Выходные прошли довольно сносно. Чувствуя вину, я старался уделять ребенку побольше внимания, не думая особенно, к каким последствиям это приведет. Славик очень быстро простил меня, практически на следующее же утро он уже глядел сочувственно, как я пытаюсь справиться с похмельем. Казалось, этому мальчонке совсем не свойственна никакая злость или обидчивость, любой другой ребенок на его месте за вчерашнее поведение люто возненавидел бы меня или, по крайней мере, потерял бы ко мне всякое доверие.

Утром в понедельник Славик, как обычно, проводил меня на работу, оставшись дома. Вернее, я так думал – что он во время моего отсутствия сидит дома. Я хотел так думать…

Однако дальнейшие события показали полную бессмысленность моей надежды.

Начальник вызвал меня на ковер, чтобы распечь за допущенную в расчетах ошибку.

– Ты хоть понимаешь, во сколько обойдется фирме твоя безалаберность!! – Кидаясь громкими фразами, Павел Игоревич имел обыкновение сверлить провинившегося глазами.

«В две-три тысячи, не больше… И уж никак не долларов», – мысленно успокаивал я себя. Ну, вычтут из зарплаты – никто ж не умер… Деньги фирма действительно теряла совсем небольшие, директора больше волновал вопрос дисциплины.

В пол-уха выслушивая что-то о своей компетентности, ответственности, усердии и прочей чепухе, я изучал китайские иероглифы на стилизованном настенном календаре, потом – резные ручки на дверцах шкафа и гадал о том, что эти дверцы могли бы скрывать…

– Лисицын, смотри на меня, когда я с тобой говорю!

Я повернул на окрик голову и остолбенел… Из-за мощной спины моего разгневанного начальника с любопытством выглядывал маленький Славик. Я испугался, что он сейчас чего-нибудь отчебучит. Словно читая мои мысли, шкет озорно улыбнулся. Я сглотнул.

– …и теперь из-за тебя вынуждена страдать вся фирма!.. Кого ты там увидел? – Отвлекшись, Павел Игоревич обернулся и, не найдя позади себя ничего, кроме окна с видом на дорожную магистраль, вновь обратил взор на меня.

– Лисицын?..

Усилием воли заставив себя перевести взгляд на начальника, я пробормотал, что слушаю его, что весь во внимании…

Повисло молчание. Ребенок, к счастью, бездействовал, передумав, видимо, подставлять меня. Я ждал. Директор испытующе смотрел на меня. Наконец он сказал:

– Слушай, Лисицын, а тебе не пора в отпуск?

Видимо, я действительно паршиво выглядел, раз наш горячо любимый и глубокоуважаемый Пал-Игрыч сам (!!!) предложил такую идею.

– Только учти, прямо сейчас я тебя отпустить не могу, у тебя проект для «Интермаш» не просчитан ещё. До конца недели управишься? Все, ступай. Напиши там заявление на десятое число…

На пороге при выходе из директорского кабинета со мной случилась заминка. Надо было как-то незаметно пропустить Славика вперед, но упрямому мальчишке, похоже, доставляло удовольствие продолжать стоять у окна и испытывать мое терпение. Я уже спешно прикидывал, как намекнуть ему глазами, что пора идти, как вдруг на ум пришла спасительная мысль о том, что, раз уж он есть лишь в моей голове, то и дверей ему не нужно: он будет всегда там же, где и я.

– Ты чего застыл? – удивленно спросил Павел Игоревич.

– Простите, задумался… – Я прикрыл за собой дверь и, повернувшись, как и ожидал, встретился взглядом с улыбающимся ребенком. Мгновенно вслед за чувством облегчения при таком простом выходе из неловкой ситуации неприятно резанула мысль о том, что все это мне не снится, и я действительно испытываю настоящую зрительную и слуховую галлюцинацию.

За работой я, как мог, старался не замечать мальчика. Когда я впервые сел за компьютер и открыл программу, он восторженно воскликнул:

– Ух ты, ты сейчас будешь работать!

Я не ответил. Сосредоточившись как следует, я принялся рассчитывать толщину и диаметр труб, которые бы подошли для нужд «Интермаш».

– А что ты делаешь? Кем работаешь? – начал выпытывать неугомонный Славик.

– Я – инженер, – тихо ответил я, не глядя на него. Я надеялся, что он отстанет, если я удовлетворю его любопытство. –Я рассчитываю и предлагаю трубы для заводов. И, между прочим, ты должен бы, по идее, знать, чем я занимаюсь, ведь ты – это я, – съязвил я и мельком посмотрел на него. Особенных признаков смущения он не показал.

– Да я знаю, чем ты занимаешься, просто хотел поболтать.

Чувствуя легкую досаду, я промолчал.

Через четверть часа малыш заскучал.

– Когда мы пойдем домой? – заканючил он. Я вздохнул.

– Когда я закончу проект…

– Слав, ты там сам с собой что ль общаешься? – крикнул мне через стол коллега Кирюха – веселый и добродушный парень. – Слышал, тебя Пал-Игрыч вздрючил?

– Да, было немножко, – ответил я шутливым тоном и тут заметил, что у ребенка загорелись глаза.

– О-ой, сейчас с Кирюшкой поболтаем!

– Он тебе не Кирюшка, а Кирилл Бенедиктович, – процедил я сквозь зубы.

– Чего-о? Ты кого Бенедиктовичем назвал?? – захохотал Кирюха. Этот прохвост обладал удивительно чутким слухом – но только лишь насчет того, что его действительно интересовало.

– Да я не про тебя, я про другого вспомнил… – попытался я перевести разговор с опасной темы.

– До-о, разумеется, тебя в жизни окружают одни Бенедиктовичи, – забавлялся Кирилл. – Признайся, Лисичкин, ты после распекона сошел с ума и уже разговариваешь сам с собой!

«А почему бы нет?» – неожиданно мелькнула мысль.

– Да, да, конечно, я уже давно спятил, ты же знаешь! – засмеялся я в свою очередь.

– Ну вот видишь, я говорил, что плохо ты кончишь тут, дорогой друг! Добро пожаловать в наш клуб анонимных умалишенных! – И коллега, хохоча, уткнулся в экран.

«Фу-ух… Выпутался», – подумал я, чувствуя на лбу холодную испарину.

Несмотря на то, что весь день мне с горем пополам удавалось скрывать ото всех свою маленькую «проблему», как я про себя окрестил Славика (на что шкет-телепат состроил обиженную гримасу), все же его присутствие и усилия по его игнорированию не могли не сказаться на моей внимательности: я опять сделал ошибку.

На этот раз серьезную.

Пал-Игрыч молча сверлил меня глазами. Теперь мне нечем было себя успокаивать.

– Пришло письмо от «Интермаш», – сказал он после нескольких секунд гробовой тишины. – Ты напутал с документами, и мы теряем тендер на крупный заказ.

Мне было нечего ответить. Оставалось лишь тихо проклинать несносную галлюцинацию.

– Что с тобой происходит, Лисицын? – вздохнув, устало спросил он. – Что-нибудь случилось? Ты заболел?

– Ага, пожалуй, заболел, Павел Игоревич… – Больше я и сам не знал, как объяснить свое состояние.

– Иди в отпуск. Отпускаю тебя прямо сейчас. На месяц. За проект не беспокойся: Касимов за тобой все исправит, а я с ними постараюсь договориться. Подлечись, чем бы ты ни болел, и приходи в порядке, мы будем ждать тебя.

Этот спокойный монолог, скорее всего, означал, что, если я не «вылечусь» и вернусь «не в порядке», то вполне могу быть уволен по состоянию здоровья…

Не помню, как я вышел на улицу. Немного впереди понуро семенил мальчишка. Я почувствовал мощный прилив злости.

«Это все он… Это из-за него…»

– Если бы не ты… – с гневом начал я, но он грустно перебил меня:

– Я не могу от тебя убежать, помнишь?

Вспомнив пятничный случай, я понял, что обвинять его бесполезно, и раздраженно зашагал домой, не заботясь о том, поспевает ли он за мной. Он, впрочем, поспевал без труда.

Глава 5. Помощь извне: первый визит

Придя домой, я рухнул за стол и, обхватив голову руками, стал лихорадочно твердить про себя: «Ну все, это серьезно, ты понимаешь, Славка, что это серьезно?! Тебе же дурка светит, он уже влияет на твою жизнь!..»

– Ничего я не влияю, – обиженно прозвучало сзади.

– Заткнись!!! – обернувшись, заорал я что есть мочи. Ребенок испуганно захлопал глазами, а потом заплакал.

– Это я плакать должен, это меня скоро выкинут с работы и посадят в дурку, ты!..

Я вне себя от ярости сорвался с места и, хлопнув дверью, закрылся в ванной. Часа два, наверное, я стоял под душем, чтобы хоть как-то успокоиться. Наконец вода благотворно подействовала на меня, и я вышел уже в более уравновешенном состоянии.

«Однако, проблему надо как-то решать…»

Сев в кресло, я подозвал у себе Славика, хотя мальчонка вовсе не нуждался в особом приглашении: он был рядом еще до того, как я открыл рот.

– Послушай, парень, – неловко начал я, – ты меня извини, что наорал, психанул я, понимаешь? Мне нужна эта работа, чтоб кушать, чтоб тебя кормить…

По его взгляду было видно, что он и безо всяких объяснений прекрасно знал, почему я сорвался.

– Короче, так, – сказал я, решив опустить прелюдия. – Расскажи мне точно и подробно, кто ты и откуда взялся. – Я старался говорить как можно более миролюбивым тоном, надеясь, что мальчик поделится большей информацией, есть общаться с ним по-хорошему.

– Я – это ты, – принялся было ребенок за старую песню.

– Да я понял, понял, – перебил я его. – Ну ты подумай, может, вспомнишь, может, у тебя миссия тут какая есть, цель… Может, ты с другой планеты? Ты же не кушаешь, не играешь. – В голове крутились сюжеты различных фильмов про вселившихся в разум людей пришельцев…

– Ты все еще считаешь, что я – это не ты? – вновь попытался он разрушить мою стройную концепцию мира.

– Ну, конечно, мы с тобой не одно и то же, – терпеливо улыбнулся я. – Ты не можешь быть мною, ты видишь, как по-разному мы выглядим? Ты маленький, я большой…

– Но ведь ты же тоже был когда-то маленьким.

Эта его логичная фраза ввела меня в замешательство. Пока я искал, что ответить, Славик, повернув голову, как-то странно стал смотреть на висевшую на стене полку. Почуяв неладное в этом его пристальном внимании, я поднялся и подошел к полке. Стал разглядывать корешки книг, стараясь понять, какая их них и почему могла так заинтересовать его.

– Не на книгах, а за ними, – произнес малыш. Я, повинуясь чему-то в внутри себя, засунул руку в полку и вынул оттуда пожелтевшую папку со старыми документами.

***

Светозар, держа голову ребенка и внимательно следя за действиями Вячеслава, кивнул Николаю, и тот толкнул Лисицына под локоть.

***

«Неряха чертов!» – ругнул я себя мысленно, выронив случайно папку и наклонившись, чтобы подобрать разбросанные листки. В руки мне попалась плотная картонная карточка с надписью: «1987 год. Лисицыны в Конобеево».

«Хех, фотка из далекого детства», – усмехнулся я про себя и перевернул карточку. На ней на фоне цветущих яблонь в саду счастливо улыбались мои родители, бабушка, старший брат и я – пятилетний белокурый мальчонка в забавной полосатой кофте и синих кроссовках…

Фото было черно-белым. Но я знал, что кроссовки были синие, знал это так же отчетливо, как и то, что это фото только что поставило крест на всем моем старании не замечать очевидного…

Я резко повернулся. Славика не было. Я торопливо собрал оставшиеся документы в папку, сунул туда же злополучную фотку и закинул подальше обратно в полку, зарекшись мысленно впредь даже близко подходить к ней.

…Стакан с коньяком трясся у меня в руках, грозясь пролиться. Я сидел на кухне и силился понять, почему это происходит именно со мной, спрашивал себя раз за разом, за что мне все это…

***

– Гляди-ка, Светозар, он у тебя сейчас и вправду свихнется! Не помочь ли ему?

– Разумеется, поможем, но нам и самим не помешала бы помощь. Я слышал, у тебя есть знакомый более старший Хранитель? Кажется, ты даже говорил мне, кого он хранит. – И Светозар, наклонившись к самому уху своего подопечного, прошептал: «Тебе нужен психолог».

***

– Мне нужен психиатр! – сделал я вслух неутешительный вывод. – Причем, немедленно…

***

– Вот что мне с ним делать, вечно он все перевирает, – вздохнул Светозар.

– Действуй, чего же еще! – кивнул Николай в сторону двери в комнату.

***

«Интернет – вот что меня выручит!» Лазая по различным сайтам, я пытался сообразить, как отличить настоящего специалиста от шарлатана.

***

– Вот эта ссылка! – Светозар положил свою руку поверх руки Вячеслава, двигавшей мышку, и заставил его остановить курсор на строчке в поисковике, гласившей: «Тарасов Михаил Григорьевич. Психолог. Психотерапевт. Помощь в сложных жизненных ситуациях…»

***

Кликнув мышью, я зашел на сайт очередного психолога – некоего Тарасова Михаила Григорьевича. На титульной страничке висела фотография молодого человека с изящным лицом, аккуратно собранными в хвост длинными светлыми волосами, проницательным взглядом поверх очков в тонкой металлической оправе и доброжелательной улыбкой. Хотя я всегда с пренебрежением относился к таким «прилизанным» товарищам, на сей раз внутренний голос подсказывал мне, что это – именно тот, кого я ищу.

***

– Он, он, он, – без устали нашептывал Светозар человеку. Николай, потянувшись, сказал:

– Ну, думаю, я тебе тут уже не нужен, справишься дальше сам. Встретишься с его Хранителем, – указал он на монитор со страницей психолога. – Варфоломей его зовут. Он умный, он подскажет тебе, если что. А я домой отчаливаю, у меня дел по горло… Давай, не грусти, еще увидимся!

С чувством взяв друга за руку и глядя ему в глаза, Светозар произнес со всей благодарностью, на которую только был способен:

– Николай… Спасибо тебе!

***

В тот же вечер договорившись с «психиатром» по телефону о встрече, я уже на следующее утро стоял у двери в его кабинет. Открывший мне человек выглядел точь-в-точь как на фото, вдобавок он оказался выше меня почти на целую голову, что в совокупе с внешностью делало его очень похожим на эльфа.

– Вячеслав Александрович? Добрый день, прошу, проходите. – Голос его, казалось, был создан, чтобы располагать к себе. Он пропустил меня в свой кабинет – довольно уютную светлую комнатушку со столиком и кушеткой посередине, мягкой мебелью и приятными картинками, развешенными по стенам. На одной из стен красовались в застекленных рамках различные дипломы и сертификаты. Впрочем, моего скептицизма это пока не убавляло. Едва проснувшись утром, я подумал, что совершил вчера ошибку, будто к существующим проблемам мне теперь не хватало лишь бесцельной траты денег и времени. И, если бы не постоянные угрозы канючившего Славика до конца сломать мне жизнь, вряд ли бы я здесь появился.

Уложив меня на кушетку, «Эльф», как я прозвал его про себя, сперва выяснил общие данные, тщательно записав все в тетрадь, а после задал вопрос:

– Так что же привело вас ко мне?

– Я… – Голос мой дрогнул, и я замолчал. Я понятия не имел, как, какими фразами сообщить ему о том, что со мной происходило. Видя мое затруднение, он слегка вздохнул, снял очки и доверительным тоном сказал:

– Здесь вы можете не стесняться говорить то, что у вас на душе, это кабинет психолога, и здесь нет «правильного» и «неправильного». Моя работа заключается в том, чтобы выслушать все, что вас беспокоит, и помочь вам с этим разобраться.

Стремясь до конца развеять нерешительность с моей стороны, он улыбнулся и добавил:

– Вы же не прячете больной зуб от стоматолога?

Этот аргумент показался мне достаточно убедительным, и я все же нашел в себе смелость нетвердым голосом сказать:

– Я вижу мальчика.

Психолог непонимающе приподнял бровь, и мне пришлось расшифровывать:

– Ну, я один его вижу, понимаете? Он для меня, как настоящий, разговаривает со мной, я отвлекаюсь на него, делаю ошибки на работе… Из-за него меня скоро уволят, – закончил я подавленным шепотом.

– Хм, как любопытно, – задумчиво произнес Эльф. – Как я понимаю, детей у вас нет? И вы не женаты?

Я отрицательно покачал головой.

– А как выглядит этот ваш мальчик?

Я тяжело вздохнул.

– А это, доктор, самое интересное… – И, порывшись в кармане брюк, вытащил фотокарточку из обнаруженной намедни папки с документами. – Вот он, в центре слева.

Проклятая карточка оказалась у меня не случайно: на том, чтобы взять ее и показать специалисту, зачем-то изо всех сил, чуть не устроив истерику, настоял ребенок.

***

Порядком намучившийся за это утро с упрямым подопечным, по какой-то причине никак не желавшим взять самую необходимую для излечения вещь, Светозар довольно потер руки. Тут же, в одном из кресел сидел Хранитель Тарасова по имени Варфоломей. Поза его была столь расслабленной и непринужденной, а выражение лица таким спокойным и уверенным, что для сравнения с отдыхающим на берегу моря ему не хватало лишь солнечных очков и коктейля с соломинкой в руке. Рядом с ним несколько осунувшийся Светозар выглядел усталым трудоголиком.

– Ты такой беспечный, – немного удивился Светозар.

– А чего мне за моего хлопчика бояться? Он у меня большой умница, – с улыбкой произнес Варфоломей. – Повезло мне с ним. Давай-ка лучше решать, что с твоим делать. Ваша с Николаем придумка мне понравилась, но здесь важно не потерять контроль и не навредить. Вы с Николашей не слишком опытные… О, а хочешь поднабраться умения – моему посоветовать? Не трусь, он у меня четко слушает голос совести, если что – неудачную идею отметет, да и я буду начеку.

– Правда? Ты мне доверишь? – обрадовался Светозар и обратил взгляд на разговаривающих людей: – Пока, думаю, ему советовать ничего не надо…

– Давай, рули, как знаешь, – одобряюще скрестил Варфоломей руки на груди.

***

Пока психолог разглядывал карточку, я, отвернувшись в сторону, рассказывал:

– Это моя семья в деревне в 87-м году. Мы тогда к бабушке в гости приехали… Мне было пять лет, моему брату семь, мы целыми днями носились, играли в войнушку и в пиратов, родители водили нас на речку и в лес, бабушка пекла вкусные сочники и булочки с малиной…

– Так этот мальчик в полосатом – вы и есть? – Тарасов глянул на меня из-под очков.

– Да. И этого мальчика я теперь постоянно вижу… – Не в силах продолжать, я замолк.

– Хм-м… – Он вновь перевел взгляд на фото. – А расскажите-ка, когда и при каких обстоятельствах вы впервые увидели его?

Я подробно описал события последних восьми дней, не преминув как следует нажаловаться на мешавшего мне в пятницу и на работе мальчишку. Эльф, внимательно слушавший меня, вдруг спросил:

– А сейчас вы его видите?

Оглянувшись по сторонам для верности, я с некоторым изумлением ответил:

– Нет, сейчас не вижу.

Психолог задумчиво потер подбородок.

«Что, не знаешь, что со мной? – злорадно пронеслось у меня в голове. – Так я и думал, что у тебя на стене филькины грамоты висят… А еще очки нацепил! Михаил Григорьевич…»

– Думаю, мне ясно, что с вами происходит. – Эта его фраза была для меня неожиданной: я уже мысленно распекал Славика, заставившего меня сюда прийти.

– Скажите, родители часто критиковали вас?

– Э-эм… Да не чаще, наверное, чем других детей, – растерянно сообщил я.

– Дело в том, что вы, Вячеслав Александрович,– вновь потер он подбородок, – похоже, видите своего Ребенка.

– Ну да, он ребенок, – подтвердил я.

– Нет, не так, – мягко поправил Тарасов. Сняв очки и отложив тетрадь с ручкой, он откинулся на спинку кресла и принялся объяснять:

– Видите ли, психика каждого человека устроена таким образом, что как бы состоит из трех разных частей: Ребенок, Родитель и Взрослый. Взрослый отвечает за логическое мышление, выполнение работы и достижение целей без какого-либо к ним отношения. Он находит наиболее подходящее для конкретных задач решение и действует обычно без пустых рассуждений, выбирая самый оптимальный стиль поведения и обеспечивая организму выживание.

Глотнув воды из стоящего на столе стакана, Эльф продолжил:

– В ведении Ребенка находятся наши сознательные и подсознательные желания и страхи, чувства, эмоции – такие, как гнев, печаль и веселье, с помощью которых он доносит о своих потребностях и степени их удовлетворения, а также способности к творчеству. Он открыт и непосредственен, именно он дарит нам яркие ощущения и удовольствие от жизни, но его поведение надо держать в рамках дозволенного. К этому призван Родитель – серия установок, правил, продиктованных нам в раннем детстве нашими же родителями. Голос любой самокритики – это голос нашего отца, матери или иного взрослого, который растил нас, он заставляет нас считаться с окружающим обществом ради более-менее комфортного существования в социуме. Но порой бывает так, что Родитель слишком сильно критикует Ребенка, буквально давит его и не дает самовыражаться, делая человека постоянным заложником чувства вины и, как следствие, несчастным по жизни. Вы так жалуетесь и нападаете на своего маленького Славика – не кажется ли вам, что вы просто воспроизводите поведение, которое когда-то по отношению к вам позволяли себе ваши родители?