Захар сидел на краешке маминой постели и старался не раздражаться. Он соскучился. Очень. Но рядом с ней он как будто замораживался изнутри. Все живое, все интересное рассказывать было нельзя: это вызывало или осуждение, или слезы. А поскольку все, что с ним происходило последнее время, было интересно, приходилось угрюмо молчать, поглядывая на часы.