет рассказать о ночке со своим псевдопоэтом. Конечно, я буду чувствовать себя паршиво. Конечно, она просто решила поиздеваться. Конечно, мне она не нужна. Конечно, я соглашусь.

Почему? А что ещё делать? Либо я буду растворяться в экране компа, чувствуя, как уходит время и жизнь, либо буду слушать Алису и ощущать себя жалким, никчёмным тараканом. Наверное, второе лучше. К тому же, скоро закончатся каникулы, и ничего в моей жизни не будет. Я снова войду в это зелёное, блевотное пространство, в котором нет ничего, кроме неживых очертаний себя.

«Хорошо. Давай», – написал я.

«Тогда в кофейне на улице Толстого. Через пару часов, хорошо?»

«Хорошо», – ответил я ей.

Я снова открыл её профиль, пролистал несколько фотографий. Какая она здесь счастливая. С этим брюнетом. Интересно, почему они расстались? Что-то случилось? Он бросил её, или она его? Интересно. И что ей теперь нужно?

Наверное, Клык. Интересно, ей очень понравилось спать с ним, или нет? Он читал ей свои стишки? Шептал их ей под ушко, когда трахал её? Или они обошлись стандартными фразами? Интересно.