Дизайнер обложки Екатерина Матвеева

© Евгения Микулина, 2018

© Екатерина Матвеева, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4490-7947-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НАБЛЮДАТЕЛЬ / ВКУС СМЕРТИ БЕЗУПРЕЧЕН

«Опять стою, понурив плечи, не отводя застывших глаз: как вкус у смерти безупречен в отборе лучших среди нас!»

Игорь Губерман

Пролог

Сон отступает не сразу: несколько секунд, может с минуту я пребываю в сумеречной зоне. Хотел было сформулировать, между чем и чем. Ну там, между сном и бодрствованием, тьмой и светом, небом и землей, все в таком роде. Но теперь понимаю: уточнять что-либо – от лукавого. Сумеречная зона – в любом случае место «между». И сегодняшнее утро – момент, с которого мое пребывание в этом «между» можно считать официально начавшимся.

Вчера вечером решилась моя судьба. Пафосно звучит, я понимаю, но как еще скажешь? «Вчера вечером любимая женщина согласилась разделить со мной жизнь?» Тоже пафосно, даже хуже как-то. И что особенно обидно – не просто пафосно, а еще и не совсем верно. Потому что не описывает всей, хм, сложности ситуации. В которой и женщина на совсем обычная, и жизнь не совсем жизнь. Только одно верно, неизменно и совсем не сложно. Слово ЛЮБИМАЯ. Это – бесспорно. Женщина, которая дремлет рядом со мной в кровати, – моя любимая.

Некоторое время я лежу в постели, не открывая глаз, и лениво прислушиваюсь к городу за окном. Я помню, как просыпался после другой судьбоносной ночи, первой ночи, которую мы с Мариной провели вместе. Я тогда удивлялся тому, как холодна, несмотря на уют смятых простынь, ее кожа. Слушал шум московских улиц, смотрел в незнакомый потолок Марининой квартиры на Покровке и все не понимал, на каком я свете, и правда ли то, что между нами произошло. Или, может, мне все приснилось.

Сейчас все похоже – и все по-другому. Звуки за окном отличаются: Лондон – не Москва, да и районы совсем разные. Одно дело шумная Покровка, другое – тихий и снобский Холланд-Парк. Обстановка тоже другая: интерьер у Марины, правда, и в России и в Англии выдержан в белых тонах, но тут все как-то строже и помпезнее. Не так уютно. Может, потому, что она бывает здесь не часто. А может быть, московская квартира по определению кажется мне уютной, ведь мы провели с ней там много счастливых часов, и все стало… родным и правильным. МОИМ.

Тогда Марина проснулась раньше меня. Открыв глаза, я встретил ее пытливый, настороженный взгляд: в необыкновенных вишневых глазах плескалось столько вопросов, и прикосновение хрупких холодных рук было таким осторожным, словно она боялась меня спугнуть. Она-то, в отличие от меня, понимала, как странно то, что между нами происходит. И она волновалась, конечно – пыталась понять, не ошиблись ли мы. Готовила себя к разным реакциям с моей стороны… Короче, она не спала. Сегодня не так. Сегодня она – живая иллюстрация классики: «на заре ты ее не буди, на заре она сладко так спит». Вытянулась рядом со мной во весь свой крошечный рост, уткнулась лицом в подушку, и держит меня за руку. Даже во сне. Ей тоже спокойнее, от того что в нашей жизни появилась какая-то уверенность. Но совсем расслабиться она, конечно, не может.

Но главное, что отличает сегодняшнее летнее утро от того ноябрьского – мое состояние. Тогда я переживал случившееся со мной чудо, но был не уверен в будущем. Откуда мне было знать, что меня ждет? Я не знал, любит ли она меня, или я ей «просто нравлюсь». Я даже не знал, люблю ли я ее, по-настоящему. Я понятия не имел, кто она такая на самом деле. И уж точно не имел ни малейшего представления о том, как все у нас и вокруг нас сложно устроено.

Теперь не так. Теперь я знаю все, и готов ко всему. Я немножко мудрее, и гораздо печальнее. Я люблю с открытыми глазами. И это придает мне сил, которые, честно говоря, понадобятся для того, чтобы справиться с нашим счастливым будущим.

Определенно, есть плюсы в том, чтобы взглянуть на свою жизнь и сказать: я точно знаю, как все запутано. Проще не становится, но ты хотя бы видишь всю картину в целом. Можно даже улыбнуться сюрреализму ситуации.

Вот он я, Владимир Потоцкий, более известный миру (ну ладно, не миру, а узкому кругу своих друзей) под пижонским прозвищем Влад. Мне двадцать семь лет. Я работаю арт-директором мужского модного журнала Alfa Male. Это крутой журнал, лучший на рынке в своей нише. Работать в нем приятно, и было приятно всегда. Ровно год назад, впрочем, я так не думал. Моего уважаемого главреда, веселого пьяницу Михалыча, наше лондонское начальство внезапно уволило, и нам спустили сверху гламурную суку по имени Марина Леонова. Красивую, как богиня, и противную, как… ну как «плохая» героиня в каком-нибудь сериале. Сначала я хотел уволиться, чтобы только не находиться с ней в одной комнате. Потом влюбился так, что не могу без нее дышать. И мне повезло: она ответила мне взаимностью. Впустила меня в свою жизнь. Ура. Всем хорошо. Все счастливы.

Если так излагать, ситуация не то что простая, а прямо-таки банальная.

Но только вот простого во всем этом на поверку не оказалось… вообще. Никогда я не был фанатом романа «Мастер и Маргарита», он мне кажется слишком пафосным. Но чего у завязавшего морфиниста Булгакова не отнять, так вот того особого взгляда на реальность, когда за внешним слоем вдруг раскрывается Иное. Вроде люди болтают на пыльном московском бульваре – а один из них, оказывается, Дьявол. Идет себе трамвай – а Аннушка уже пролила подсолнечное масло. Шел трамвай десятый номер, на площадке кто-то помер… Коты разговаривают, и превращаются в грустных пажей. И зарево заката над домом Пашкова скрывает толпу сверхъестественных существ, которые сидят на крыше, смотрят на город и ждут ночи. Вот это ощущение, что до потустороннего рукой подать, стоит только расслабиться на минутку, и оно уже напрыгнуло… Это мне у Булгакова всегда нравилось. Только я искренне полагал все-таки, что он писатель и просто некоторую метафору написал. О многослойности жизни, типа.

Мне и в голову не приходило, что нечто подобное может случиться на самом деле. Может случиться со мной. Так вот поди ж ты – случилось.

Весь мой мир, все мои представления о реальности и даже о собственном мозге изменились как-то ночью в январе, когда я, пьяный в стельку, наткнулся в московском переулке на стаю бродячих собак. Которых я совершенно не по-мужски боюсь. И я уже вроде как простился со своей никчемной жизнью, когда из тьмы ночной вышла моя возлюбленная – Марина. И, прыгая по стенам и рыча, всех собак перегрызла. А потом вынуждена была, глядя в мое изумленное лицо, сообщить, что она не просто сказочной красоты молодая женщина. Она – вампир.

Нет, ну серьезно, как можно справляться с такого рода поворотами судьбы? Для начала пробуем осмыслить, с точки зрения марксистско-ленинской теории устройства материального мира, сам факт: вампиры ЕСТЬ (и они не могут не есть, ха-ха, знаете ли, ха). Они живут вне книжек из серии «Сумерки», и голливудского целлулоида, и песни Энни Леннокс «Come into these arms again» из саундтрека к фильму «Дракула Брема Стокера». Классная, кстати, песня, всегда от нее мурашки по коже. Нет, это все чухня, художественный вымысел. Но вампиры и правда существуют. Пьют кровь – не всегда человеческую, иногда вот на собак охотятся. Они быстрые, сильные, мертвые. Их сердца бьются со скоростью один удар в минуту. У них холодная кожа, раны на которой мгновенно затягиваются. У них вишнево-красные глаза – у всех, очень похожие, это видимо как-то связано с их природой. Им начхать на чеснок, серебро и кресты, но они боятся солнца – оно не убивает, но причиняет им боль.

ОК, допустим, Аннушка пролила свое масло, и в вампиров мы поверили. Теперь сильнее ударим, ладно? Они не просто где-то бродят, эти вампиры. Ты любишь одного из них. Твоя девушка, твоя любимая девушка, которую ты целовал во все возможные места, и десятки раз за последние месяцы любил на всех предметах мебели в квартире… Она вампир. Пьет кровь. С удовольствием выпила бы твоей, вообще-то. Ей двести с чем-то – она была бы старше Пушкина, будь он жив. А черт его знает, кстати, может он и жив – может, он тоже вампир? Нет ничего невозможного в этом непростом мире.

Не знаю, что сделал бы на моем месте нормальный человек, попав в такой переплет. Сбежал бы со всех ног, наверное. Я-то попрощался с мыслью о нормальности довольно давно. В тот момент, когда, подобрав с пола отвисшую челюсть, понял вдруг: мне странным образом все равно, что Марина вампир. Мне все равно, что она существо иной, нечеловеческой, физической природы. Я просто люблю ее – то, что она есть. Чтобы это ни было.

После того, как твой мозг принимает такого рода факт, остальное уже мелочи. Ты на ура проглатываешь и то, что вампиров вокруг пруд пруди. Твой лондонский начальник, хозяин издательства Грант Хэмилтон – вампир (Шотландия, XII век, смотрите внимательнее фильм «Горец», это типа про него). Его подружка Ванесса – вампир (Нью-Йорк, 1990-е годы – модельный бизнес, наркотики, заблуждения, потом – любовь бессмертного). Модельер Стас Чепраков, он же владелец популярного клуба «Дети ночи» – вампир (про этого не знаю точно, откуда он взялся, Восточная Европа XVIII века, кажется). Музыкальный критик Сергей Холодов, лучший друг твоей девушки, к которому ты ее жутко ревнуешь – испанский вампир по имени Серхио (Мадрид, XVI век). Все эти, хм, люди реально живут с тобой в одном городе. Выпивают, танцуют, на работу ходят. Есть еще и другие. Есть, например, вампир – полковник прокуратуры. ДРАКУЛА есть. Реально, есть настоящий граф Дракула – в Париже проживает, в данный период времени. Он даже убил твоего кота…

Они живут рядом. Они впускают тебя в свой мир, потому что их «сестра» тебя полюбила. И для тебя начинается странная жизнь: одной ногой в той реальности, где пыльный бульвар. Другой – там, где коты с примусами бегают. Как было сказано в каком-то школьном сочинении, «одной ногой он стоял в могиле, а другой приветствовал будущее». Это вот – в точности про меня.

От такой жизни можно повредиться умом. От нее можно и телом тоже повредиться. Я вот, в результате своего романа с Мариной, сначала оказался жертвой хронического переутомления: ей надо спать всего три часа в сутки, это раз. А два… простите за подробности, но столько трахаться – выше человеческих сил. Потом меня подстрелили, я сломал три ребра и пережил остановку сердца. А потом я чуть не сдох от тоски, когда она меня, для моей же пользы, чтобы, видите ли, уберечь от опасностей и неминучей смерти, бросила.

Я всегда боялся, что бросит, всегда знал, что так будет, и даже не представлял, насколько будет больно. Много, много раз, глядя в ее влюбленные глаза, я осознавал: она со мной не навсегда. По разным причинам. Во-первых, не может быть, чтобы банальный и обычный я привлек ЭТО совершенное и бессмертное существо так сильно, чтобы не надоесть рано или поздно. Во-вторых – даже если вдруг мне бы повезло, и мне досталось «поздно», а не рано… Даже если так – есть еще такая мелочь, как старение и смерть. Даже если мы будем вместе, она навсегда останется юной и прекрасной. А я облысею, отращу брюхо, потеряю зубы и сдохну. Ну это уже после того, как она меня бросит, потому что смотреть на меня лет эдак в шестьдесят ей будет противно. В-третьих… Нехорошо так говорить, и даже думать так некрасиво, но что поделаешь – думал. Думал о том, что мертвое существо, имеющее за плечами неосмысляемый моим двадцатисемилетним мозгом опыт, не может меня на самом деле ЛЮБИТЬ. Само понятие любви для нее должно, просто обязано быть другим. Невозможно отдать кому-то сердце навеки, если знаешь точно, по опыту, что ничто под луной не вечно.

Для меня, человека, «вечность» – просто слово. Для нее, вампира, вечность – просто… процесс. В котором нет и не будет для меня места. Потому что Марина не хочет делать то единственное, что могло бы несколько уравнять наши шансы. Она не хочет меня обращать.

У нее есть свои резоны. Она, как и положено честному, порядочному, страдающему совестью вампиру убеждена, что вампиризм – проклятие. Что есть в этом… состоянии что-то противное природе. Наверное, она права, так и есть, в любом случае ей лучше знать. Но мне, наблюдающему ее и ее друзей со стороны, в проклятье как-то не верится. Нормальные они чуваки все, в сущности. Ничего такого особенно демонического.

Но, серьезно, ей лучше знать. Потому что она говорит из опыта своего собственного обращения. Для НЕЕ обращение стало проклятьем. Потому что превратил ее в вампира, против воли, мерзавец, которого она искренне считает дьяволом во плоти. Это случилось в 1812 году: капитан французской кавалерии Этьен Дюпре влюбился в замужнюю русскую дворянку, в усадьбе которой квартировал его полк. Он убил ее мужа – у нее на глазах. Изнасиловал ее. И увел в ночь – сделал своей «вечной невестой». Дракула недоделанный – у самого графа, кстати, хватило совести ничего подобного не делать.

Да, Марина сбежала от «мужа» – и отомстила ему, убив каким-то дико сложным способом, включающим кол в сердце и серьезный пожар. Но ясно, что неприятный осадок остался. Она не желала себе «вечной жизни». И искренне верит, что и никто желать не может. Она поклялась никого, никогда не обращать. Меня – в особенности.

И самое смешное, что отношении меня она в чем-то права. Я и правда не стремлюсь к вечной жизни. Само по себе бессмертие, по-моему, ценность еще та: не хотелось бы оказаться в ситуации, когда умереть в принципе невозможно. И особого влечения к крови и желания быть могучим двуногим хищником я тоже не ощущаю. Мне бессмертие нужно только по одной причине – чтобы быть с ней. Чтобы никогда ее не потерять. Если уж мне так повезло, и мне досталась идеальная женщина, которую я бы никогда иначе не встретил и которая, благодаря наличию в мире говорящих котов, французских мерзавцев-кровососов и прочей мистики оказалась перенесена в мое время… Если уж так случилось, не хотелось бы расстаться с ней только потому, что смертен.

Да и ей, как мне кажется, будет без меня скучно, когда я склею ласты.

И она это, кстати, знает. Поэтому и сбежала: испугалась, больше всего, соблазна меня обратить. Когда я имел свою остановку сердца, она была очень близка к тому, чтобы нарушить клятву, обречь меня на проклятие вечной ночи, лишить возможности продолжить свой род, и все такое прочее.

Продержалась она не долго. Но может продержалась бы и дольше, если бы я не приехал с сугубо человеческим упрямством, ее уговаривать… Пытался сказать, что надо принять себя, принять меня и… жить жизнь.

И вот тут мне досталось чудо, куда более эффектное, чем все великолепные иллюзии Воланда и даже обретение Мастером долгожданного покоя.

Марина меня послушала. Она мне поверила. Она решила рискнуть.