6063 год эры Двух Великих
Бон не спал уже четвертые сутки. Короткие моменты забытья, в которые его терзали демоны страха и злости, отдыхом назвать было трудно. С тех пор как эта девчонка со своим треклятым черным пледом вторглась в их жизнь, все его надежды разбились о скалу необратимого.
Недавние мечты на пути из Гридича о том, что отец наконец оценит его старания, что его впечатлят новые знания сына и что все начнет потихоньку налаживаться, сейчас казались бредом. Бон напрасно с таким усердием изучал химию и геометрию, кораблестроение и военное дело, чтобы по приезде с гордо поднятой головой заявить о себе как о лучшем воспитаннике Морина и достойном наследнике престола. И именно Морин – наставник, учитель, друг – должен был встать плечом к плечу с будущим королем. Морин, сопровождавший его в поездках и направлявший в учебе с самого детства, Морин, практически заменивший ему родителей, тот самый Морин, который всего несколько часов назад уснул навеки.
Бон бродил по замку как призрак, пугая окружающих бледностью лица с темными провалами теней под глазами. Мысли путались и то и дело возвращались к последней встрече с наставником. Принц отказывался верить в происходящее, постоянно перебирая в голове возможные варианты событий: что, если бы он приехал на месяц раньше? Если бы проявил твердость и отказал отцу, вновь и вновь отсылающему его прочь из королевства? Что, если бы он взял Морина с собой, может, это спасло бы его от смерти?! Но десятки «если бы» не могли вернуть его единственного друга к жизни.
Бон уронил голову на руки и расплакался. Три дня он держался как мог, чтобы не расстраивать Морина, но теперь, когда его никто не видел, он мог позволить себе эту слабость. Слезы не спасали, легче не становилось, но на них уходила последняя энергия, и это помогло принцу забыться.
– Ваше высочество… – Чья-то рука несмело похлопала его по плечу.
Бон дернулся и понял, что заснул. Он открыл красные опухшие глаза и осмотрелся. Солнце за окном угасало у кромки горизонта.
– Его величество распорядился начинать. Я не стал тревожить вас раньше, вы так давно не спали… – Паж Морина выглядел не лучше Бона – для него смерть хозяина была также невыносима.
– Благодарю, Кори. Я переоденусь и выйду. Когда начнется церемония?
– Эта ночь выделена на прощание, а на рассвете уже…
Кори не мог выговорить страшное слово, которого они все старательно избегали, – погребение.
Тело Морина, как и всех других умерших в городе, закопают в Боре Мертвых за пределами замка. После погребения у изножья могилы посадят саженец. Когда он окрепнет, то будет провожать и встречать солнце на краю обрыва – Бон распорядился, чтобы Морину выделили участок с живописным видом. Родственники умерших часто выцарапывали на коре деревца имя того, кто ушел от них сквозь Лунные врата с Великим Черным. Они приходили и разговаривали с умершим, когда становилось совсем тоскливо. Бон не готов был пока даже думать о таком. Он решил, что начнет с малого: попытается пережить следующий рассвет.
– Спасибо, Кори. Отдохни, я соберусь сам, увидимся на… – Теперь уже принц не смог закончить фразу.
Когда Кори удалился, Бон невольно позавидовал ему: в такой скорбный день пажу, в отличие от него самого, не придется общаться с клубком дворцовых змей, уже заточивших острые зубы и накопивших достаточно яда, чтобы всласть попировать возле свежей могилы.
Принц оттягивал свое появление в зале торжеств настолько, насколько мог. Он велел принести воды, чтобы умыться, нарочно медленно надевал сорочку, придирчиво выбирал камзол, дважды примерял и дважды снимал корону. Но все эти ухищрения не давали ему шанса избежать появления на полуночной трапезе.
Толпа в зале торжеств была похожа на студень, который подрагивал и вибрировал, медленно перекатываясь из одного угла в другой. Над головами вился шлейф едкого ожидания. Дамы надели свои самые красивые и откровенные черные платья, контрастирующие с молочной кожей грудей, приподнятых корсетами до немыслимых высот. Когда еще представится возможность так шикарно погоревать? Мужчины были похожи один на другого и живо интересовались лишь лившимися рекой напитками. Им не было никакого дела до умершего, чье тело покоилось в конце зала. Бон наблюдал за происходящим из-за гардины и с каждой секундой все больше хотел сбежать. Но его заметил кто-то из лакеев и, вероятно, чтобы выслужиться, выскочил вперед и громко прокричал на весь зал:
– Его высочество Иолантий Бониций Освальд Третий!
Гул мгновенно затих. Сотни пар глаз устремились на принца и принялись изучать его фигуру. Мужчины ограничились кивками, женщины же будто участвовали в негласном соревновании: присесть в реверансе ниже соседки.
К Бону тут же подбежал Кори и вручил ему кубок. Принц осушил его залпом, теша себя надеждой, что хмельной напиток хотя бы немного притупит чувства. Но вино оказалось бессильно. Спустя миг к принцу ринулась толпа. Выстроившись в очередь, вельможи всех мастей выражали ему соболезнования, не экономя велеречивых слов и искусно притворяясь, что скорбят вместе с королевским домом, вытирая сухие глаза платками с именными вышивками. Каждый из них считал долгом подозвать красавицу дочь, которая, конечно, тоже невыносимо скорбела. Юные девы в знак глубочайшего сожаления тут же, расплываясь в улыбках, начинали кокетничать, строить глазки и призывно обмахивать себя веерами.
– П-п-позвольте п-п-представить, в-в-ваше выс-выс-высочество, мою д-д-дочь Алисию, – заикаясь, произнес один из главных советников отца, Кепель. – Она, к-к-как и я, к-к-крайне расстроена с-с-смертью этого поистине в-в-величайшего ч-ч-человека.
Миловидная барышня с обаятельной улыбкой, аккуратным курносым носиком и выразительными глазами встала по правую руку своего отца и с наигранной смущенностью затрепетала ресницами, но вот открывать рот ей явно не стоило.
– Папа прав, я вне себя от слез и горя, – откровенно врала девушка, выглядевшая как майская роза, выспавшаяся на перине из облаков. – Марис был таким… таким…
Ее лепет стал последней каплей. Не имея больше и грамма терпения на подобный фарс, Бон спешно попрощался с Кепелем и его уже переставшей казаться милой дочерью и, к разочарованию публики, стремительно покинул зал.
Чтобы избавиться от зловония вранья и подхалимства, принц выбежал во двор, на свежий воздух. Ноги несли его подальше от толпы – в тишину, которую сейчас можно было найти разве что на конюшне. Он шагал быстро, чтобы никто из этих разряженных и пьяных индюков не смог его догнать, однако возня за спиной говорила о том, что кто-то все-таки не оставлял попыток сосватать ему очередную прелестницу. Бон замедлил шаг на повороте и огляделся – никого. Чуть погодя он повторил маневр, но снова никого не увидел. Не мог же он устать настолько, что шаги ему почудились? Принц нырнул в узкий проход и спрятался в тени. Если бы за ним гналась очередная сваха, то она бы делала все, чтобы он ее заметил. Значит, преследователь не хотел быть обнаруженным. Только наемников ему сегодня не хватало.
Бон достал короткий кинжал, болтавшийся в ножнах на поясе, встал в боевую стойку и прислушался. К месту его засады кто-то приближался робкой поступью. Вскоре из-за угла показался незнакомец в длинном темном плаще. Не дожидаясь, пока его заметят, Бон схватил противника за плечо и, приставляя кинжал к горлу, с силой прижал того к стене. Тень вскрикнула женским голосом и показала из-под плаща безоружные руки. Принц сдернул с ее головы капюшон, высвободив копну каштановых волос. Лунный свет озарил лицо, которое он отчаянно пытался забыть последние дни. Перепуганная девушка смотрела на него широко распахнутыми глазами, не в силах вымолвить ни слова.
На какую-то долю секунды Бону захотелось вонзить острый кинжал в грудь той, которая принесла ему так много боли. Из последних сил принц совладал с собой и отступил на шаг.
– Что ты тут забыла? – резко спросил он.
Девушка продолжала молчать.
– Ты же вроде не немая. Я спрашиваю, что ты тут забыла, пряха?
– Я… не пряха, – послышался тихий голос, – я – Ткачиха.
– Мне все равно, кто ты. Хочешь получить награду за свою работу или пришла поглумиться?
В воздухе снова повисла тишина. Бон по-настоящему разозлился. Он схватил девушку за плечи и начал трясти, как игрушечную куклу.
– Зачем ты снова сюда явилась? Отвечай! Мне теперь плед принесла?
Он тормошил ее, пока Ткачиха не выпалила:
– Я-пришла-чтобы-поддержать-тебя.
Глаза принца сделались почти такими же большими, как у девушки, стоящей напротив.
– Что-о-о?
– Я пришла, чтобы поддержать тебя, вас… Вы, конечно, были несправедливы, обвинив во всем меня, но Морин Герберт был вам очень дорог, и я должна была прийти.
Бон зажмурился, чтобы понять, не чудится ли ему. Но настырная девчонка стояла на месте и никуда не собиралась исчезать. Напротив, она с каждой секундой становилась все реальнее. Какая наглость – явиться сюда в ночь погребения. И как она себе это представляла?! Принесет ему платочек, Бон поплачет у нее на плече и все забудет?
– Ну давай, начинай меня поддерживать, новая Ткачиха нашего города, – сказал принц голосом, полным сарказма.
Бон говорил надменно и жестко, надеясь, что она почувствует то отвращение, которое он к ней испытывал. Но Ткачиха, не обращая внимания на тон принца, спокойно сказала:
– Я росла без родителей, мне их заменила Вероника – Видящая из Ордена Дочерей Ночи. Она заботилась обо мне с четырехлетнего возраста, а когда отвозила меня в ваш город, то рассказывала, что принца с самого детства видят очень редко, потому что он постоянно учится за границей, и что его учитель – грандиозный изобретатель, который много раз помогал Ордену. Я не знала, что Морин Герберт и есть тот самый человек. Но когда я увидела, как он был дорог вам, вспомнила слова наставницы и не смогла не прийти. Я знаю, что значит терять. Если вам так будет проще, то можете винить во всем меня. Пусть я буду лицом Великого Черного, который принял это решение. Можете сказать мне все, что хотели ли бы сказать ему, и я очень надеюсь, что вам станет хоть немного легче.
Бон молчал. Злость на девушку, так сильно подпитывающая его эти несколько дней, начинала по капле таять. В глубине души он с самого начала понимал, что она в этой цепочке «жизнь – смерть» только посланница Черного, но ненавидеть бога, которого никто никогда не видел, было гораздо сложней, чем человека из плоти и крови. На девушку можно было накричать, выместить на ней все свои обиды и знать, что тебя, по крайней мере, точно услышали.
– Я готова, – смело заявила Ткачиха. Она немного расставила ноги, распрямила печи и вскинула вверх подбородок, как будто вместе со словами он мог пустить в ход кулаки.
Бон открыл рот, чтобы выплеснуть свою боль и гнев, но не смог сказать ничего. Эта смелая девчонка и правда пришла сюда, чтобы стать мишенью для его ненависти и тем самым помочь ему от нее избавиться. Этот поступок и ее отвага не могли не поразить его.
– Мне нечего сказать тебе, Теона, – после минутного колебания выдохнул Бон, – ты действительно ни в чем не виновата. И уж точно не должна становиться щитом Великому Черному.
– Ваше высочество… – начала было Ткачиха, но принц перебил ее:
– Ну хоть ты не называй меня так! Я только что сбежал из зала, переполненного подхалимами, готовыми лизать мои сапоги, лишь бы быть замеченными.
Девушка сделала паузу, а потом сказала:
– Для справки замечу, что лизать вашу обувь в мои планы не входило, даже если бы вы попросили.
Бон посмотрел на нее, пытаясь отыскать на лице девушки хоть тень улыбки. Он был уверен, что она шутит. Но настороженное выражение двух огромных, как блюдца, глаз и сжатые губы говорили об обратном.
Принц не смог сдержаться и рассмеялся. Он хохотал от души, снимая с себя напряжение ужасных черных дней и ослабляя узлы на сердце. Теона, видимо заразившись весельем, подхихикивала в тон принцу, пряча улыбку в ладони.
Вдоволь насмеявшись, Бон, стараясь снова выглядеть серьезно, наконец выговорил:
– Хорошо, леди Теона, официально заявляю, что не держу на вас зла и разрешаю никогда не облизывать мои сапоги. – Принц шутливо поклонился. – Позвольте откланяться, доброй ночи!
– Конечно, ваше выс… А как мне вас теперь называть? Раз вы вернулись в город, мы будем иногда видеться…
– Бон, ты все еще можешь называть меня просто Бон.
По лицу девушки пробежала тень смущения, она неловко попыталась спрятать руки в несуществующие карманы плаща. Бон вдруг понял, что ей наверняка боязно находиться в одиночестве ночью посреди пустынного двора, и, хоть и не собирался выяснять, но все же спросил:
– Ты живешь в замке или в доме прежней Ткачихи?
– В доме Греты, со стеклянной стеной, – ответила девушка, не понимая, к чему он клонит.
– И ты пришла сюда одна?
– Я живу одна и пришла одна, – зачем-то уточнила она.
– И теперь ты собираешься пойти домой в одиночестве – ночью, через весь город?
– Я как-то об этом не подумала… Ох, у меня же еще и плед не готов на завтра… Мне срочно надо вернуться. Доброй ночи! – Теперь уже Теона спешила поскорее проститься.
О проекте
О подписке