Глава 3

Лучики солнца ласково, но очень настойчиво слепили. Я сильно жмурилась, пытаясь продлить сладость сна, но уже было поздно. Перед глазами стали проскакивать обрывки воспоминаний последних дней. Тело до сих пор дрожало от не проходящей усталости, а желудок громко урчал, требуя еды. Я лежала на огромной кровати. Стены комнаты были ярко-желтого цвета с широкими белоснежными кантами вверху и внизу. Солнце щедро заливало комнату, делая ее еще светлее.

Видимо, здесь жила художница, потому что все стены были увешаны небольшими картинками, будто набросками: вот мальчик в коротеньких шортах, с выгоревшими на солнце волосами, размахивает удочкой с длинного причала, у окна мужчина, сжимая сигарету, наматывает толстый трос на руку, а рядом молоденькая девушка лежит на ковре из одуванчиков. Все картинки были настолько реалистичны, что не было сил оторвать взгляд. Всматривалась в счастливые лица, ощущая, как по коже пробегают мурашки от теплого летнего ветерка. Я встала, чтобы подойти ближе, казалось, что я пробралась в чужую жизнь и подглядываю из-за раскидистого дерева за счастливой семейной идиллией. Легкие, полупрозрачные мазки были так искусно нанесены, провела пальцем по хрупкой, уже потрескавшейся краске, чтобы убедиться, что это не фото.

Оторвавшись от картин, я осмотрелась, кутаясь в большое пуховое одеяло от легкого сквозняка. Огромное, почти во всю стену, окно было занавешено шторами в мелкий цветочек, раздернув которые я обомлела. Окна спальни выходили во двор, а поверх невысокого лесочка виднелась водная гладь, сверкающая льдинками.

Не может быть! Я бросилась в комнату напротив. Она была темно – синего цвета, словно ее хозяином был мальчик. На стеллажах застыли машинки, игрушечные пистолеты и самодельный лук, аккуратно спрятанный за шторой. Отодвинув шторы, я снова обомлела. Вокруг была одна вода!

Не знала, стоит ли расстраиваться. Ведь пока мне ничего не угрожает. Лазарь не пытает, не кричит, требуя от меня информации, а если вспомнить прошлую ночь, то было бы совсем неплохо задержаться на этой «каторге» на пару недель. Вопрос в другом – что делать дальше? Куда идти? Кто меня ждет там, за пределами этого странного острова, который Лазарь называет своим домом?

Выходя из синей комнаты, наткнулась на сумку, стоявшую у большого кресла в углу коридора. Дернув молнию, заметила целлофановые пакеты. Затащила находку в желтую комнату, которая мне явно понравилась больше, чем синяя, и вытряхнула все содержимое на кровать. Там лежали вещи: пакет косметики, белье, джинсы, футболки, спортивный костюм и даже пара летних ситцевых сарафанов.

Я рухнула на кровать, подняв в воздух смесь ароматов лаванды и пыльной сухости. Видимо, я здесь надолго. Взгляд зацепился за пару светлых дверей, почти у самой кровати. Вытянула ногу, толкнув створки. За первой оказалась гардеробная, на верхних полках которой лежали упакованные подушки и одеяла, остальные стеллажи были пусты. За второй дверью я обнаружила ванную комнату и подпрыгнула от восторга, увидев её необычную красоту. Щелкнув старомодным выключателем с внешней перекрученной проводкой, вошла внутрь. Стены были выложены мелкой плиткой, роспись которой приводила в восторг. По белой керамике расплывались синие разводы, превращающиеся то в витиеватые стебли цветов, то в объемные капли дождя. Не было и сомнения, что это была ручная работа. Справа стояла довольно большая, на резных золоченых ножках, ванна с ретро-краном, напротив – широкая раковина на деревянной тумбе, краска на которой весьма облупилась. Тут не было ни намека на скучную и довольно резкую современность, отчего ощущение тепла и уюта только усиливалось.

Я крутанула кран, с радостью наблюдая, как прыснула горячая вода, медленно обволакивая небольшое помещение густым паром. Застонала, и стала быстро скидывать одежду.

Разорвала пакет с косметикой, улыбаясь разнообразию ее наполнения, будто сюда сгребали все, что видели на прилавке. Ха! Тут были даже мой любимый аромат парфюма, несколько баночек лосьона для кожи, от которого Лазарь просто млел.

Я опустилась под воду с головой, затем быстро стала намыливаться гелем, чтобы как можно быстрее стереть запахи и ощущения последних нескольких дней. Длинные волосы путались, но я нещадно мылила их, не беспокоясь о том, как их потом расчесывать, растирала кожу докрасна, пока она не начала скрипеть.

Завернувшись в белоснежный халат, еще раз обошла комнату, в очередной раз, просмотрев каждый из рисунков. Да, здесь жить можно. Вода – это, конечно, хорошо, но нужно было что-нибудь съесть, поэтому несмело открыла дверь и пошла вниз.

Шла тихо, но деревянные ступени все равно поскрипывали. По ногам потянул приятный холодок, как только я спустилась со второго этажа. Дверь в гостиную была по-прежнему закрыта, поэтому, немного осмелев, я вбежала в кухню и тут же опешила. Лазарев стоял у плиты и разговаривал по телефону. Мой желудок снова громко ухнул, учуяв запах горячей еды, поэтому остаться незамеченной не получилось. Сережа повернулся, смерив меня безразличным взглядом, затем тихо бросил что-то в трубку и убрал телефон в карман.

– Картошка жаренная, огурцы соленые, капуста квашеная, но если ты такое не ешь, то могу…

– Ем, – довольно громко выкрикнула я.

Лазарь обернулся, прислонившись к кухонному гарнитуру. Его еще влажные волосы поблескивали в ярком свете солнца, он был в одних джинсах, демонстрируя красоту своего торса. Я готова была забыть, что хочу есть, потому что во рту все пересохло. Он улыбнулся и сложил руки на груди, приводя в движение мышцы пресса. Су*а! Еще издевается!

– А кофе здесь можно найти? – отвернулась, принявшись осматривать кухню при дневном свете. По трем сторонам комнаты были сплошные окна, занавешенные тонкими кружевными занавесками, здесь не было привычного ощущения замкнутого пространства, потому что шкафчики оплетали комнату только понизу, не нарушая ощущение воздушности. Ну и, конечно, уже ставшая привычной герань на подоконниках.

– Здесь есть все, – он поставил передо мной маленькую керамическую чашку с цветочным узором и налил ароматный напиток из старой турки.

– Чей это дом? – Я даже прищурилась от удовольствия, когда крепкая жидкость проскользнула в желудок.

– Мой, – довольно резко ответил Лазарь и поставил сковородку на середину круглого стола.

– Черт! Как вкусно пахнет! – Мой рот наполнился слюной, а руки сами потянулись к вилке.

– Лопай, – он открыл большой двустворчатых холодильник и достал глиняный кувшин с молоком, сыр и сливочное масло.

– Который сейчас час? Утро?

– Уже почти вечер, мы проспали больше суток, – он рассмеялся и, взобрался на стул с ногами. – Давно я так не отсыпался.

– И я.

Сережа пил молоко прямо из кувшина. Он постоянно ощупывал карман, проверяя телефон, было видно, как он напряжен. Рельефные мышцы груди дрожали, пальцы крепко сжимали вилку, накалывая картошку с такой силой, что был слышен противный скрежет. Я боялась встречаться с ним взглядом, не желая делиться внезапно проснувшейся тревогой.

– Мы здесь надолго, – прохрипел он и положил вилку, затем отпил кофе из моей чашки и откинулся на стуле. Сложил руки на груди, рассматривая меня. Он снова ответил на мой вопрос еще до того, как я набралась смелости озвучить его.

– Что? – пришлось тоже оторваться от сковородки. Пальцы сжали бумажную салфетку, превратившуюся в уродливый комок.

– Ничего.

– Зачем я тебе? Да еще с таким приданым?

– Сам не знаю.

– Вот это-то меня и пугает. Если ты не знаешь, то что делать мне? А, Сергуш? Где гарантия, что ты меня завтра не выкинешь на радость своим цепным собакам?

– Тогда следующим стану я, Кошка. А своя шкура мне дорога не меньше твоей.

– Страшно, Сергуш? Да? Голова гудит от вороха сомнений, да?

– Кош-ш-шка… – прошептал он, сладко растягивая шипящую. Его щеки порозовели, руки сжались в кулаки.

– Назови меня по имени! – вдруг взвизгнула я и встала со стула. – Назови!

– Может, и по фамилии тебя назвать? – рассмеялся он, закуривая.

– Тебе так противно, да?

Но Лазарь молчал, жадно шаря взглядом по моей груди, что оголилась в распахнувшемся халате. Он медленно кусал нижнюю губу, рассматривая кончик тлеющей сигареты, затем затушил ее в стеклянной пепельнице и встал.

– Тогда зачем ты меня притащил сюда? Зачем?

– Затем, что если я прав, и ты не виновата в том взрыве, от которого погибли мои друзья, то тебя подставили, Кошка, – он прошел мимо меня, довольно сильно оттолкнув от двери. – Но это – только, если ты не виновата!

– Ты будешь наказывать меня до конца жизни, да? Потому что я вижу, что отпускать ты меня не собираешься.

– Куда тебя отпускать-то? – рассмеялся он и вышел. – У тебя нет ни документов, ни друзей, никого, кто сможет помочь. А я помогу, но только, если ты не виновата.

– А если виновата? – прошептала я, уверенная в том, что он не услышит.

– Тогда я лично задушу тебя. – Его разъяренный шепот раздался у самого уха. Я вздрогнула, нет, не от страха, а от неожиданности. – Буду душить, медленно сжимая твою тонкую шею. Ты поплатишься за каждого! Особенно за Машку Куранову, чьи дочери остались без матери, а муж убит горем! Слышишь? Поэтому в твоих интересах, чтобы ты оказалась чиста.

– Да ты же мне не поверишь, даже если я тебе все расскажу! – заорала я, обернувшись к нему. Наши носы столкнулись. Я ощутила горечь табака и привычную терпкость его аромата. – Да я и сама ничего не знаю, иначе меня бы не держали в том амбаре несколько дней. Я постоянно повторяла одно и то же! Твердила, что ничего не знаю!

– Именно поэтому мне не нужны твои объяснения, – он стоял в паре сантиметров от меня, скользя пылающим взглядом. Я ощущала его гнев, ежилась от внезапного жара. Линия скул Серёжи стала еще резче, челюсть была плотно сомкнута, а ноздри раздувались, готовые извергнуть пламя. Хотелось прислониться к нему, но Лазарев резко отошел, словно прочёл мои мысли и, накинув полушубок прямо на голое тело, вышел из дома.

А я осталась стоять одна. Растрепанная и убитая. Что? Что он делает? Защищает от других, а сам уже готов казнить? Глаза резало то ли от сухости воздуха, то ли от накатывающих слез. Стоп! Не реветь! ОНИ не увидели слез, и Лазарь их тоже не дождется! Но стоило мне только закончить мысль, как дверь с шумом открылась, и взбешенный Сережа вбежал в холл, разбрасывая комья снега. Он сдернул с меня халат одним рывком и прижал к стене, деревянные рамки картин на которой больно врезались в спину.

– Я сошёл с ума, – шептал он, покрывая мою шею поцелуями. Его левая рука шарила по телу, пока второй он расстегивал металлическую пряжку ремня. Его тихое рычание, было наградой для меня, ведь это значит, что в борьбе с самим собой Сергей был бессилен. Он бесился от своей слабости передо мной, рычал и сильно прикусывал нежную кожу груди. Хотелось кричать от боли, но изо рта вырывались только стоны, распаляющие мужчину еще больше.

– Нельзя… – шептал он все тише и тише. – Ты мое ТАБУ…

Он сильно вжимал меня в стену, лаская жадными рывками. Вскрикнула от нового ощущения, когда его ледяные пальцы замерли у клитора. Он стал легко кружить вокруг, заставляя меня сотрясаться от нетерпения. Пыталась двигать бедрами, в поисках облегчения, но не могла даже дышать свободно, скованная его хваткой. Я была полностью обездвижена, лишена возможности участвовать в наказании, что придумал для меня Лазарь. Свободной рукой он гладил мою ногу, легко перебегая от колена до щиколотки и обратно, а потом резко дернул цепочку, на которой болталась подвеска в форме кошки, чуть задержавшись на рваном шраме, что покоился за толстым золотым плетением, затем положил себе в карман, не спуская с меня глаз. Его взгляд был мутным, как море после грозы, но стоило мне застонать, демонстрируя свое нетерпение, Сережа наклонился, чуть касаясь меня губами.

– Кошка…

Чувствовала, что он держится из последних сил, растягивая свое наказание, обернувшееся не в его пользу. Поцелуи сменялись резкими укусами, а нежная ласка переходила в звонкие щелчки холодных пальцев по возбужденному бугорку. Слезы брызнули из моих глаз, а пальцы напряглись, вонзая длинные ногти в кожу на его спине. Он взревел и одним рывком вошел в меня, заполняя всю пустоту. Хотелось вспорхнуть к небесам, увлекая его за собой, а потом вместе рухнуть в уютные объятия ада…

Скиталась по дому, пытаясь увидеть фигуру в окне. Вдыхала его запах, который еще хранила кожа, потирала яркие следы его «ласк». Но он исчез. Вспомнила усталый взгляд, с которым он выбежал из дома, едва успев захватить полушубок. Он чуть задержался, словно хотел что-то сказать, но не стал, оставив меня одинокую… голую и совершенно безоружную на холодном полу.

Наверное, стоило этого ожидать. Сережа один из тех, кто не умеет доверять. Он привык верить только неоспоримым доказательствам, но чего это будет ему стоить? Он давно косился на мой браслет. Ждала вопрос, но он молчал, лишь косо осматривая внушительный обод. А сегодня он почти спросил, но передумал, просто содрав удавку, окову, тяготившую меня к прошлому, от которого не получится убежать на резвой «Амфибии». Стены стали давить, мне было просто необходимо выйти, чтобы выбросить из головы все мысли. Пошел он к черту! Хочет играть в сыщика – пожалуйста! Не смею мешать. А мне и так очень хорошо.

На полу у двери я обнаружила теплый горнолыжный костюм моего размера, а в коробке лежали высокие ботинки и шапка с перчатками.

Переодевшись, я выскользнула на террасу, чуть застыв, когда вспомнила о собаке. И ровно через пару секунд перед крыльцом затормозила Лила с копной снега на голове, которую она еще не успела стряхнуть.

– Хочешь погулять, Лила?

Словно услышав знакомое слово, она завиляла коротеньким хвостиком и стала отряхиваться. Чуть осмотревшись, увидела металлический поводок на гвозде и, немного помучавшись, пристегнула к ее ошейнику.

– Только давай договоримся сразу, ты не убегаешь, потому что я очень боюсь. Хорошо?

Лила вздохнула и протянула мне свою лапу, в знак дружбы. Чуть покрутившись у крыльца, я решила пойти в противоположную сторону. Нужно было убедиться, что это остров, поэтому я решила пройтись вдоль берега, не рискуя зайти вглубь. Протоптанная в снегу дорожка вскоре сменилась замерзшим песком, приятно  хрустящим под ногами. Лила бегала вокруг, но при каждом шорохе возвращалась обратно, громко рычала, прикрывая меня своей мощной грудью. Немного полаявшись, она пила ледяную воду, и снова начинала носиться вокруг.

Не знаю, сколько прошло времени, но мы все шли, и шли. Чем дальше отходили от дома, тем гуще становился лес в середине острова. Безликие, явно не обитаемые острова окружали нас плотным кольцом, словно укрывая от посторонних глаз.

Солнце стало опускаться, выпуская тени на свободу. Лила, окончательно выбившись из сил, шла рядом, периодически толкая меня. Конечно, было довольно глупо идти одной, да и кто знает – какого размера этот гребаный остров. Я уже хотела повернуть назад, когда сквозь поредевшие заросли кустарника показалось знакомое сияние самодельной гирлянды.

– Лила! Мы дошли!

Как только мы ступили на деревянную тропинку, резкая боль пронзила локоть, а Лила жалостно заскулила, прижимаясь всем телом к земле.

– Где ты была, бл***! – зашипел Лазарь, прижимаясь ко мне своим лбом. Горячее дыхание с явным запахом алкоголя обожгло лицо.

– Мы гуляли.

– Никогда… Больше никогда так не делай! Эти острова дикие. Одна Лила тебя не спасет…

Он рывком отпустил мою руку и, подхватив поводок, повел собаку в сторону дома. Лила поскуливала и постоянно оборачивалась, поблескивая слезами.

Он, что? Только что испугался за меня?

– Не переживай, он отойдет, – из-за лодки вышла женщина, которую мы встретили вчера. – Меня Катя зовут. Я тут главная по хозяйству. Но сейчас работы мало, потому что не сезон еще.

– Сезон?

– Ну да. Туристы, рыбаки и охотники.

– А что это за место?

– Идем, я провожу тебя. Все же не стоит его так злить, – рассмеялась она. – Это егерский обход. Мой муж главный егерь, зимой он следит, чтобы охотники сильно не наглели, отстреливая животинку, а летом срезает сети жадных горе-рыбаков.

– А ты? – Было немного неудобно называть ее на «ты», но сказать «вы» просто язык не поворачивался.

– А я с ним. Куда ж я без него? – рассмеялась женщина, строго махнув собакам, уже приготовившимся облаять меня, как вчера. – Летом принимаю туристов, прибираю домики, слежу за порядком. А зимой смотрю сериалы и вяжу.

– И тебе нравится?

– Да, – она опустила взгляд. – Я пробовала уехать, но все равно вернулась. Иногда мне кажется, что отсюда просто невозможно сбежать. Привыкаешь.

– А что это за дом, в котором мы живем?

– А здесь родился Сережка, – она снова рассмеялась. – Этот дом построил его отец. Там все так, как хотела мама Сережи. Я прихожу прибираться, и порой мне кажется, что они до сих пор живы.

– А что с ними?

– Ой, а давай как-нибудь сходим в баньку? Я тебе приготовлю такой отвар из трав – закачаешься. – Катя явно не хотела продолжать тему, да и острый конек дома уже показался из-за ельника.

– Обязательно.

Отряхнув снег, я вошла в дом и стала у порога раздеваться, набираясь решимости войти. Настраивалась, подбирая выражение лица. Конечно, понимала, что зацеплю этим его еще больше, но не могла заставить себя отступиться. Я отомщу… Отомщу за каждое «наказание» … Машинально расстегивала высокие штаны.

– Не здесь, – крикнул Лазарь из кухни. Я снова натянула штаны и заглянула вовнутрь.

– Ну, здравствуй! – тот самый мужчина, что перевозил нас на «Амфибии», сидел за круглым столом, на котором стояли большая бутылка водки и аккуратно нарезанная закуска.

– Здравствуйте, – я застегнула штаны комбинезона и уже приготовилась слинять.

– Давай знакомиться, что ли? Никита Сергеевич, можешь звать меня просто Сергеич, так привычнее.

– Кошка, – встрял Лазарь, быстро осушив стопку. – Просто Кошка. Иди спать!

– Так не бывает, – мужчина обернулся, отложив сигарету в пепельницу.

– Иди спать, – шипел Лазарь, явно не желая продолжать разговор.

– Оксана. Мне зовут ОК-СА-НА! —сказала я, чуть повысив голос.

– Ты еще фамилию скажи, – расхохотался он, откидываясь на стуле. Мощные руки хлопнули по столешнице. Пальцы сжались в кулаки, а челюсть сомкнулась.

– МОИСЕЕВА! МЕНЯ ЗОВУТ МОИСЕЕВА ОКСАНА КОНСТАНТИНОВНА!