Читать книгу «Искать убийцу» онлайн полностью📖 — Фаниля Галеева — MyBook.
agreementBannerIcon
MyBook использует cookie файлы
Благодаря этому мы рекомендуем книги и улучшаем сервис. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с политикой обработки персональных данных.
cover

В уютных и просторных комнатах царил приятный холодок, стояли покой и тишина. Мягкие, в меру расцвеченные ковры, удобная и со вкусом расставленная мебель, фотообои с великолепными морскими пейзажами в зале располагали к отдыху и непринужденной беседе.

Усадив гостя за стол, Вахрамеев включил телевизор, а сам спустился на этаж, половину которого занимали «лабазы» и кухня. На столе вскоре появились аппетитно нарезанная ветчина, шпроты и свежие яблоки. Последними место на столе заняли фужеры и бутылка доброго шампанского.

Они выпили, закусили.

– А где ваш брат? – поинтересовался Шамсиев, сразу почувствовав раскованность и легкость в мышцах.

– В Швеции. В командировке. Он главный инженер одного здешнего предприятия. Там у них какие-то заказы…

Они выпили еще, посидели, поговорив о Швеции, об убийстве Улофа Пальме, о советских подлодках, засеченных у берегов Скандинавии, пока Шамсиев не вспомнил о видеокассете.

– Послушай, а не посмотреть ли нам лучше фильм о нашей обаятельной блондинке, – кивнул он на телевизор, демонстрирующий на экране какую-то унылую пустыню.

– И вправду, – зашевелился Вахрамеев. Он достал из сумки принесенную с собой кассету, подключил к телевизору видеомагнитофон, поставил кассету и вернулся на свое место.

После бессвязных отрывков старых записей экран загорелся яркими красками, и по нему медленно поплыли первые кадры любительского видеофильма…

Она сидит в приморском кафе под раскидистой пальмой. Знакомое по фотографии голубое платье в белый горошек, белые бусы. Рядом – веселый круглолицый мужчина в белом кепи и две симпатичные девушки. Все четверо едят мороженое. Она медленно, как бы нехотя подносит ложечку к приоткрытому рту, чуть смеющиеся глаза смотрят куда-то вдаль. Слышатся звуки гавайской гитары…

Шамсиев, продвинувшись ближе к Вахрамееву, спросил тихо и осторожно, словно сидел в переполненном зрителями кинозале:

– Это, наверное, люди, с которыми она отдыхала там, на юге. Они допрашивались по делу?

– Да, у Носова были кое-какие адреса, – отвечал чуть задумчиво Вахрамеев, – и мы рассылали по ним отдельные поручения. Там у них была своя компания, разные парни, девушки… Почти все они допрошены, но ничего интересного…

– Носов все время был с ней?

– Не отходил ни на шаг. Носов был просто без ума от нее, оберегал как ребенка. Говорят, она была просто неотразима. Впрочем, посмотрите…

На экране уже синело море. Вот она выходит из воды, пересекая длинными загорелыми ножками пенистые волны. На ней узкий желтый купальный костюм, живописно подчеркивающий покатые плечи, четко очерченную тонкую талию, полные округлые груди. Ласковый южный ветер развевает ее длинные светлые волосы. Она бежит к берегу, бежит улыбаясь, как та легендарная Андромеда, восставшая из пены и спешащая навстречу прекрасному Персею.

Глядя на эти яркие, чудные кадры, Шамсиев невольно ощущал какое-то смутное волнение в груди, чувствовал, как образ этой женщины, незнакомой, ушедшей безвременно из жизни, словно бы переселяется в его сознание, утверждается в нем, навевая тоску и тревогу.

И он, сам того не замечая, спросил вдруг, повернувшись к притихшему Вахрамееву:

– Скажи, она не была ранее замужем?

Ему показалось, что Вахрамеев чуть улыбнулся.

– Нет, – сказал он сдержанно и спокойно. – У нее было много поклонников, но эта женщина всегда держалась с достоинством. Просто Носов, видимо, оказался тем человеком, о котором она мечтала. Умен, красив, интеллигентен, отличный спортсмен.

– А где ее похоронили?

– Здесь, в нашем городе. Так пожелал Прокофий Иванович. Родители приезжали на похороны. С ними тоже беседовали. Да что взять со стариков! Лишь разводят руками…

А на экране снова она. В ослепительно-белом костюме, играет в теннис. Движения ее быстры и уверенны. Щеки пылают румянцем, на губах задорная, чуть вызывающая улыбка. Кадр неожиданно сменяется. Появляются лес, поляна, костер. Вокруг костра – большая группа молодых людей. Она в белоснежной футболке, светлых шортах и белых кроссовках. Хриплый, страстный голос Джо Коккера напевает блюз. Вдруг она срывает плед с плеча стоящей рядом девушки, обвязывается им вокруг талии и, выйдя в центр круга, начинает танцевать испанский танец. Какой темперамент! Резкие выпады, повороты, в движении все: голова, груди, руки, бедра. Этакая пылкая Кармен, сгорающая от любви…

Пленка внезапно обрывается.

– Ну, вот и все, – возвестил тихо Вахрамеев. – Дальше идет концерт рок-ансамбля. Я выключу, пожалуй…

Шамсиев лишь кивнул. Ему вдруг захотелось остаться одному, собраться с мыслями, и Вахрамеев, кажется, сразу понял это…

Проснулся Шамсиев рано. Встав, быстро привел себя в порядок, гладко побрился, надел выглаженную с вечера сорочку, галстук, легкую летнюю куртку; взяв сумку, подошел к зеркалу.

– Ну, как мы сегодня? – спросил он, оценивая свое отражение строгим, критическим взглядом. Роскошная черная шевелюра с проседью на висках, густые, сросшиеся на переносице брови, прямой нос, черные усы, тяжелый волевой подбородок.

– Пойдет! – уверенно заключил он и спустился на нижний этаж.

Мысль о завтраке заставила его на мгновенье остановиться возле кухни, но вспомнив, что перед уходом Вахрамеев говорил ему о каком-то маленьком кафе неподалеку от особняка, решил не тратить время на приготовление завтрака…

Кафе показалось ему очень милым. Какой-то сладкий покой, тихая игра стоящего в углу старенького проигрывателя, обаятельная улыбка молоденькой чернявой официантки, ловко крутившейся возле небольших деревянных столиков, – все это располагало к хорошему отдыху.

Увы, впереди была работа…

Официантка оказалась бойкой девчонкой.

– Я вам принесу салат, тушеного кролика и чашечку крепкого кофе, хорошо? – бросила она Шамсиеву прямо на ходу, как только он сел за столик, и, обнажив в улыбке ровные, сверкающие сахарной белизной зубы, скрылась за стойкой. Вскоре она вернулась с подносом, аккуратно переложила тарелки с кушаньем на столик и, неожиданно подсев к Шамсиеву, заговорила своим тонким детским голоском, не сметая с лица очаровательной улыбки:

– А вы не из местных, я сразу догадалась. И знаете как?

Шамсиев отреагировал не сразу, сначала, взяв вилку, отведал кролика. На его лице возникло выражение удовлетворения.

– Вкусно! – похвалил он и, сделав паузу, спросил, посмотрев с любопытством на официантку:

– Ну и как же вам удалось узнать, что я не из местных?

– По усам, – рассмеялась девушка. – У нас здесь почти никто усов не носит. А вы ведь не русский, да?

– Татарин я, злой и страшный, – нарочно пошевелил усами Шамсиев.

– Татарин? – обрадованно вскинула она брови. – Вот это да! А я ведь тоже татарка. Меня Луизой зовут.

– Что же, приятно встретить в незнакомом городе соплеменницу, да еще такую красивую, – сделал ей комплимент Шамсиев, продолжая медленно и непринужденно есть. – Меня зовут Булатом Галимовичем. Я – следователь, приехал из Москвы.

Слово «следователь», похоже, не произвело на девушку никакого впечатления.

– Из Москвы… – произнесла она задумчиво, немного грустно, но в это время со стороны кухни донеслось: «Луиза! Луиза!» – и она со вздохом, совсем неохотно поднялась из-за стола.

– Извините, я сейчас… – сказала она чуть растерянно и, стуча каблучками по кафельному полу, направилась к стойке.

Вернулась она минут через пять. Шамсиев уже ожидал ее, чтобы расплатиться. Ей, по-видимому, хотелось поговорить еще, но следователь, посмотрев на часы, извинился и, тепло поблагодарив девушку, направился к выходу.

Она посмотрела ему вслед глубоким задумчивым взглядом…

Вахрамеев уже ждал его в своем кабинете.

– Позавтракали? – заботливо осведомился он, когда Шамсиев присел за уже знакомый столик.

– Да, – ответил Шамсиев, извлекая из сумки пухлый том уголовного дела. – В том маленьком кафе на углу улицы. Там, кстати, отлично готовят. А главное – совершенно неожиданно познакомился с одной черноглазой девчушкой, официанткой.

– С Луизой? – догадавшись, улыбнулся Вахрамеев. – Знаю, знаю. Симпатичная девчонка, татарочка. Я и сам раньше частенько захаживал в это кафе. Она приехала к нам год назад из Москвы. Перед этим поступала, кажется, в МГУ, но неудачно. Родители расстроились, стали упрекать ее, а она – вещички в чемодан и прямиком сюда, в наш город. Решительная девчонка!

– Да, девчонка очень бойкая! Ну, ладно… – Шамсиев откинулся на спинку кресла. – Давай поговорим теперь о наших делах. Вчера я изучил все следственные материалы. Поработал ты неплохо, говорю вполне искренне. Есть интересные версии, разработки. Но скажи мне, положа руку на сердце, Сергей, какая версия все-таки была главенствующей в твоем расследовании?

Он в первый раз незаметно для себя назвал следователя по имени, отметая всякую официальность в их дальнейших отношениях.

– Видите ли… – неуверенно заговорил Вахрамеев. – Мне нелегко было выбирать. Почему – вы, наверное, догадываетесь. Эта необычная потерпевшая, ее солидный родственник… На меня налегли буквально с первого дня, то и дело торопили, тормошили, не давая времени на раздумья. Приходилось брать все налетом, перескакивать с версии на версию. В такой обстановке, сами понимаете…

– Да, спешка в твоей работе была, это чувствуется, – утвердительно кивнул Шамсиев, беря в руки уголовное дело и принимаясь, как и накануне, отвлеченно листать его – такая уж у него была привычка, когда его беспокоило что-то.

– И все же, – продолжал он, – кто из лиц, подозревавшихся в убийстве, наиболее привлек твое внимание? В поле зрения было, кажется, пять человек…

– Честно говоря, мне до сих пор не дает покоя Сурулев. «Сурок», как его называют блатные, – признался Вахрамеев. – Пять судимостей – и все за посягательство на личность. Жесток. В последнее время пьянствовал, дебоширил…

– Да, я читал, – чуть разочарованно произнес Шамсиев. – Если мне не изменяет память, этот тип за день до убийства Аристовой гонялся с камнем за какой-то женщиной и, кажется, даже арестован за это. Но меня, признаться, больше заинтересовали ваши черновые записи, – он покопался в бумагах, которые не были подшиты к делу, – вернее, вот этот список, с фамилиями и адресами.

– Помню, это список свидетелей, – пояснил Вахрамеев.

– Я так и понял. И, судя по имеющимся здесь пометкам, были допрошены все свидетели, кроме троих. Остались Ларионова, Фатеев и Борин. Что это за люди?

Шамсиев протянул список Вахрамееву. Тот взял его, не спеша прошелся по нему взглядом.

– Вспомнил, – сказал он, возвращая листок Шамсиеву. – Ларионова – это врач, оказывала первую помощь Аристовой. Мы не смогли сразу допросить ее, она была в отпуске, потом необходимость в ее допросе отпала, дали нужные показания другие врачи. Свидетель Фатеев работал водителем такси. Он возил в ту ночь Носова и Аристову к ее подруге, но до конца не доехал, на пути оказалась свежевырытая траншея. Он высадил их в районе ресторана. К сожалению, таксист на другой день погиб в автоаварии, и я не успел допросить его, хотя вряд ли он мог бы внести какую-нибудь ясность в дело…

– Ну, а третий?

– Борин? Это бывший главный режиссер драмтеатра. В день убийства Аристовой он возвращался ночью домой, и где-то в тех местах его ограбили…

– Подробнее, пожалуйста.

– Хорошо. Сами понимаете, в те дни мы цеплялись за каждую мелочь, за каждую соломинку, так сказать. И нами была получена оперативная информация о том, что Борин в ту ночь вернулся домой в странном виде. Человек он аккуратный, педантичный. А тут появляется в подъезде, не узнать его. Куртка расстегнута, испачкана, сам бледный какой-то, испуганный. Стали выяснять. Оказалось, шел ночью домой, остановили его на окраине подвыпившие верзилы, стали денег требовать. А он что, семидесятилетний старик, больной и беспомощный, струхнул, видать… Впрочем, этим случаем занимался наш участковый инспектор Корнилов. Как помнится, в возбуждении уголовного дела по этому факту он отказал…

– А вообще что за человек этот Борин? – Вахрамеев пожал плечами.

– Я же говорил, старикашка семидесяти лет, больной, немощный, лет пять уже как на пенсии. Холостяк. Что-то не сложилось у него в жизни. Живет один. В последнее время больше сидит дома, никуда не ходит, даже в театр. Человек, надо сказать, с именем. Кандидат искусствоведческих наук, заслуженный артист федерации, имеет дипломы и награды. Словом, уважаемый в городе человек.

– Уважаемый человек… – зачем-то повторил Шамсиев, вглядываясь задумчиво в пространство кабинета. – Слушай, Сергей, а ты не мог бы сейчас пригласить сюда участкового вместе с материалами об этом случае?

Вахрамеев чуть недоуменно взглянул на него, но, не сказав ни слова, подошел к телефону и, набрав номер дежурного по горотделу, попросил его немедленно разыскать Корнилова и направить в прокуратуру с требуемыми материалами.

Участковый явился через полчаса.

Тучный, огромного роста, с красноватым добродушным лицом, он как-то несмело поздоровался и, представившись, посмотрел вопрошающе на Вахрамеева, и после того, как тот сделал ему молчаливый знак, подошел к Шамсиеву и положил на стол перед ним небольшую подшивку бумаг в тонкой обложке. Сам опять же по знаку Вахрамеева сел и застыл в смиренном ожидании.

Просмотрев бегло доставленные материалы и отложив их в сторону, Шамсиев обмерил участкового долгим изучающим взглядом.

– Извините, я не сразу представился, – заговорил он не строго, но вполне официально, – Шамсиев. Следователь по особо важным делам…

Участковый привстал.

– Садитесь, пожалуйста, – заставил его сделать обратное движение Шамсиев. Он чуть насторожил взгляд. – И скажите, Борин сам первым обратился к вам с заявлением об ограблении?

– Нет, нет, что вы, – смешно двигая щеками, покачал ладонью участковый, – Борин сначала вообще не хотел писать никакого заявления. Зачем, говорит, мне, старому человеку, этакая сомнительная слава. Честно говоря, я бы и не знал ничего об этом происшествии, если бы не начальник…

– А что же все-таки произошло с этим режиссером?

Участковый, который, видимо, страдал от своей полноты и летнего зноя, надув щеки, выпустил изо рта воздух и, смахнув пот со лба, начал чуть сбивчиво:

– Этот случай… бог его знает… Разное приходит в голову… А по всему выходит так… Когда Илья Ефимович возвращался домой… уже не знаю откуда… повстречались ему на пустыре какие-то люди, стали денег требовать, карманы ему обшарили и забрали… Ну, эту… мелочь около двух рублей, а потом отпустили, наградив то ли пинком, то ли подзатыльником на прощание…

Шамсиев недоуменно пожал плечами.

– Но ведь это же грабеж! Почему же вы сразу не возбудили уголовное дело?

– Э-э, какое там уголовное дело! – махнул рукой участковый. – Это ведь Илья Ефимович так в начале рассказывал, а потом совсем в другую сторону повернул. Повстречались, мол, какие-то люди, денег на водку попросили, дал, говорит, им мелочи, сколько в кармане было, и они, похлопав этак дружелюбно по плечу, ушли восвояси. Вон, прочитайте его последнее объяснение. Где там до уголовного дела! Потом бы сами меня и осмеяли…

– Ценю юмор, но в данном случае не вижу ничего смешного. – Следователь призадумался. – Ну, хорошо… А в ту ночь не было еще сообщений о нападениях на граждан в том же районе?

– Никак нет. Только вот нападение на ту даму… племянницу секретаря…

– Да, об этом случае я знаю… Борин, кажется, описал вам тех людей. Ну, которые напали на него… Вам они никого не напоминают?

– Нет, не встречал таких на своем участке. А если в масштабе всего города, то не знаю. У меня своя колокольня…

– А по делу об убийстве Аристовой вы никакими данными не располагаете?

– Тут, видите ли… – Участковый кивнул на Вахрамеева. – Этим делом больше вот он… наш следователь занимался. А участковому что? Ему, чтобы порядок был на участке, не пили, не хулиганили…

Посмотрев с задумчивой грустью на участкового и поняв, что больше из него уже ничего не выжмешь, Шамсиев поблагодарил его и отпустил с богом, оставив на всякий случай материалы о злоключениях старого режиссера. Что-то неясное, недоговоренное таилось в этих материалах…

– Ну что, Сергей, нос повесил? – сказал он с веселой усталостью, видя, что Вахрамеев сидит, чуть опустив голову и размышляя про себя о чем-то. – Небось, неловко стало за своего участкового? За его пугливость и неведение. Ну, бог с ним, дружище, вот что: какие постановки идут сейчас в вашем драмтеатре?

Неожиданный и странный вопрос, казалось, ничуть не удивил Вахрамеева, и он был заранее готов к нему.

– У нас гастролирует цыганский театр «Ромэн», – ответил он не задумываясь и, покопавшись во внутреннем кармане пиджака, вынул оттуда два красочно оформленных буклета.

– Вот, пожалуйста, – сказал он, протягивая их Шамсиеву. – Тут программа и приглашение. Мне их прислал вчера замдиректора театра, кстати, мой бывший школьный товарищ. Приглашение – на завтра. У меня что-то приболела жена, так что можете воспользоваться…

Шамсиев, чуть улыбнувшись и удивленно покачав головой, взял буклеты.

– Надо же! Ты словно в воду глядел! А что за спектакль?

– «Цыганы». По Пушкину.

– «Цыганы»? – еще больше удивился Шамсиев. – Это совсем любопытно! Послушай, Сергей, а ты бы не смог устроить так, чтобы на этот спектакль пришел и Борин? Ну, скажем, послать ему официальное приглашение, как почетному гостю, ветерану театра…

– Попробую. Но скажите, Булат Галимович, если не секрет, к чему все это? Вы подозреваете в чем-то Борина?

– Пока нет, – отвечал невозмутимо Шамсиев.

Драмтеатр находился на одной из центральных улиц и представлял собой ничем не приметное здание с видавшими виды стенами и крышей, и не будь красочных вывесок и афиш на фасаде, трудно было бы угадать в нем храм древнего, как мир, искусства.

Впрочем внешность, как в большинстве случаев, оказалась обманчивой.

Внутри театр оказался просто великолепен. Паркетные полы, мраморные колонны, ярко сверкающие люстры. Настоящее обилие рисунков и света…

В фойе Шамсиева встретил высокий, элегантно одетый мужчина.

– Добро пожаловать! – любезно улыбнулся он, сверкнув сквозь усы двумя рядами золотых зубов. – Будем знакомы, Яков Борисович Шейнин, заместитель директора театра. Сергей Васильевич звонил недавно… У вас, кажется, ложа. Я провожу вас.

Не привыкший к излишнему вниманию, Шамсиев отказался было от его услуг, но замдиректора, повернувшись к входу, откуда шли вереницей посетители, вдруг засуетился и сказал чуть взволнованно:

– О, простите, ради бога! Мы пригласили сегодня одного нашего старейшего работника… Вон он как раз идет. Подождите минутку, пожалуйста. Я вернусь сейчас, только встречу его.

Виновато улыбнувшись, он заторопился к входу.

Шамсиев увидел, как замдиректора, встретив высокого сутуловатого человека с длинными седыми волосами, бледным худым лицом, одетого в строгий темный фрак, обнял его, расцеловал.

Он понял, что это был Борин.

Встреча и знакомство с бывшим главным режиссером театра именно здесь, в эту минуту, никак не входили в планы следователя, и он, не задерживаясь более, быстро поднялся наверх, отыскал свою ложу, где уже сидело с десяток зрителей, и занял предназначенное ему кресло.

Ложа зависала над партером, давая возможность рассмотреть находившихся там зрителей, и лучшего места для наблюдения за всем, что происходило в театре, Шамсиев и не пожелал бы.

Борин появился минут через десять в сопровождении того же замдиректора. Какой-то неуверенной, шаткой походкой он прошел вперед и, благодарно кивнув своему спутнику, занял одно из боковых кресел в первых рядах партера.

Шамсиеву был хорошо виден его профиль: крутой лоб, густые седые брови, тонкий орлиный нос, чуть выдающаяся вперед нижняя губа.

Убедившись, что Борин остался доволен, замдиректора повернулся к ложе, где сидел Шамсиев, и, встретившись с ним взглядом, улыбнулся, кивнул по-свойски и уселся в кресло позади Борина.